Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Завтракали в час пополудни — как было заведено в Шуаньи. Сегодня присутствовали князь и княгиня Трубецкие, Шереметев, барон Вольф, приехавший накануне генерал Лукомский, доктор Малама, личный шофер поручик Апухтин. Разговор шел ленивый, пустой. Николай Николаевич жевал угрюмо, снова весь во власти охвативших его недобрых предчувствий.

Граф Гришка Шереметев предался воспоминаниям о полковом празднике, на который изволил пожаловать сам государь император. Генерал Лукомский рассказывал о мемуарах, которые счел необходимым написать в назидание потомкам, но его не совсем вежливо прервал Вольф, сказавший, что Врангель продолжает продавать Петербургскую ссудную казну. Разговор

перешел на командующего русской армией, засевшего на Топчидерской даче, за которую плачено не меньше миллиона динаров, о его честолюбии и властолюбии. Насколько Кутепов проще и открытей, он — солдат, дай ему армию — больше и думать не о чем. Барон Вольф вновь умело повернул разговор: вчера вернулся из Парижа, вращался в деловых сферах. Повсюду говорят об установлении дипломатических отношений с Советской Россией: смерть большевистского вождя — Ленина не вызвала ожидаемых Европой осложнений в борьбе за власть и волнений в народе. «Россия предлагает выгодную торговлю, господа промышленники и финансисты обгоняют политиков и диктуют им нормы поведения!» — подал реплику Трубецкой. «Именно, — согласился Вольф. — Волна самодовольства и эгоизма захватила буржуазию Франции. Печать утверждает в сто глоток, что ныне Франция — самая великая духовная держава мира. Каково, ваше высочество?»

Николай Николаевич не ответил. Сделал вид, что не слышал вопроса. И уж разгорался спор: признает ли Франция Россию? Великий князь и тут не поднял глаз, не подал реплики — в противоположность княгине Анастасии, которая с присущей ей горячностью утверждала: Франция — издавна верная союзница Российской империи, большевики и до сих пор — немецкие агенты, изменить нам — изменить себе. Спор угас. Тут вновь появился Оболенский. Появление его в столовой было несвоевременным, неположенным, чрезвычайным. Николай Николаевич нахмурился, сдвинув черные брови, посмотрел грозно, но кивнул, разрешая прервать завтрак.

— Чрезвычайное известие, ваше императорское высочество.

— Говорите, поручик.

— Тридцать первого августа великим князем Кириллом в Кобурге, в замке Эдинбург опубликован Манифест, — он достал из голубой сафьяновой лапки листок, прочел: «Всем чинам армии и флота, всем верным подданным и всем объединениям, верным Долгу и Присяге, присоединиться к законопослушному движению, мною возглавляемому, и в дальнейшем следовать моим указаниям».

Обедающие застыли. В наступившей тишине нестерпимо громко звякнула вилка, выпавшая из руки Анастасии.

— Есть еще что? — погасшим голосом спросил Николай Николаевич.

— «Положение о корпусе офицеров императорских армий и флота». Газеты, указывающие на сообщение великого князя о получении им больших денежных сумм без указания источника.

— Да он — что?! Рехнулся? — подняла голос княгиня. — Я предупреждала: добром его происки не кончатся!

— Анастасия, прошу вас, — сказал хозяин Шуаньи, начиная подниматься. И, встав, постучал ладонью по столу: — Все ясно, господа! Прошу высказываться. Кратко — ввиду внезапности положения, могущего стать чрезвычайно серьезным. Слово вам, генерал.

— Благодарю за доверие, ваше высочество, — Лукомский встал. — Первостепенным делом считаю созыв Военного совета. Он определит реальные силы, активизирует их. Известно, наших неизмеримо больше, но необходим смотр, — Лукомский произнес все эти слова одним махом, задохнулся и заторопился еще больше:

— Совет потребует решительного отзыва сторонников князя Кирилла и окончательно определит позицию Врангеля в этом вопросе, — генерал щелкнул каблуками, кивнул и опустился на место.

Барон Вольф оказался еще более краток:

— У великого

князя Кирилла, по моим данным, серьезных денег нет. И получить их неоткуда. Свой бюджет он тратит на себя и на двор. Его партии остаются крохи.

— Благодарю, — кивнул милостиво Николай Николаевич. — Вы, граф Шереметев.

— Считаю необходимым совместное выступление с вдовствующей императрицей, направленное против действий, не совместимых с вековыми устоями самодержавия. Пригвоздить к позорному столбу, опубликовать воззвание к русским людям.

— Хорошо бы одновременная публикация от имени Высшего монархического совета, — подсказал кто-то.

— Совершенно согласен, — продолжал Шереметев. — Позволю добавить: и заявление православной церкви. Это уничтожит узурпатора окончательно!

— Права на вашей стороне, ваше высочество. Настало время кричать, бить в колокола, звать народ на площадь, — надсаживаясь от показного восторженного подъема, сказал Трубецкой. — Стоит прозвучать вашему слову — и русские люди отдадут себя беззаветному служению вам! Скажи слово, вождь!..

Его нетерпеливо перебила великая княгиня:

— Вспомните тезоименитство великого князя! Были генералы, митрополит Евлогий, премьер Коковцев! Три великих князя, два посла!

— Помним, помним! — раздались голоса.

— И море телеграмм. От четырех королей, от Марии Федоровны, от Марии Павловны!..

— Герцога Орлеанского, — подсказал Лукомский.

— Кирилл прискакал, будто его звали! Какая бесцеремонность, какое нахальство! Разве не так, господа?

— У Кирилла была одна задача, — сказал Шереметев. — Если бы вы, ваше императорское высочество, согласились с его «местоблюстительством», он готов был отказаться от всякой военной и гражданской деятельности. Он говорил мне. — Почувствовав, что сболтнул лишнее, Шереметев поспешил пояснить: — Не понимаю, почему именно меня он избрал для своего посольства. Вероятно, встретился на пути первым.

— А подумай, — безжалостно сказал Николай Николаевич. Все это время он стоял, опершись кулаками о стол, а тут сел, закинув нога на ногу, барабаня пальцами. Не спуская тяжелого взора с графа, добавил, произнося слова медленно и с ударением: — Потому, граф Георгий, что почувствовал: тебе может довериться. А почему — не знаю. И удивляюсь более твоего (в минуты сдерживаемого гнева великий князь неизменно переходил на «ты», и этого обращения боялись все). Подумай, может, еще чего вспомнишь?

— Все сказал, ваше высочество! Как на исповеди — вот святой крест!

— Допустим, — многозначительно сказал Николай Николаевич. — Но впредь па-а-прашу! Докладывать обо всем вовремя! Тэк-с!.. А что мы знаем о его ближайших соратниках? Прошу высказываться. Поручик Оболенский, фамилии!

Все напряженно молчали.

— Главнейшим сторонником является граф Алексей Бобринский, бывший губернатор Галиции.

— Алешка шумен, но бездельник, за что и получил кличку «барабан», — сказал Николай Николаевич и недобро оглядел собравшихся. — Далее.

— Генерал Доливо-Долинский, — провозгласил поручик.

— Прозвище «барбос», — сказал Николай Николаевич. — Славен службой в контрразведке украинской, польской и других. Имеет опыт.

— Камергер Мятлев...

— Боже! — воскликнула княгиня. — Он же рамолик, у него разжижение мозга!

— Стана, — с упреком остановил жену Николай Николаевич, довольный тем, что именно она оказалась самой сообразительной и поняла, чего он хочет. — Зачем же так уничижительно?

— Да, да! — продолжала Анастасия, и темное лицо ее стало злым, ожесточенным. — Нам не пристало их уважать. Кто еще? Да! Этот чухонец, граф, сухопутный моряк!

Поделиться с друзьями: