Сокровище тамплиеров

Убрав остатки еды, рыцарь прислонился к стене и стиснул зубы, борясь со внезапно нахлынувшей жалостью к себе. Он никогда не замечал за собой склонности к такому чувству, никогда не поощрял его в других и сейчас сопротивлялся изо всех сил. Возможно, хандра была вызвана действием снадобья Морэя, что бы его друг туда ни намешал. Синклер знал: надо что-то предпринять, иначе его ждёт гибель, но не мог справиться с ощущением своей жалкой беззащитности и полного одиночества. Впрочем, рыцарь упорно твердил себе, что, пусть и раненный, он жив и не собирается сдаваться и отказываться от борьбы просто потому, что остался один. Укрепившись в этом решении, Синклер снова выпрямился и оглядел своё убогое пристанище со скудными припасами — вдруг что-нибудь наведёт его на нужную мысль.

Он обнаружил, что волокуша, или носилки, на которых его тащили, изготовлены из пары копий, скреплённых короткой поперечиной, придававшей хрупкому с виду приспособлению некоторую прочность и поддерживавшей во время движения голову раненого. Алек разрезал ремённые узлы, отделив копья от поперечины и плетёной сети. Два копья ему, однорукому, были ни к чему, но одно могло пригодиться как в качестве посоха, так и в качестве оружия. Храмовник понятия не имел, куда подевался его меч. Впрочем, он задумался об этом лишь на мгновение, отчётливо понимая: он всё равно не смог бы как следует орудовать мечом.

Заключённая в жёсткий каркас, его повреждённая рука совершенно не гнулась. Синклер внимательно рассмотрел концы стальных болтов вокруг своего запястья и принялся мастерить перевязь с помощью здоровой руки и зубов, сперва вырезав из плетёного днища волокуши длинный ремень. Затягивать узлы было непросто, но упорство и терпение одержали верх, и, чертыхаясь себе под нос, Синклер исхитрился-таки накинуть большую петлю себе на шею, а в маленькую просунуть руку в лубке. Это было не слишком удобно, ремень врезался в шею и мышцы плеча, зато рука не болталась и не оттягивала свинцовым грузом плечо.

Синклер не мог надивиться, как трудно, оказывается, выполнять одной рукой даже несложную на первый взгляд работу. Вроде бы чего уж проще — снять с крюка ремень с ножнами и опоясаться. Но в действительности это оказалось настоящим испытанием, справиться с которым ему удалось лишь с восьмой попытки ценой больших усилий, когда он ухватил пояс зубами и очень осторожно пропустил другой конец сквозь пряжку.

После того как пояс был надёжно затянут, Синклер отдышался и принялся укладывать в дорогу припасы, что оказалось ничуть не проще. Например, чтобы подвесить на пересекающую грудь портупею мешки с водой и едой, ему пришлось снимать с таким трудом прилаженную лямку для руки, а потом надевать снова. Он был бы рад обойтись без этого, но иначе оказалось невозможным подвесить мешки так, чтобы они находились под левой рукой.

Наконец, в последний раз окинув взглядом заметённую песком пещеру, тамплиер взял копьё и осторожно направился к выходу. Ближе к устью пещеры песка было больше всего, вход сделался втрое меньше, и, чтобы выбраться, Синклеру пришлось пригнуться. Очутившись снаружи, он прищурился, потому что его внезапно ослепило яркое солнце.

Они с Морэем добрались до этого укрытия в темноте, но луна тогда давала достаточно света, чтобы можно было найти путь среди валунов и дюн. Однако сейчас Синклер с нарастающей тревогой тщетно обводил взглядом окрестности, пытаясь увидеть хоть какие-то знакомые очертания. Повсюду, куда ни глянь, волнами лежал песок. Песок, один безжизненный песок.

Солнце уже проделало половину пути вверх по небосводу, но с тем же успехом, как подумалось Алеку, могло проделать и полпути вниз, потому что он понятия не имел, в какую сторону двигаться. Когда Лаклан затаскивал его в пещеру, Синклер не обращал внимания на окружающее и теперь был подавлен собственным невежеством. Но, не поддавшись отчаянию, рыцарь начал убеждать себя, что всё не так уж плохо.

«Сам подумай, — твердил он себе. — Ты жив, ты сыт, ты напился, у тебя есть и еда и вода, ты можешь продолжать путь. Твоя боль не сильнее зубной. Слава богу, у тебя даже имеется оружие, которое одновременно служит тебе посохом. Так что перестань ныть, как заблудившийся маленький мальчик, и ступай вперёд!»

Однако он оставался на месте, не имея ни малейшего представления, в какую сторону идти.

Самое худшее заключалось в том, что у Синклера даже не было возможности пуститься на поиски своего друга Лаклана, который так много для него сделал. Морэй мог находиться где угодно: мог укрываться в милях отсюда в какой-нибудь расщелине в камнях или с подветренной стороны дюны, а мог — задохнувшийся, погребённый под дрейфующим песком — лежать мёртвым в нескольких шагах от этой пещеры.

Подступившее отчаяние победило чувство самосохранения, и Синклер, больше не тревожась, что его услышит какой-нибудь чужак, поднёс ко рту руку и во всё горло выкрикнул имя Лаклана. Потом замер и внимательно прислушался, ожидая услышать ответ из безмолвных просторов пустыни.

Повторив попытку четырежды, выкрикнув имя друга на все четыре стороны света, Синклер с горечью смирился с бесполезностью этих криков. Он глубоко вдохнул, стиснул зубы и решительно, не оглядываясь, увязая по щиколотку в песке, двинулся туда, куда направляла его судьба. За ним тянулся отчётливый глубокий след, и Синклер пытался утешиться, убеждая себя, что Лаклан Морэй отыщет этот след и пойдёт за ним.

* * *

Вскоре Синклер понял, что светило всё же поднимается по небосклону, а не катится вниз: чем дальше он шёл, осторожно выбирая путь, тем выше становилось солнце, пока наконец не оказалось прямо над головой. Он подумывал было сделать привал, чтобы поесть и попить. Но сейчас перед ним лежал длинный, ровный участок пустыни, и, вспомнив, каково было управляться одной рукой с бурдюком, рыцарь решил пройти ещё немного, в надежде найти место, где можно будет на что-нибудь присесть. Он слегка изменил направление, двинувшись в сторону видневшегося впереди и чуть справа возвышения. Вскоре идти стало труднее, и, хотя Синклер не замечал подъёма, он понял, что движется вверх.

Спустя некоторое время он был уже на полпути к вершине длинной, пологой дюны. Там рыцарь, у которого начало сводить бёдра и плечи, остановился, чтобы размяться.

Стоя прямо и глядя на далёкий горизонт, он вдруг краешком глаза уловил мимолётное движение справа. Синклер развернулся в ту сторону, но увидел лишь голый гладкий песок да некрутую дюну, тянувшуюся оттуда, откуда он пришёл. Алек долго, прищурившись, всматривался в её склон, разглядывая каждый дюйм. Он уже собирался бросить это дело, когда наверху снова что-то шевельнулось... И снова он лишь мимолётно уловил быстрое движение.

Пальцы храмовника сжались на древке копья. Он решительно зашагал вверх, чувствуя, как подъём отнимает остатки сил. Но он был исполнен решимости выяснить, что же там шевелится. Ясно было, что это какое-то небольшое животное, возможно, съедобное, — значит, стоит попытаться его найти.

Несколько минут спустя он снова заметил движение, но на сей раз сумел точно засечь направление. Присмотревшись как следует, Синклер понял, в чём дело и в чём его ошибка. Он просто не сразу разобрался, где кончается подъём. То, что он заметил, оказалось ухом коня, который стоял сразу за вершиной дюны по другую её сторону. Когда конь опускал голову, ухо исчезало из виду, а когда поднимал, появлялось снова. Теперь рыцарь увидел всю голову животного целиком — она была необычной бледно-золотистой масти и почти сливалась с песком.

Конь вновь опустил голову, и Синклер замер, подобравшись, подняв копьё. Если в таком безжизненном месте появляется конь, скорее всего, где-то рядом должен находиться и всадник.

Выждав несколько мгновений и решив, что ему всё же не угрожает опасность, Синклер медленно, дюйм за дюймом, двинулся вперёд и наконец заглянул за гребень песчаного бархана.

При виде человека скакун шарахнулся, но Синклер не обратил на это внимания. Он не сводил глаз с песчаной площадки, прикрытой от наносов вершиной бархана, и с маленького треугольника зелёно-белой ткани, видневшегося на самом её краю.