Соль чужбины

— Я постараюсь телеграфно, господа генералы, чтобы не очень задерживать вас, — сказал Николай Августович. В руках у него, точно у фокусника, неизвестно откуда появилась пачка одинаковой величины листочков. — Итак, прежде всего Бурцев слетал в Берлин.

— Ого! Берлинская версия! — не скрыл торжества Шатилов.

— Точно так... И вернулся с огромным списком похитителей. Все, конечно, большевики. Это произошло в день, когда французское министерство иностранных дел выпустило особое коммюнике: «Советское правительство напрасно обижается, его и не думали обвинять, похитителей ищут среди граждан разных национальностей». Афронт?! Но Бурцев добился приема у Перрье. Его допросили. Он заявил: «Как журналист я занимаюсь расследованием с первого дня и берусь доказать обвинение против имеющегося у меня списка лиц, который готов немедля опубликовать, если мои информаторы разрешат». Перрье убеждал Бурцева в необходимости проявлять терпение и опубликовать списки преступников лишь после полной уверенности. Он не очень поверил Бурцеву и отослал его к следователю Деладе, который ведет это дело... Якобы в записной книжке Кутепова Бурцев нашел рядом с фамилиями Попова и Роберти пометку — второй «Трест» — и кинулся доказывать это, но доказательств не нашел. Им немедленно выдвигается следующая версия. Появляется сообщение: Кутепов отравлен. Вскоре второе сообщение: Кутепов похищен при помощи авто, отравлен наркотиками, а труп как дипломатический багаж отправлен через Данциг в Москву, где сожжен в крематории, в присутствии членов Политбюро. Доказательства приведены весьма слабые — пока, мол, до конца расследования открыться невозможно. О чем же все-таки говорил Бурцев? Одурманенный Кутепов сел в машину добровольно. Он — раненный в грудь — не мог перенести наркоза, что подтвердил и профессор Алексинский. Кутепов давно находился в конспиративных отношениях с представителями Красной Армии. Среди них были и агенты ГПУ, похитившие генерала. Попутно Бурцев обвинил чуть не весь штаб РОВСа, особенно Зайцева, которого вызвал на очную ставку с шоферами трех автомобилей. Зайцев уклонился, ссылаясь на запрещение командования. Бурцев публикует фотографию малолетнего сына Кутепова с трогательной подписью: «Верните мне папу». Между тем выдается и третья версия: похищение осуществлено под руководством Детердинга и двух-трех великих князей. Почему? Доказательства обещаны в ближайшие недели.

— Н-н-нда, — развел руками Шатилов. — Постарел наш главный российский разоблачитель. Был я у него как-то в отеле «Пантеон». Две клетушки — жалкая картина! Но у самого еще вполне респектабельный вид: седые волосы зачесаны назад, усы, бородка клинышком, рубаха с черным галстуком, жилет, две ручки в кармане пиджака. Хоть куда! Прошу прощения, полковник: увлекся.

— У вас еще много? — спросил Миллер.

— Достаточно, но я купирую. Итак, читатели ждут доказательств, читатели требуют. Бурцев вынужден заявить: «Я могу сказать, дело Кутепова раскрыто. Но я дал слово молчать и буду молчать, невзирая на клевету РОВСа и правых кругов». А вскоре — называется имя. Главный похититель — Андрей Фихнер, обрусевший немец, второй секретарь берлинского торгпредства. Резидент ОГПУ в Центральной Европе! С помощью подручных он и похитил Кутепова.

— Но ведь не в Берлине же, в Париже?

— Это не уточняется. Фихнер, бежавший из Европы, дал разрешение назвать свое имя. Более того, он сам пишет книгу, где названы все похитители. Если Фихнер не сделает этого, Бурцев опубликует все сам.

— Бред какой-то, господа! Полный!

— С этим согласно и советское посольство. Оно выступило с опровержением: Фихнер действительно был вторым секретарем в Берлине в двадцать четвертом и пятом годах. С двадцать девятого года — первый секретарь посольства в Ковно. За это время никуда не выезжал и лишь теперь находится на отдыхе в Советском Союзе. Ничуть не смущаясь обвинением в диффамации, Бурцев называет еще фамилию — Евгений Думбадзе. Это якобы один из невозвращенцев. С Фихнером ехал в одном купе восемнадцатого ноября двадцать девятого года из Парижа в Берлин. Неожиданно дверь раскрылась, и в купе вошел... Кутепов. Ночь они провели за тихим разговором. В одиннадцать утра генерал вышел на станции Шарлоттенбург.

— И Шекспир не придумал бы лучше! Не хватит ли, господин полковник? — не выдержал и терпеливый Абрамов.

— Только еще одно высказывание нашего «разоблачителя», господа генералы. Бурцев пишет: «Как и раньше... я хожу по Парижу и днем с фонарем в руках отыскиваю хоть кого-нибудь, кто мог бы бороться с большевиками... кто действительно хотел бы разоблачить похищение Кутепова». Он полностью расписался в своем бессилии.

— С этого следовало бы начать, — добавил Штейфон. — И времени терять не стоило. Тем более что, насколько мне известно, ныне Бурцев всецело увлечен великосветским процессом в Париже. Графиня Елизавета Шувалова предъявила иск своему управляющему Шейдеману. Он растратил деньги доверительницы. Предстоит шумный процесс. Это уже заслоняет дело Кутепова. К нему теряется интерес даже в военных кругах.

«Как бы не так, — подумал Монкевиц. — Про миллион ни один не забыл».

— Не исключаю, не исключаю!.. — снова встал Евгений Карлович Миллер. — Однако полагаю, мы обязаны доложить последние сведения об исчезновении Кутепова, полученные по нашим каналам. Это, собственно, версия Знаменского и «Внутренней линии», которую абсолютно не разделяет, правда, полковник Монкевиц. Поэтому я сам доложу ее высокому собранию. Полагаю, могу начать?

— Просим! Просим! — раздались голоса. — Ждем! Слушаем, Евгений Карлович!

Монкевиц подобрался, насторожился, готовый опровергать любое положение своего нового шефа, несмотря на то, что у них уже складывались хорошие отношения. Этого требовали обстановка и его новое положение. Миллер же вообще не любил служебных перестановок, у него не было своих людей, которых следовало определить в ближайшее окружение РОВСа.. Он привык опираться на уже сложившиеся, сработавшиеся группы.

— Итак, суммируем все сказанное в этих стенах, — придавая голосу значительность и некоторую даже таинственность, начал Миллер. — Нет ни одного свидетеля, видевшего Кутепова в Париже. Ни его, ни его двойника. Ни живым, ни мертвым, ни одного, ни в компании с какой-нибудь загадочной красавицей. Следовательно. .. — акцентируя свои слова, Евгений Карлович погрозил кому-то пальцем и поднял глаза к потолку. И повторил громче, как безапелляционный вывод: — Следовательно, его нет в Париже. Помните, еще в первые дни имелись свидетельства о двух авто, из которых большее — зеленое. Мы сосредоточились на авто, полагая, что именно они и везли куда-то Кутепова. И получили интересную картину. Вот ряд донесений. Агент Сафронов докладывает: два авто проехали по Русселе к дому Инвалидов по Версальской авеню и скрылись через ворота Сан Клу. Далее... В одном из гаражей предместья коллегой Сафронова обнаружен зеленый лимузин, который собирались перекрасить. Осмотр показал, что обшивка изнутри порвана: вероятно, шла борьба. Железнодорожник, доставленный в гараж, узнал зеленое авто: оно останавливалось у переезда в Трувилль. — Он перешел к карте Франции, отдернул занавеску. — Вот данные полиции, опубликованные в прессе. Зеленое авто и красное такси — его появление, признаюсь, и для меня неожиданно, откуда и когда оно появилось? — были замечены в местечке Эвре в одиннадцать утра. В полдень — в Ривьер Тибу вилл ь. Через час сторожиха магазина видела обе машины в Понт л’Эвеке. В два пополудни мэр города замечает их в Бонвилле. Прошу проследить за движением этих машин: Париж — Эвре — Ривьер Тибувилль — Понт л’Эвек — и, наконец, Бонвилль. Дальше лишь путь на Трувилль и вдоль морского берега. Только так! Сафронов выезжает на место и, представьте, вскоре находит свидетелей. Около четырех пополудни они видели машины на пустынной дороге, ведущей к пляжу. Правда, быстро темнеет, и свидетели путаются в определении цвета автомобилей. Но что важно? Их ждала лодка! И тут полиция, конечно, теряет след. Деладе, полицейский следователь, приехавший позднее, обнаруживает отличное место: широкий пляж, глубина у берега около шестидесяти сантиметров — для причаливания большой лодки вполне пригодно.

— Зеленое авто превращается в зеленую лодку? — недоверчиво спросил Шатилов. — Давайте начнем искать лодку.

— Вы напрасно иронизируете, генерал. Я доказываю, Кутепова нет в Париже. Ни живого, ни мертвого. Он уехал. Либо его увезли пароходом.

— Каким пароходом? Куда и зачем? Где стоял этот пароход? Видел ли его хоть кто-нибудь? — раздались новые вопросы генералов.

— Куда и зачем увезли Кутепова, я не знаю. В Берлин, в Москву, в Парагвай! — повысил голос Миллер. — Это и предстоит нам узнать.

— Что же! Давайте искать и пароходы, — безнадежно сказал Абрамов.

Миллер сел. Воцарилась минутная пауза. Руководители РОВСа смотрели друг на друга растерянно: новая версия перекрывала почти все предыдущие.

— Мы знаем, что мы ничего не знаем, — сказал, как отрубил, долго молчавший генерал Эрдели. — У меня кончается терпение, господа.

— У всех довольно складные версии, это и настораживает, — добавил Лукомский. — Версии правдоподобные, но взаимоисключающие. Я не верю ни одной!

— Интересно все же подробнее узнать о ваших расхождениях с полковником Монкевицем. В чем они? Дайте ему слово, Евгений Карлович, — предложил Штейфон.

— Говорите же, Николай Августович, — неохотно приказал Миллер.

— Благодарю, — Монкевиц чуть заметно поклонился. — Дело, как вы изволили заметить, весьма запутанное, а обилие различных версий и рождает противодействие им. Истина, видимо, в стороне. Вот лишь несколько номеров газеты «Сегодня». Разрешите коротко. Так... «Новая сенсация в деле Кутепова», содержащая массу невероятных подробностей. Названы известный парфюмер Франсуа Коти, редактор газеты «Актюалите» Филипп Маркс... Перехвачен подозрительный телефонный разговор... упомянут роскошный особняк на авеню Рафаэль, принадлежащий явно подставному лицу. И автомобиль «Делаж», в который сел Кутепов, выйдя ночью из особняка. Каков вывод? Генерал уехал в Италию, где живет по подложному паспорту? Никаких доказательств! Нам просто предлагают поверить в эту версию, рассчитанную на простаков... Или вот еще. Тут «откровение» одного из заключенных в тюрьме Френ. Он знает тайну Кутепова. Начальника РОВСа свезли на виллу Фонтенбло и там после допроса задушили. Тут есть и доля правдоподобия: вилла с зелеными ставнями — как авто, заметьте! — принадлежит художнику Луи Миллеру. Никто такого не знает.

А когда этого заключенного, профессионального налетчика, спросили, почему он не захотел миллионной премии за «тайну» Кутепова, он ответил, что у бандитов, видите ли, кодекс чести. Виллу Фонтенбло вообще не нашли. Зато нашли двух новых, очень осведомленных свидетелей. Я добился беседы с ними, но это все пустое. Первый — шофер Газольс — привез в больницу на рю Удино какого-то иностранца, видел, как ажан сел радом с шофером второй машины. Кутепова он не видел. Вторая свидетельница — консьержка соседнего дома Бадер видела наручники на том, кого вталкивали в большое авто. Я задал ей вопрос об ажане. Она стала путаться и менять свои показания. Это не свидетели, господа! Подобное же отношение у меня и к «нормандской» версии: ни наши люди, ни французские полицейские не оказались здесь на высоте. Много недоработок, много неперепроверенных предложений — тумана, одним словом.

— Так что же вы предлагаете, полковник? — напористо спросил Шатилов.

— Миллион — это много, господа генералы. Прошу прощения за откровенность. Пусть она не покажется обидной. Если мы хотим получить миллион франков, необходимо прежде всего прекратить собственные разработки и объединиться. Часть миллиона — меньше целого, конечно. Зато шансов у нас будет больше, господа. Я за объединение усилий всех. И пусть никого это не обижает. Время еще не упущено!

— Что ж! — сказал Штейфон. — Браво, полковник!