Сокровище тамплиеров

— Я знаю, вы восхищаетесь нашими врагами, но разве обязательно одобрять всё, что они делают? Чем, скажите на милость, можно оправдать убийство сотен лошадей?

— Одобрения заслуживает всё, что способствует достижению поставленных целей. Покажи-ка своё запястье. Ты способен держать меч?

— Я могу держать всё, что потребуется. И запястье, и ладонь в полном порядке. А вот бессмысленное избиение животных меня бесит.

— Ха! Андре, ты думаешь об этом как всадник, имеющий слабость к прекрасным животным. Наверное, сарацины, когда мы целимся в их скакунов, испытывают те же самые чувства. Но взгляни на это с практической точки зрения. То, чем занимаются враги, имеет смысл. Наши рыцари стали для сарацин более грозным противником, чем были пять лет назад, при Хаттине, ибо теперь наши доспехи — и кольчуги, и латы — гораздо лучше. Стрелы мусульман больше не пробивают нашу броню, свидетельством чему может служить твоя перчатка, а по сравнению с нашими могучими боевыми скакунами кони противника выглядят детскими лошадками. Некоторые наши жеребцы в четыре, а то и в пять раз крупнее сарацинских, они сами по себе являются военной силой, ибо обучены разить окованными сталью копытами всякого, кто к ним приблизится. Поэтому, когда наши рыцари выстраиваются в плотный боевой порядок, колено к колену, никто и ничто не в силах противостоять нашей атаке. В этом наша сила, и, когда она используется должным образом, сарацины не могут (во всяком случае, до сих пор не могли) с нею совладать. Но боюсь, что сейчас они наконец уразумели: в нашей величайшей силе кроется и наша величайшая слабость. Коней, которых мы доставили сюда морем, нельзя заменить. Каждый из них стоит вдесятеро больше золота, чем весит, ведь доставка сюда нового скакуна обойдётся ещё дороже. И с утратой каждого коня один из рыцарей превращается в пехотинца, даже хуже: в пустыне, на жаре, невозможно как следует сражаться в пешем строю в рыцарских доспехах и с рыцарским вооружением. Вот почему избранная сарацинами тактика логически безупречна. Убивая наших коней, они стремятся лишить нас способности сражаться, тем самым обеспечив себе победу.

С самого начала речи Алека Сен-Клер сидел, напряжённо выпрямившись, со слегка приоткрытым ртом. Его блуждающий взгляд говорил о том, что Андре прекрасно понимает доводы кузена.

— Ты бы чуток расслабился, — произнёс Алек. — Наши виды на будущее не так прискорбны, как ты, похоже, думаешь... Кстати, когда мы виделись в прошлый раз, я оставил тебе наполовину полный бурдюк с вином. Надеюсь, ты не выдул всё до капли?

Андре потряс головой, словно очнувшись ото сна.

— Вино? Нет, оно осталось. Я редко пью в одиночку. Хотите выпить?

— Нет, что ты. Я спрашиваю из чистого любопытства — вдруг ты собрался хранить его до тех пор, пока оно не высохнет на этой жаре. Конечно хочу, ещё бы! Где оно?

— Сейчас.

Сен-Клер нырнул в палатку и вернулся с винным мехом, который бросил кузену. Алек, поймав бурдюк, недоверчиво повертел его в руках.

— Похоже, ты и вправду не выпил ни капли.

— Да, и скажите за это спасибо, не то мы не смогли бы насладиться им сейчас.

Сен-Клер снова сел и стал смотреть, как Алек, высоко подняв бурдюк, направил струю вина себе в рот. При этом не пролилось ни капли.

— Вы сказали, что наши виды на будущее не столь прискорбны, как может показаться. Что вы имели в виду?

Синклер вытер рот тыльной стороной ладони и отбросил винный мех.

— Я имел в виду: теперь мы знаем, что у них на уме. И это уже является нашей защитой. Начиная с завтрашнего дня мусульмане больше не смогут так легко совершать набеги и убивать лошадей, пасущихся вокруг наших стоянок. Им нужно будет проникнуть на тщательно охраняемые пастбища, выбранные с тем расчётом, чтобы на них нелегко было совершить налёт. Могу точно сказать: может, кому-то и удастся пробраться туда, где будут теперь содержаться наши кони, но вот выбраться оттуда живыми смогут лишь немногие. К тому времени, как завтра мы разобьём лагерь, каждый узнает о новых распоряжениях и примет соответствующие меры. Мы уже подобрали разведчиков и дали им указания, и завтра утром они по двое, по трое отправятся впереди своих отрядов, чтобы найти подходящие пастбища.

— Сколько лошадей мы потеряли с начала кампании?

— На сей счёт есть разные мнения. Де Труайя считает, что около тысячи, но он вообще склонен видеть всё в мрачном свете. Полагаю, он преувеличивает. Наверное, число погибших коней составит полтысячи плюс-минус несколько дюжин.

— Значит, сотен пять или шесть. Большой табун лошадей... Это даст много конины, учитывая нехватку у нас свежего мяса. Правда, на такой жаре мясо слишком быстро портится.

— О, съедают его ещё быстрее. Некоторые рыцари начали приторговывать кониной, и дело уже дошло до свар, но Ричард выпустил указ, гласящий, что каждому рыцарю, который пожертвует людям мясо своей убитой лошади, стоимость лошади будет полностью возмещена.

— Сладчайший Иисус! Это должно недёшево обойтись!

— Несомненно, зато этот приказ покончил с торговлей, которая грозила разрастись до безобразных размеров. Но сейчас, слава богу, мяса хватает, и уцелевшие кони останутся в живых.

— Ну, с фуражом и водой дела обстоят лучше. Я заметил, что растительность вокруг нас становится всё более пышной и зелёной.

— Да, а когда мы обогнём гору Кармель и выйдем на равнину Шарон, она станет ещё и сочной — в тех местах много воды. Тамошние болотистые земли просто кишат живностью, всевозможной дичью и огромными хищниками. Там водятся львы величиной с лошадь и леопарды гигантских размеров. Мне уже довелось однажды побывать там, задолго до Хаттина, когда королевство процветало и было райской землёй. Тогда-то я и посетил Арсуф.

— Вы видели львов?

В голосе Андре прозвучало благоговение, и Синклер рассмеялся.

— Было дело. Одного я не забуду до самой могилы — чудовищного самца в полном расцвете сил, с огромной чёрной гривой. Прежде чем я увидел зверя, я услышал его рёв, такой жуткий, что меня пробрал озноб. Я повидал там удивительных зверей, каких большинство людей и вообразить себе не может. Огромных птиц, не умеющих летать, зато способных перегнать лошадь, прекрасных больших кошек, бегающих даже быстрее этих птиц, — их считают самыми быстрыми зверями на земле. А ещё — странных и гадких животных, именуемых гиенами. Они крадутся в ночи и пожирают трупы. У гиен такие мощные челюсти, что, если они сожмут зубами голову взрослого человека, череп его треснет, словно яйцо. Уверяю, ты ещё увидишь множество гиен, они там кишмя кишат, даже днём. А пока война в изобилии поставляет им людские и конские трупы, гиены жируют и процветают.

Несколько младших командиров из отряда Андре собрались вокруг, с горящими глазами слушая увлекательный рассказ. Взглянув на самого высокого из них, Сен-Клер ухмыльнулся.

— Ну, как тебе это нравится, Кабан? Болота, изобилие воды и всё такое. Трудно поверить.

— Хотите верьте, хотите нет, — продолжал Алек, — да только всё это правда. Но не думайте, будто тамошняя водица подойдёт вам для купания. Кто-нибудь знает, что за твари крокодилы?

Андре покачал головой, но вояка по прозвищу Кабан слегка поднял руку.

— Кажется, я о них слышал. Они смахивают на здоровенных ящериц.

— Верно. Гигантские ящерицы длиной больше двух человек, с зубами в палец и челюстями с руку, способными перекусить человека пополам. Не знаю уж, правда ли это, но мне рассказывали, будто крокодилы не могут опорожняться, как остальные живые существа. Заглотив добычу — животное или человека, — они лежат на мелководье, как брёвна, пока её не переварят. А в это время другие гады, ящерицы и змеи, залезают им в пасть и поедают остатки пищи в их желудках. Получается, что пожранного крокодилом человека поедают дважды. Так что будьте внимательны у воды, друзья.

— Хватит, кузен, после таких рассказов мои люди не смогут спать. Пойдёмте, Алек, я провожу вас в вашу палатку. А остальные готовьтесь ко сну: я вернусь как раз к комендантскому часу.

* * *

Ещё пять дней армия медленно, но неуклонно двигалась вперёд. Под конец набеги вражеских всадников почти прекратились, и франки привыкли к виду длинных заводей и странных, экзотических тварей, повсюду попадавшихся на глаза. Воинский дух и дисциплина в большинстве отрядов были на высоте, цо с каждым днём в душах людей росло неопределённое предчувствие, а вместе с ним ширились слухи, толки и пересуды.

Саладин собирает свои войска, чтобы атаковать христиан на марше...

Саладин собрал свои войска в лесах вокруг города Арсуфа, куда направляются франки, и по их приближении собирается разжечь лесной пожар...

Саладин созвал стрелков со всех концов своих владений и привёз целые повозки стрел — столько, что даже ураганный обстрел под Хаттином может показаться ерундой. Он собирается покончить с наступающими франками ливнем стрел...

Никто не знал, правдивы ли эти слухи, но христиане повсюду видели сарацинских всадников, которые кружили, сопровождая походную колонну, но держась вне пределов досягаемости луков и арбалетов.