Софья, Вера, Надежда и, разумеется… Любовь!

– Тоня? Какая ишшо Тоня?

– Не Тоня, а Соня! Софья!

– Кофе? А мы не заказывали кофе, нам не надо, мы кофе не пьём. Я уже старая, и сыну тоже не разрешаю кофе, ему для сосудов вредно.

– Гена дома? Мы к нему! – попробовала я зайти с другой стороны.

– А Гена болеет, ему не до вас! – безапелляционно выдала мамашка, и домофон пискнул, отключаясь.

– Ага, заедь ко мне проведать, привези мне мандаринчиков… – буркнула я, набирая Генкин номер. – Скажи своей маме, чтобы открыла домофон! Мы не собираемся вечно стоять на ветру с сумками!

Зная закидоны своей мамаши, покалеченный ни капли не удивился.

– Набери ещё раз, я сейчас сам подойду.

Оказавшись наконец в квартире, моя мамуля рысью ринулась на кухню. Подхватив вторую сумку, тащусь за ней. Ясненько… На плите кастрюля с одинокой сосиской, сиротливо плавающей в остывшей воде, рядом – откинуты на дуршлаг остатки отварных макарон. Калорийность и разнообразие зашкаливает, ага.

Через двадцать минут мы вчетвером сидели за красиво сервированным моей мамой столом. Я порядком проголодалась на работе, потому не стала изображать из себя утончённую барышню, которая в гостях ест как птичка. Генка накинулся на еду так, будто три дня голодал. Его маман с недовольным видом следила практически за каждым рейсом моей вилки от тарелки до рта, параллельно успевая снисходительно колупать свою порцию, подозрительно нюхая чуть ли каждую крошку, прежде чем отправить внутрь. Пережёвывая, неизменно легонько кривилась, будто её заставляют доедать несвежее. Моя же мамуля, казалось, не замечала ничего вокруг, подкладывала Генке кусочки пожирнее и сочувственно охала, расспрашивая о случившемся.

Признаться, это был самый тягостный приём пищи в моей жизни. Я глотала мамины кулинарные шедевры, почти не ощущая вкуса. Когда спустя час мы оказались на улице, я выдохнула с таким облегчением, что мне самой стало совершенно ясно – это был единственный и последний ужин, который я съела в Генкином доме!

***

Приближающееся 8 Марта не сулило мне никаких сюрпризов. На работе поздравим сами себя за полным неимением мужчин в коллективе, дядя Лёша как обычно на праздник отпустит офицера, которому выпало дежурство, потому что у него семья, а холостяку дома всё равно делать нечего. Никакие уговоры из года в год, что мы тоже ждём своего единственного мужчину к праздничному столу, не исправляли принятого дядей раз и навсегда решения.

От Генки и вовсе нечего было ждать никаких подарков, он самозабвенно лелеял на больничном свой «перелом с растяжением», неуклюже таскаясь по квартире на костылях и донимая меня в рабочее время телефонными звонками от скуки. Ещё и требовал, чтобы я чуть не каждый день после работы приезжала его навестить, потому что ему, видите ли, опять захотелось чего-нибудь вкусненького или «витаминок». Травмированного, конечно, было жаль, но когда третий раз на одной неделе я услышала чуть не с порога «Сонька, может, приготовишь чего-нибудь этакого, а то макароны уже надоели» – просто отдала пакет с грушами и безапелляционным тоном сказала:

– Сегодня точно никак, Гена. И завтра, боюсь, тоже. Извини, я очень занята.

– Чем это ты занята? – недовольно пробасил Генка. – Завела себе, что ли, кого-то, пока я тут валяюсь беспомощный?

– Не болтай глупостей. Всё, пока.

Поскольку его маман маячила рядом, слышала сыновние инсинуации и уже распушала свои облезлые перья, чтобы обрушить на меня поток соображений на тему «Какие распутные нынче все бабы стали!», я сочла за лучшее поскорее убраться прочь подобру-поздорову.

Последний рабочий день перед Женским праздником неожиданно расцвёл для нашего небольшого коллектива приятным подарком. Один из постоянных наших читателей внёс в залитый ещё слабым мартовским солнышком холл целое ведёрко разноцветных тюльпанов. Это было так трогательно! Мне достались пять завёрнутых в прозрачную бумагу розовато-жёлтых цветов на коротеньких ножках. Букеты были явно из недорогих, но ведь главное же внимание и искренность. Остаток дня мы проработали на общем подъёме, каждый раз, когда взгляд останавливался на нежных бутонах, весело сиявших в скромной стеклянной банке на краешке кафедры, хотелось улыбаться всем вокруг!

Возле небольшого магазинчика на полпути до дома притормозила до боли знакомая машина, из которой выпорхнула молоденькая козочка в коротенькой норковой шубке и сапожках на высоченных каблучищах. Никогда не понимала, как можно в нашей местности, где коммунальщики не очень-то спешат чистить тротуары после снегопадов, покупать зимнюю обувь на этаких «копытцах». Хотя, если тебя повсюду возит «папик» на личном транспорте, то отчего бы и нет.

– Геночка, не скучай, я мигом! – проворковала козочка в салон, откуда подозрительно знакомым баском раздалось в ответ:

– Оленька, я скучаю по тебе каждую минуту!

Так-то ты лечишь свою ногу на больничном, дорогой? Значит, как подарок к празднику приготовить, так он на костылях и самый больной Карлсон в мире, а как козочек катать – так сперматозавер? Фу, гадость какая… Меня аж передёрнуло. Как ни странно, но даже обидно за себя не было. Только противно. Павиан под сорок с намечающейся лысинкой на видавшей виды иномарке и «свеженькое мяско» с наклеенными ресницами и наращенными ноготками. Прям классика, блин! Вот тебе и «жёлтые тюльпаны, вестники разлуки»… Ну и овощ тебе в помощь, Зелёный, как говорится. А я теперь – свободна! Да, именно так: не одинока, не брошена, не обманута, даже не разведена. Я свободна!

Вдохнув полной грудью лёгкий вечерний холодок, я зашагала дальше. Походка моя стала неожиданно лёгкой, упругой, почти парящей. Плечи сами собой расправились, я даже показалась себе чуть выше ростом. Неужели рядом со мной был настолько «не свой» человек, что эта связь буквально притягивала к земле, придавливала, мешала дышать во всю силу? Неужели так действительно бывает? Ну не ощущала я с Геной тех самых пресловутых бабочек в животе и бьющегося от счастья сердца, как было поначалу с Саней, но ведь не у всех же прям вот такие неземные чувства. И ничего, живут. Порой и всю жизнь живут. А я что же, выходит, из другого теста, что ли? Принца мне подавай? Да уж, как ни крути, а Генка до прЫнца, даже наших провинциальных масштабов, уж точно никак не дотягивал.

Глава 4

Весна в этом году где-то заблудилась. Уже середина марта на календаре, а снег будто бы и не собирается разбегаться робкими ручейками, всё лежит по углам дворов тяжёлыми мрачными кучами, словно намертво свалявшийся мех на воротнике дедова тулупа. Птицы ещё даже не думают заводить свои весёлые трели. Хочется поскорее солнышка поярче, щебета воробьёв в грязных лужах, первых набухших почек на тонких деревцах за окном… Но рано, пока рано. Сибирь только в предвкушении весны. Лениво глядя за окно на бело-серый пейзаж, вспоминаю недавние события.

Моё лёгкое, радостное настроение по случаю освобождения от зашедших в тупик отношений с Генкой не пощадила мама. Поздно вечером, когда дядя Лёша сдал дежурство и заехал нас поздравить с праздником «на скорую руку», она имела неосторожность завести разговор про мою личную жизнь. Я же имела глупость заявить, что личной жизни на данный момент у меня нет. Пока. Временно, разумеется. Блин, и кто только за язык тянул! Тут же началось хватание за сердце, охи и вздохи:

– Софьюшка, так вдруг тебе показалось только? Ты номер машины не спутала?