Соль под кожей. Том третий
Шрифт:
Пальцы тянутся проверить профиль Лори.
Уверен, что она ничего не изменила, не заблокировала страницу. Но так же уверен, что ничего о ее настоящей жизни там тоже нет. Вероятно, все очень грамотно и аккуратно подчищено и ничего интересного я там не найду. Кроме ее личных фото, но я тупо ссыкую на них смотреть — снова сорвусь, снова начну залипать в нее каждую свободную минуту.
Но кое-что сделать я все-таки могу. Например, узнать, каким образом боженька загнал в могилу тупорылого козла Андрея Завольского. Но когда начинаю копаться, то почти сразу вижу торчащие из некоторых мест уши моей обезьянки: в безупречной, казалось бы, биографии тупого
Я бросаю взгляд на часы — Валерия уже должна быть дома.
Было бы наивно полагать, что она напишет об этом, поэтому вбиваю в свою телефонную книгу ее номер телефона, на секунду подвисая, как же ее записать. Примеряю на себя «латы» долбоёба и вместо имени ставлю «Л» и смайлик разбитого на две половинки сердца рядом.
Я: Ты уже дома?
Минуту мое сообщение висит без внимания, потом появляется отметка о просмотре и еще через минуту короткое «да» в ответ.
Я: Пришли фото с дивана, Лори, а то попахивает пиздежом.
Нет, конечно, но это единственный вот так сходу пришедший мне на ум способ вывести ее на разговор. Смешно, но я реально разучился кадрить тёлок, абсолютно потерял навык: сначала потому что они тупо кадрились сами, потом — потому что стало не вкусно вставлять член в очередное безымянное и безликое тело.
Л: Я хоть и обезьянка, но обучаемая, и больше с ботами не разговариваю.
Л: Не пиши мне.
Л: Никогда.
Л: И не звони.
Л: И вообще — иди на хуй.
Я заслужил.
Не мог же я сказать ей, что тогда, когда мне в голову пришла эта «гениальная идея», я был абсолютно уверен, что к этому времени уже сдохну и в моей могиле не останется даже гниющих костей. Что я сделал это абсолютно на хер тупое дерьмо потому что хотел, чтобы в ее жизни была хоть какая-то опора, чтобы она не чувствовала себя одинокой, пока рядом не появится кто-то стоящий и надежный.
Кто-то типа… Авдеева.
Сука, как серпом по яйцам.
Представлять их вместе.
Как будто мне кишки намотали на мокрые электропровода.
Ну на хуй, нужно переключиться, пока не вломился к ней в три часа ночи с выяснением отношений на тему, какого это хуя она раздвинула ноги перед другим мужиком, если я ее на это не благословил.
Хули там, я буквально учил что к сексу нужно относиться как к физиологии, как к процессу, который необходим организму, чтобы нормально функционировать, примерно как еда и сон. Только, блядь, я точно не учил при этом становится яйцом для чужой спермы.
Хорошо, что утро уже на горизонте и я ломлюсь со всем этим непереработанным дерьмом в спортзал, который как раз находится на первом этаже в жилом комплексе и работает с семи утра. Мне тут нужно сбросить напряг, пока это злое дерьмо не начало фонтанировать из меня во все, что не так посмотрит или слишком близко чихнет.
Он
сам на нее вышел? Или она первой прошла по той же цепочке, что и я, когда подыскивал ей напарника для войны?Делаю тяжелый подход со штангой, останавливаюсь, чтобы дать передышку, потому что смарт-часы на запястье предупреждают — пульс вышел за границу безопасной для меня нормы.
И снова начинаю жестить с «железом», потому что в голове одна за другой мелькают картинки моих бесконечных проёбов: сколько раз ее отпускал, сколько раз уходил сам, смотрел вслед увозящей ее машине с каким-то очередным «просто_секс» телом за рулем.
Это, блядь, я не дров наломал.
Это на хуй лесоповал в щепки.
Делаю еще один перерыв, нахожу в телефоне цветочный магазин, листаю страницу в поисках подходящего букета. Когда выбираю какую-то экзотику (это же Лори, ее хрен впечатлишь веником на гроб), магазин предлагает добавить к цветам какую-то поебень — конфеты, плюшевый пылесборник, открытку… я закрываю страницу.
— Гм-м-м… — Где-то справа женский голос. — Вы не могли бы… может быть…
Поворачиваю голову, натыкаюсь на туго обтянутые довольно откровенным топом сиськи.
— Подстраховать меня на приседе?
— Не вопрос.
Ее лица не вижу.
Не потому что не смотрю, а тупо не интересно. Вообще никак.
Башка забита Лори и мыслями о том, что по большому счету, учитывая все мои косяки, я отделался легким испугом. У нее все карты в руках были, могла вообще не стесняться в выражениях, а вместо этого вмазала мне по лайту, даже не по яйцам и не в табло. Жалеет инвалида?
От последнего вообще такой жесткий головняк, что чуть не пропускаю момент, как стонущая передо мной тёлка перестает тянуть штангу. Подхватываю гриф, легко навешиваю на штыри.
— Спасибо, — чирикает «сорока», потому что сверху и снизу на ней что-то чёрно-белое. — Обычно, не допроситься, чтобы мужчина помог.
— Это все? — оставляю ее благодарности без ответа, снова заглядываю в телефон, придумав вдруг, что могу попытаться выманить Лори в кино. Что там сегодня показывают? Готов даже на сопли в розовом шоколаде.
— Ой, нет, еще один подход.
Я терпеливо жду, пока она закончит, снова «героически» ловлю штангу и слегка охреневаю, когда она опирается на мою руку, чтобы выбраться из-под штанги, которая ей в принципе никак не мешает, потому что я весело зафигачил гриф вообще на самый верх.
— У меня еще «болгарские» и все, — улыбается.
По-прежнему не вижу ее лицо, хотя вот оно — глаза, нос, рот. Но в картинку не складывается, потому что вообще не интересно.
— Ой, что это у вас? — Она округляет глаза, когда я нарочно слегка подаюсь вперед, демонстрируя в расстегнутой толстовке свой уродский шрам.
— Удаляли грудную жабу. Сорян, но выебать я хочу совсем другую девочку, так что после болгарских уже как-нибудь сама.
А выебать Лори я хочу так, что дым из трусов.
И самое веселье в том, что у меня целибат.
Почти три года как.
Подрочить, что ли в душе, пока башню не снесло?
Но в душе я просто минут десять стою под теплой водой, давая окаменевшим мышцам во всем теле немного расслабиться, а потом, кое-как вытерев волосы полотенцем, просто, чтобы промокнуть влагу, выбираюсь к стойке администратора, чтобы забрать карту клиента. «Сорока» уже тут как тут — сидит неподалеку на скамейке с видом тигра в засаде. Замечает меня, встает, накидывает на плечо похожую на мешок сумку и бросается наперерез.