Соль под кожей. Том третий

Он смотрит на меня своими бесконечными черными глазами.

Долго. Пристально. Насквозь.

Молча вытягивает вперед правую руку.

Я тупица и эгоистка, но становится немножко легче от того, что там по крайней мере нет кольца.

Он даже не морщится, пока я осторожно вынимаю из-под кожи осколки. К счастью, их не так много, как показалось сначала.

Смачиваю бинт жидкостью из матового пластикового пузырька, стираю кровь сначала с самых крупных царапин. Подношу его руку почти к самому носу и дую, чтобы ему не жгло.

— Лори, это хлоргексидин, — Шутов осторожно пытается отнять у меня руку, но вцепилась в нее изо всех последних сил.

— Потерпи еще пять минут, не так уж плохо я справляюсь.

— Он не жжется, обезьянка.

— Но ведь больно же. — Смазываю бинтом длинную вспухшую царапину и снов дую, дую.

— Черт, Лори…

Он как-то обреченно упирается лбом мне в плечо.

Просовывает ладони у меня под подмышками.

Обнимает.

Скручивает так сильно, что его рук как будто хватит на два оборота.

Его плечи абсолютно беззвучно поднимаются и опускаются, но раскаленные дыхание буквально прижигает мою кожу даже через несколько слоев одежды.

— Знаешь, — он потихоньку задирает голову как раз в тот момент, когда я опускаю свою, чтобы уткнуться в его белобрысую макушку, — в хуйне на моем запястье до сих пор только один номер «на всякий пожарный случай». Семь нолей и «Лори».

Мы медленно притрагиваемся друг к другу носами.

— Три девять девять девять ноль ноль один, — диктую скороговоркой свой номер.

— Вот зря ты это, я же тебя задолбу. — Он тянется дальше, чертит дыханием дорожку вверх по моей щеке. — Буду слать всякую хуйню в картинках.

— Можно даже дикпики — я как-то переживу.

Жмурюсь, потому что его губы притрагиваются к моей щеке.

И где-то рядом начинает назойливо пиликать телефон. Я сначала дергаюсь к сумке, но успеваю заметить, что Шутов проверят свой. Хмурится, разглядывая экран, одними губами шепчет что-то типа «Да ну блядь…». Нажимает отбой, но телефон начинает звонить снова еще до того, как он успевает спрятать его в карман.

— Кто-то без тебя прямо жить не может, — не могу удержаться от едкого комментария.

— Это работа, Лори. — Он тянет руку, чтобы удержать меня поближе, но я успеваю раньше и вместо этого хватаю его первой, чтобы закончить с царапинами от осколков. — В моей жизни существует только работа.

— Да, конечно. — «Или у тебя тоже есть «попугай», который расхаживает по твоему миру с голой жопой и не стесняется делать это даже когда у тебя какой-то важный видео звонок».

— Я выйду на пять минуть. — Он легко расправляется с моими нелепыми попытками изображать сердобольную медсестру.

— Давай, — натянуто улыбаюсь.

— Просто сейчас буду громко материться, обезьянка.

— Иди уже, деловая колбаса. — «Как будто раньше тебя это когда-то останавливало».

Ну, логично, что у него кто-то есть.

Кто-то очень важный для него, раз он так расцвел и снова стал похож на того сексуального Дьявола, который однажды очень вовремя оказался на одном заброшенном пляже.

Мы три с половиной года не виделись лицом к лицу, логично, что за это время…

— Лори. — Я так погружаюсь во все это нервное дерьмо, что пропускаю момент, когда он оказывается почти впритык и сует мне под нос экран телефона, на котором какие-то закорючки.

Буквально, иероглифы.

— Это один очень нетерпеливый хер из Сеула, Ли Минхо, собственник «Quantumleap» — ты можешь сама с ним поговорить. Скажи ему, что объемы и «вес» его компании за те три месяца, что я заебался говорить ему «нет», никак не выросли, и у меня кончается терпение.

Я поджимаю губы и от стыда прячу лицо в ладонях.

Это же Шутов. Он читает меня как открытую книгу, однажды уже вдоль и поперек им перечитанную. Он как будто слышит мои мысли еще до того, как я успею их подумать.

— Я не говорю по-корейски, — единственное, что в состоянии сгенерировать мой уставший мозг.

— Ты можешь послать его на хуй на любом другом известном тебе языке. Думаю, — он изображает задумчивость, — это звучит примерно одинаково на всех языках. В крайнем случае, скажи ему: «Фак ю, Спилберг».

Я непроизвольно булькаю от смеха и тут же стыдливо втягиваю губы в рот.

— Пять минут, Лори, — подмигивает Дима. — А ты пока подумай, что хочешь на ужин.

Он выходит — и фешенебельная роскошная палата, обставленная по последнему слову медицинской техники, вдруг становится максимально неуютной и холодной. Верчу головой, наивно надеясь найти хотя бы что-то, отдаленно напоминающее градусник, и убедить, что не схожу с ума и с появлением Шутова теплеет не только у меня в груди, но ничего такого и близко нет.

Спускаю ноги на пол, чтобы пройтись хотя бы до окна и обратно, и размять затекшие икры, но внимание переключается на странный гудящий звук. Засовываю руку в сумку, наощупь нахожу телефон.

На экране — номер Авдеева. Он не подписан даже здесь, но я последние цифры уже на память выучила.

Секунду держу палец над кнопкой ответ, а потом решительно нажимаю на красный крестик.

Захожу в сообщения, чтобы написать ему какую-то едкую гадость, и вдруг обнаруживаю там несколько свежих сообщений от него.

Абонент ****7471: Ты в больнице? Тебя осмотрел врач?

Абонент ****7471: Ответь хоть что-нибудь.

Абонент ****7471: Возьми трубку. Пожалуйста.

Абонент ****7471: Не ответишь — поднимаю на уши всех.

Мои пальцы стремительно, без участия в этом процессе мозга, набирают ему длинный и ни грамма не деликатный пасквиль на тему того, что его мои дела вообще никак не должны интересовать. Через секунду, когда на мой шипящий от обиды мозг капает грамм здравомыслия, убираю все ругательные слова. Еще через минуту сокращаю сообщение до трех строчек. И еще. Пока в окне отправленного не появляется короткая сухая фраза: «Я в порядке, звонить мне не нужно».

Через секунду трусливо тянусь, чтобы удалить этот казенный тон, но поздно — он уже прочитал.

Все правильно. Все хорошо. Мы не любовники, не друзья и уже даже не партнеры.

Мы — чужие. Нет необходимости поддерживать эту связь.

Абонент ****7471: Совсем забыл, что Твое Величество нельзя беспокоить без письменного разрешения.

Абонент ****7471: Ты не отвечала три часа. Учитывая состояние, в котором я видел тебя в последний раз, логично, что у меня был повод для беспокойства.