Согрешить с негодяем

– Моя дорогая, – заговорила Ариэль после паузы, – с сожалением приходится констатировать, что колеса правосудия не всегда катятся прямыми дорогами. Здесь шепнут словцо, там окажут услугу, и, глядишь, правосудие покатилось в другую сторону.

Шарлотта поддакнула:

– Поверь мне, чего только я не насмотрелась за свою жизнь. Шеффилды пойдут на любые низости, лишь бы причинить тебе зло.

В глубине души Кьяра понимала, что они правы. Щеки у нее все еще горели.

– Поверить не могу, к чему вы все меня склоняете.

– Как ученые, мы должны объективно подходить к любой проблеме и с помощью логики пытаться найти приемлемое решение, – заявила Ариэль. – Даже если оно входит в конфликте нашими чувствами и представлениями.

– В теории это, конечно, замечательно. Но вот на практике… – Повисло молчание. Кьяра понимала, что у нее нет аргументов в свою защиту.

– Ну так что? – Кейт требовалась определенность.

«Он опасен», – снова промелькнуло в ее голове.

Но она была готова рискнуть, даже заложить душу дьяволу, лишь бы сын не оказался в лапах родственников мужа.

– Ладно, согласна, – пробормотала Кьяра. – Вы меня убедили. Будем надеяться, что этот маленький эксперимент не выйдет мне боком.

– Зато сезон станет незабываемым! – Улыбка Кейт вдруг исчезла. – Ох черт, мы ведь пропустим самое интересное!

Шарлотта тоже, казалось, огорчилась.

– О Господи, я совсем забыла про нашу поездку. Какая жалость, что мы согласились участвовать в симпозиуме в Университете Сент-Эндрюс.

Кьяра вспомнила, что Кейт с Шарлоттой послезавтра уезжают в Шотландию.

– Предательницы! – воскликнула она. – Сначала втравили меня в историю, а теперь бросаете.

– Для моральной поддержки у тебя будет Ариэль, – с виноватым видом сказала Шарлотта. – И Алессандра, которая в обществе чувствует себя как рыба в воде, не то что мы.

– Все правильно, – поддержала ее Кейт. – Ты прекрасно обойдешься без нас.

Кьяра сердито посмотрела на подруг.

– Хотелось бы в это верить.

Лукас задержался в дверях, наблюдая, как дядя переворачивает страницу в лабораторном журнале и продолжает писать. Может, это была игра света, но ему показалось, что его опекун похудел еще больше.

Громкий скрип пера заглушил шаги. И лишь когда он осторожно покашлял, Генри поднял голову.

– Лукас, какая неожиданность! Рад видеть тебя, мой мальчик. – Он кивнул в сторону буфета. – Налей себе бренди и посиди у камина, если не торопишься.

Лукас взял два стакана.

– Тебе налить?

– Может, немного хереса? Доктора взяли с меня клятву, что я вообще перестану выпивать. Но невозможно жить без маленьких поблажек себе.

– Знать об этом ничего не хочу, – сухо заявил Лукас.

В ответ дядя тихо засмеялся:

– Что-то новенькое.

– Да. И к черту все! – Ему хотелось, чтобы дядя громко расхохотался. Подав ему стакан, он чокнулся с ним.

– Мы что-нибудь отмечаем? – В голосе дяди слышались нотки радостного ожидания, что только укрепило желание Лукаса не разочаровывать его.

– Пока нет, – признался он. – Но у меня есть основания полагать, что мы близки к этому. – Сдвинув стопку книг по ботанике, Лукас присел на угол письменного стола. – Леди Шеффилд что твой английский шиповник – выносливая, гибкая и такая колючая, что отбивает всякое желание прикоснуться к ней.

– Леди удержала тебя на расстоянии вытянутой руки? – Генри удивленно приподнял бровь. – Такого не случалось, наверное, со времен, когда ты посещал школу и был прыщавым и тощим как щепка.

Лукас смущенно поерзал. Неужели он уже тогда гонялся за юбками? Может, теперь возраст дает о себе знать? Еще немного, и ему стукнет тридцать.

– При всей моей скромности, у меня не сложилось впечатления, что я ей не понравился. Мне показалось, что она вообще избегает мужчин.

– И не без оснований, – задумался дядя. – Я слышал, что Шеффилд был горьким пьяницей и распускал руки.

Из проведенного расследования у Лукаса сложилось такое же впечатление. Родители леди – богатый баронет и его амбициозная жена – решили обменять большое приданое на высокий титул. А потом бросили дочь платить реальную цену за этот брак.

– Она красивая? – спросил Генри.

– Очень, – подумав, ответил Лукас.

Генри печально улыбнулся:

– Умна и красива. Весьма редкое сочетание.

Лукасу вдруг стало не по себе, когда он подумал, что за все годы, которые он прожил у дяди, ему ни разу не пришло в голову поинтересоваться, почему тот не женился. Отойдя к буфету, Лукас снова наполнил свой стакан.

– Тебе никогда не хотелось привести жену в дом?

– Ах, работа – это такая ревнивая любовница, – засмеялся дядя как-то неискренно.

Лукас отвел глаза, бренди жег глотку. Только эгоистичный пьянчуга мог вести себя с дядей так, как вел себя он. Генри всегда был рядом, готовый выслушать его, разделить с ним и радости, и печали. И никогда не просил ничего взамен.

Молодость эгоистична по определению, попытался успокоить себя Лукас. Правда, такая банальность не делала чувство вины менее острым.

– Я понимаю, занятие наукой приносит известное удовлетворение, – сказал он. – Но ты же хоть иногда отрывался от книг.

Какое-то время Генри молчал.

– У меня была девушка. Когда-то давным-давно. – Он разглядывал херес в своем стакане. – Мы познакомились на лекции. Профессор из Оксфорда читал скучно, а я вертелся по сторонам. – И тут мы встретились глазами и скорчили друг другу рожи. Потом, когда все закончилось, я повел ее к Понтеру, где мы обнаружили, что оба любим клубничное мороженое и ботанику.

– Ты ею увлекся? – осторожно спросил Лукас.

– Страстно. – Генри слегка улыбнулся. – Хотя ты представить себе не можешь, что меня могут интересовать не только чернила с бумагой. – Он вздохнул. – Ее звали Элизабет. Элизабет Спраг. Ее отец преподавал философию в Мертоновском колледже Оксфорда.

– И?…

– К сожалению, она оказалась хрупкой, как какая-нибудь старинная рукопись, которые ей нравилось изучать. Через полгода после нашего знакомства она умерла от чахотки.