Солдат… не спрашивай!
Шрифт:
Помимо простоты конструкции, существенно удешевлявшей массовое производство, новый ружейный замок имел и еще одно важное достоинство, теперь можно было вести огонь и под проливным дождем, а для России с ее климатом такое свойство отнюдь не лишнее. Был и другой положительный момент, который сразу оценили по достоинству все строевые офицеры, с новой системой любые осечки однозначно относятся за счет качества боеприпасов и понятное дело взыскивать за них с солдат и командиров, как было раньше с кремнями, уже никто не будет. А то как нередко получалось… положим вышло много осечек и задержек при показательной стрельбе, так сразу следуют оргвыводы: солдатам палки, унтеру в морду, обер-офицер останется без отпуска и повышения в чине, а полковника ждет неприятное объяснение с проверяющими. Другое дело сами винтовки: одна только целесообразность массового применения в бою столь специфического оружия, вызывала такие жаркие дебаты в бывшем княжеском особняке на Тверской, где разместилась "секретная комиссия", что однажды спорщики чуть не сошлись в драке как торговки на рынке. Противники нарезного оружия, исходя из опыта предыдущих войн считали, что увеличение числа стрелков, неизбежное при массовом введении винтовок, автоматически уменьшает
Все окончательно решила первая же демонстрация нового оружия, проведенная в присутствии его императорского величества. Царь прибыл на масленицу в первопрестольную, приехав как раз перед самым праздником по первому санному пути, зима 1809–1810 года выдалась на редкость теплой, и до середины января снег то выпадал, то снова таял, обнажая землю. Слякоть стояла неимоверная, мороза ждали как избавления от такой невиданной напасти. Император Александр Первый со свитой посетил в столице, все что полагалось по протоколу, а затем отбыл на охоту и маршрут царского поезда "совершенно случайно", по воле временщика прошел как раз через тайный полигон, на такие фокусы Алексей Андреевич был мастак… Когда надо было, у него и морские яхты по мелководным рекам плавали и целые бутафорские города возникали за ночь на пустом месте.
Довелось нашему современнику и познакомиться с "первым человеком" в империи. Аракчеев лично занимался подготовкой "показухи" и вникал во все вопросы, поэтому без "аудиенции" у него не обошлось.
– Это что за морда разбойничья? Как можно государю таких нижних чинов представлять?! – сразу же возмутился временщик, и потребовал заменить главного "демонстратора".
Доля истины в таком замечании безусловно была, за столько лет в шкуре нижнего чина Александр так и не обрел вид "лихой и придурковатый", и не научился "есть глазами начальство". Пробовал он неоднократно, но не дано ему, плохой актер по природе, выходило у него или "лихой", или "дурак", но ни как не требуемая комбинация того и другого.
Пришлось штабс-капитану Денисову объяснять военному министру, что данного конкретного солдата готовили для войны, для боевых действий, а не для дворцового караула. Хоть и считается, и даже до ХХ-го века дожил лозунг "хорош в строю – силен в бою", но на практике у легкой пехоты обстоит все с точностью до наоборот.
– Ересь… Штучки потемкинские… – зло огрызнулся Аракчеев и чуть ли не в лице изменился, видно было, что только присутствие других членов комиссии мешает ему устроить разнос, – Распустились егеря, верно замечено – война войско портит. Испрошу я у Александра Павловича шефа для вас строгого, пусть подтянет полк.
– Извольте стрелять сами! Вахлака вашего до государя я не допущу. – сгоряча принял было решение Аракчеев, но вскоре пришлось все же ему от этого поспешного шага отказаться.
– Я ведь могу и промахнуться, ваше высокопревосходительство… – тихим голосом, но твердо и своевременно напомнил штабс-капитан об одном весьма существенном обстоятельстве.
Александру, бывшему свидетелем перепалки, только и осталось, что оценить смелость начальника, рискнувшего перечить всемогущему временщику, не каждый на такое способен, 90 % бы беспрекословно "взяли под козырек" и кинулись выполнять. Тем более, хоть Иван Федорович и штабной офицер, и его дело стрелки на картах рисовать, но в идеальных условиях полигона он с поставленной задачей бы управился. В который раз штабс-капитан Сашку спасает, под горячую руку Аракчеев запросто мог бы отправить "виноватого" нижнего чина куда-нибудь на Камчатку пасти медведей. Нрав у царского любимца крутой, а полномочий ему дали хоть не отбавляй, для людей в погонах временщик даже выше самого императора стоит.
– Черт с вами мерзавцами… но смотрите, испортите дело, так закатаю куда Макар телят не гонял к такой-то матери!
Этим в итоге и закончилось короткое "свидание", Алексей Андреевич Аракчеев поморщился, рукой махнул и пошел осматривать стрельбище на предмет покраски травы и прочих чрезвычайно важных вещей. Далее непосредственной подготовкой к мероприятию занимался уже вице-директор артиллерийского департамента военного министерства.
В отличие от своего босса, заместитель производил куда как более благоприятное впечатление. Что бы там не говорили про великого администратора Аракчеева, но в ХХ-ом веке он бы вряд ли ушел дальше прапорщика, слишком уж специфические приемы работы с людьми практиковал Алексей Андреевич.
Генерал-лейтенант Гогель Иван Григорьевич – тот тип, что в России называют "умным немцем", даже чисто внешне он заметно выигрывает по сравнению с Аракчеевым, тот уж как художники придворные не старались, а неизменно на портретах выходил граф "сапог сапогом". Со штабс-капитаном они оба как то сразу нашли общий язык, различие в чинах преградой не стало. Сказалась принадлежность и того и другого к тому тонкому слою в российской императорской армии, что зовется в просторечии "военной наукой". Другой уровень восприятия реальности и другой подход, хоть и общались меж собой "академики" на французском и частично на немецком, но по отдельным репликам на "родном православном" Александр сообразил, что в массовые французские винтовки из отечественных специалистов никто всерьез не верит. Профессионалам известно реальное состояние дел с ручным оружием, как у Бонапарта,
так и во всем остальном цивилизованном мире. Складывалось впечатление, что в "приятном заблуждении" относительно истинных причин разгрома российского воинства в 1807-ом году пребывают лишь император, его верный ставленник, да так называемая "патриотическая общественность" из петербургских и московских салонов, ласково упомянутые Гогелем как nos idiots russes.Уделил толику времени новый куратор и непосредственно самому унтер-офицеру.
– Давай братец выкладывай, как додумался ты до "наперстка", Иван Федорович мне все про тебя отписал ранее. – сразу же был бык взят за рога вице-директором и пришлось Сашке изворачиваться, с Аракчеевым было легче вести диалог, тот ничего у нижнего чина не спрашивал, видимо считал ниже своего достоинства опускаться до таких незначительных мелочей.
Кое-как, не без помощи подсказок штабс-капитана удалось ему наскоро состряпать правдоподобную "легенду". Поверил или нет Гогель в эту версию – поди пойми, дети ему в Пажеском корпусе еще и не такие сказки сочиняли. В принципе с технической стороны все более или менее чисто и гладко. Если нет возможности создать на существующих технологиях нарезное казнозарядное оружие, то только один путь развития и остается. Нас не пускают в дверь, что делать теперь, полезем в окно. Рано или поздно кто-то должен был на подобное техническое решение натолкнуться, удивительно то обстоятельство, что "дошли" лишь после почти трех столетий с момента появления огнестрельного оружия. В "нормальной" истории первопроходцем был француз, капитан шассеров Клод Минье, что еще пока еще под стол пешком ходит, он 1804-го года рождения. Но придется его немного обидеть, вышло так – силой сложившихся обстоятельств "изобрести пулю" был вынужден некий, никому доселе неизвестный, унтер-офицер 13-го егерского полка российской императорской армии. Неловко правда получается, если строго по совести судить… вроде бы как что-то чужое наш хронопутешественник себе присвоил, обокрал кого-то, но с другой стороны никакой материальной заинтересованности у него и не было и нет в принципе. Для Сашки винтовка – в сущности лишь средство выжить в этом мире, а уж дальше как получиться. Несколько лет назад, когда он только возился с пулелейками была еще надежда вернуться домой в родное столетие, однако в последнее время от первоначальных планов остались лишь жалкие ошметки.
Разговор у них вышел долгий, дотошного генерала-лейтенант интересовался различными мелкими особенностями тактики и боевого применения нарезного оружия. В этом отношении Александру было что рассказать, да и у штабс-капитана накопилась масса полезных сведений. В заключение они получили от Гогеля ряд ценных практических советов по организации предстоящего мероприятия. Так на ростовых мишенях впервые в практике российской императорской армии появились реалистичные силуэты людей, специально прислали из Москвы художника для подобной работы. Император и его ближайшее окружение слабо разбираются в самой технике ручного оружия и тем более в методиках обучения и оценки результатов стрельбы. Им вся эта "непонятная геометрия" обычных мишеней ничего не говорит ровным счетом, а тут как в песне у Высоцкого, где "девятка – в сердце, десятка – в лоб" и никаких вопросов более.
Несмотря на все страхи и опасения показная стрельба прошла как по нотам. Он как и было задумано, блеснул своим талантом, ну и новым специально пошитым на модный французский манер зеленым мундиром дикого изумрудного оттенка, и белоснежными брюками как уж без этого, фрунт-с однако, эпоха такая! Иначе не поймут, пока они готовились к высочайшей демонстрации всех приодели с иголочки и дополнительно подтянули по строевой подготовке, этот момент и оказался самым сложным для Александра и Григория, поскольку от плац-парадов и разводов на войне и в походах они успели порядком отвыкнуть, опять старая беда: "Не знал, да еще и забыл…" Стрельбище неузнаваемо преобразилось за неделю до "высочайшего появления", избы отмыли и отскоблили до желтизны, крыши покрыли свежей золотистой соломой, сараи красиво декорировали полотном, и в довершение – железные инструменты в мастерской и кузнице было велено начистить до ослепительного блеска. Снег на пустыре силами целого солдат батальона был частично вывезен, частично утоптан до твердости асфальта и выровнен строго по линеечке. Хорошо, что хоть гениальная идея покрасить потемневший лед в белый цвет никому из начальников в голову не пришла, и на том спасибо. Да черт с ним со снегом, штабс-капитану Денисову московские генералы выдвинули неожиданную претензию, почему у него люди гладко бритые и без усов, как недавно заведено но новому уставу и велению его величества в подражание французам? Не растут у них, или слишком светлые волосы – кого волнуют проблемы негров, пардон нижних чинов? Пусть рисуют, подкрашивают или приклеивают накладные! Отбились они от этих ретивых кретинов только при помощи очередной бумажки-распоряжения от Аракчеева.
Сама программа "показательного выступления" была примитивной до ужаса. Унтер-офицер в тот день точно поразив из своей винтовки ростовые мишени в "яблочко", в то время как его напарник Гриша лишь случайно зацепил из обычного егерского ружья угол щита, свинцовый шарик, один из десяти, честно оторвал длинную щепку и ушел в снежный вал позади, куда ранее угодили и все его девять круглых приятелей, разминувшись по дороге с мишенью. "Показуха" получилась почти идеальная, первый сорт – без малейшего сучка и задоринки, под занавес императору показали стрельбу из казнозарядной винтовки Шарпса с оптическим прицелом. Были точно выбиты все мишени, небольшие чайные тарелочки на фантастическом по здешним меркам расстоянии. Капсюльные револьверы царю не представили, после короткого предварительного обсуждения с вице-директором артиллерийского департамента и некоторыми прогрессивно мыслящими членами комиссии, их решили пока не продвигать. Убрали от греха и от критики подальше, сейчас не до таких тонкостей, пережить бы с минимальными потерями грядущий и весьма опасный 1812-й год. Удивительный факт, но о предстоящей большой войне с Наполеоном в среде военных начиная с 1809-го года говорили открыто, как о свершившемся событии и даже ориентировочные сроки открытия боевых действий называли. Не то проболтался кто-то из узкого кружка "посвященных" штабс-капитаном. Давыдова, к примеру, подозревали и не без оснований – поэт, чего с него взять человек творческий, он уже успел отметиться: "1812 год стоял уже посреди нас, русских, с своим штыком в крови по дуло, с своим ножом в крови по локоть."