Соль чужбины
Шрифт:
Началась русско-японская война. Кирилл и Борис прославляются... фантастическими кутежами. Однажды Борис, оскорбленный замечанием генерала Куропаткина, командующего русской армией, выхватил саблю и оцарапал Куропаткину нос. Дело с трудом замяли. Начало января 1904 года Кирилл, произведенный в капитаны второго ранга, встретил на «Петропавловске» — прикомандированным к штабу известного флотоводца и ученого, адмирала Макарова. В один из первых дней службы адмирал сказал Кириллу — так, чтобы слышали и другие, находящиеся на мостике: «На берегу вы — великий князь, здесь — офицер. А я командующий эскадрой. Прошу учесть и хорошо запомнить».
После гибели «Петропавловска» Кирилл спасся в числе немногих. Он выплыл и кричал: «Я — великий князь! Спасите! Спасите, и вам хорошо
В ноябре 1908 года, под влиянием честолюбивой матушки (в этом смысле она ничуть не уступала его будущей жене), Кирилл уже вновь во флигель-адъютантах. На следующий год он — старший офицер крейсера «Олег». Вольнослушателем оканчивает Николаевскую морскую академию и с января 1914 года вступает в командование крейсером «Олег». В память войны и словно в насмешку над тысячами погибших героев его награждают Золотым оружием и серебряной медалью.
На фотографии тех лет — молодой, вполне знающий себе цену человек. Холодное, продолговатое лицо с тонким прямым носом и слегка оттопыренными ушами, боковой пробор по ниточке, надменный взгляд, небольшие усики. И при этом что-то легкомысленное, несерьезное во всем облике. От человека, запечатленного на фотографии, можно ждать любого поступка, от великого до смешного. Чему тут удивляться? Кузен Николая II, шафер на его свадьбе. Поехал в гости к брату императрицы Эрнсту Людвигу и — опять скандальное происшествие! — отбил у него жену Викторию, дочь герцога Саксен-Кобург-Готского, в браке — великую герцогиню Гессен-Дармштадтскую. В семействе Романовых переполох. Императрица и император в гневе: женитьба без разрешения! Кирилл выдворяется из России на три года. От счастливого брака у него рождаются две дочки: Мария — в 1907 году, Кира — в 1909-м и долгожданный сын Владимир — в семнадцатом, еще до революции. В мировую войну прощенный Кирилл вступает контр-адмиралом.
Февраль Кирилл встречает в необычной для члена великокняжеского семейства и командира гвардейского флотского экипажа роли. Он поднимает красный флаг над дворцом, приказывает прикрепить к груди каждого офицера и матроса по пышному красному банту и, встав во главе колонны, ведет ее к Таврическому дворцу — -присягать Родзянке на верность Думе (этот опрометчивый шаг, продиктованный легкомыслием, большая часть монархической верхушки не простит ему никогда). Уже в казармах гвардейского экипажа, по воспоминаниям очевидцев, великого князя вновь подхватывает «революционная волна». Вероятно, боясь лишиться командной должности, он забирается на табурет, окруженный толпой матросов. Зачитывается послужной список «гражданина Романова». Кирилл с табурета обращается к подчиненным! «Мне безразлично, в каком чине и на какой должности я останусь, хотя бы и командиром роты, но только прошу вас оставить меня в офицерском
Впрочем, сориентировавшись, великий князь с семьей, его братья Борис и Андрей вовремя удирают от революции в Финляндию. С определенными средствами, что позволяло им переехать на юг Франция, приобрести виллу на модном курорте. Не побуждай его Виктория Федоровна к борьбе, может быть, этих средств и хватило надолго. Но! Жребий брошен! Борьба, так борьба...
В годы эмиграции Кирилл Владимирович во всем оставался верен себе. Будущее, казалось, ничуть не занимает его. Великий князь любит, когда его узнают окружающие, приветствуют при встречах и проводах, фотографируют, рукоплещут, забрасывают цветами. Он оставался — по крайней мере продолжал считать себя таковым — спортсменом, вечным фаворитом, всеобщим любимцем и баловнем судьбы, любителем красивых и легкодоступных женщин. Он гонял в красном открытом авто с недозволенной скоростью. С неизменным удовольствием принимал журналистов любых направлений, подолгу беседовал с ними, отвечая на вопросы о прошлом, настоящем и даже будущем русского государства, по настоянию жены неизменно отводя себе главенствующую роль, намекая на особые и чрезвычайно важные событий,
которые вот-вот грянут.Великий князь Кирилл жил на фешенебельной вилле в районе Канн, И это обстоятельство тоже определенным образом оказывало влияние на все его поступки, его настроение — на всю линию его поведения. Если бы не Виктория Федоровна. О, если б не жена, охваченная внезапно развившимся честолюбием...
Промчавшись прекрасной дорогой над голубовато-зеленым морем, Кирилл Владимирович остановил красный спортивный автомобиль у высоких кованых ворот. Тут неторопливо прохаживались два молодца в крагах и одинаковых клетчатых костюмах. Металлическая ограда окружала виллу. Кирилл пружинисто выпрыгнул, не открывая дверцы, вошел через калитку. Тут поджидал его статный генерал Волошин — красиво посаженная голова, широкие плечи, строевая походка.
— Где мадам? — поинтересовался Кирилл, чувствуя себя отлично в новом костюме из белой фланели.
— Ее высочество больше часа изволят заниматься живописью.
— Совещание когда?
— Через час и три четверти.
— Вы свободны, генерал, — Кирилл пошел дорожкой, посыпанной гравием и ракушечником. Мимо фонтана, вдоль аллеи широколистных платанов, закрывавших от всепроникающего солнца стрельчатые окна двухэтажной виллы, к веранде с мавританскими колоннами — часть окон была задернута полосатыми маркизами.
Пышноволосая Виктория Федоровна, не отрываясь от мольберта, подставила мужу щеку для поцелуя. Холеное лицо ее было безмятежно-спокойно. Лишь посмотрела коротко, чуть косящим беглым взглядом, в котором были одновременно и вопрос и отгадка. От этого взгляда Кирилл всегда терялся: Виктория, казалось, уже знала, когда он станет рассказывать правду, когда сочинять фантастические истории своих путешествий. А что выдумывать, например, сегодня? Гонял как бешеный над Лигурийским морем, играл в гольф, пытался завести очередную любовную интрижку. У Кирилла — мамины черты характера. Не случайно галантные приключения великой княжны Марии Павловны часто были предметом пристального внимания газет, в результате которого одним журналом были опубликованы даже стихи: «Я не дама демимонда. Я принцесса Трапезонда. И зовусь Pani Marie...» Далее шло описание посещения матушкой одного из петербургских ресторанов. Журнал, правда, закрыли, но что из того? Его успели прочесть повсюду. Скандал, скандал!..
— Есть ли новости, дорогая? — рослый Кирилл словно стал ниже.
— Побойся бога, Кики. Я весь день дома, а ты разъезжаешь по дорогам. Какие новости, Кики?.. Позволь спросить об этом у тебя.
— К сожалению, сегодня абсолютно ничего интересного. Просидел три часа у скучнейшего графа Бобринского. Не зря его прозвали «патриотический барабан» — таким и остался. Заставил отобедать — полный набор блюд русской кухни. Не терплю!
— Антипатриотизм в твоем положении, Кики, исключается, — Виктория уже выстраивала в уме пятичасовое отсутствие мужа.
«Обманывает, как обычно, — подумала она равнодушно. — Но к Бобринскому заезжал. А потом, вероятно, Канн». Спросила: — Не встречал ли кого-нибудь из наших? — задавая подобные вопросы, Виктория наслаждалась замешательством мужа.
— Представь, нет, дорогая. Чтобы развеяться, решил проехать в сторону Тулона. Красивейшие места! Неповторимые! Лента дороги вьется, огибает зеленые мысы. А вокруг — олеандры, серебристо-зеленые оливковые рощи. И дома под черепичными крышами, белые виллы, особняки, пансионаты...
— Но ты уже рассказывал мне о дороге на Тулон, Кики. И не раз.
— Просто сегодня я подумал: надо уговорить тебя поехать со мной. Ты написала бы прекрасный пейзаж.
— Да-да, конечно, — рассеянно проговорила Виктория Федоровна. — Ты не забыл про совещание? Будешь обедать?
— Нет, нет! Благодарю тебя, дорогая! — Кирилл, державший ухо востро, чуть расслабился: допрос, по-видимому, кончался. — Представь, новость! Состоялась дуэль! Из-за будущего государственного устройства и престолонаследника. Представляешь, чудаки! Аристократы! Трубецкой ранен в руку, легко. Шпага Пичетти поцарапала его, но старик — молодец, не так ли?