Солдаты
Шрифт:
усаживая его рядом с собой, застенчиво улыбаясь, попросил: -- Говорят,
Николае, ты видел русских солдат. Расскажи нам о них, Николае! Какие они из
себя?
Взволнованнее задышали рабочие. Освещенные улыбками, помолодели их
худые лица.
– - Расскажи, Николае!
– - Ты давно обещал!
– - Что ж вам сказать о них? -- Мукершану уселся поудобнее, пригласил
всех поближе к себе.
– - Веселые ребята эти русские. Вот их ничто не устрашит
и не остановит. И очень надеются, что свою кровь они проливают на нашей
земле
– - Да уж не подведем! -- глухо проговорил шахтер. Его дружно
поддержали:
– - Антонеску вышвырнули. На этом не остановимся.
– - Гривица* больше не повторится!
– - железнодорожник яростно щелкнул
затвором своей винтовки.
– - Умнее стали...
* Имеется в виду забастовка железнодорожников в Гривице в 1933 году,
разгромленная правительством.
– - Разрешите от вашего имени заверить партию, что мы не остановимся на
полпути...
– - Мукершану хотел еще что-то сказать, но его перебили:
– - Пусть ЦК не сомневается. Мы все пойдем за ним! А ты, Николае,
рассказывай нам о русских!
– - Давай, Мукершану!
– - Мы слушаем тебя!
– - Что ж, это можно. -- Мукершану положил свои тяжелые руки на
вороненое тело автомата.
– - Сначала только вот о чем: Центральный комитет
поручил мне отобрать десятка два рабочих-добровольцев и отправиться с ними в
армию. Надо, товарищи, чтобы и армия пошла за нами и в решительный момент
поддержала нас. Кто желает пойти со мной?
– - Записывайте меня, -- первым попросил шахтер.
Но Мукершану возразил:
– - Нет, Лодяну, тебе надо остаться. У тебя пятеро детей, жена больная.
Да и возраст твой непризывной. Так что будешь работать среди молодых рабочих
в своей шахте. К тому же у тебя в армии служит брат. Парень он, помнится,
толковый.
– - Разумный, ничего не скажешь, -- с тихой гордостью за младшего брата
проговорил шахтер.
– - Только обижаешь ты меня, старика, Николае...
– - Ничего, ты тут нужнее,-- успокоил его Мукершану.
Добровольцами оказались почти все. И Мукершану пришлось самому решать,
кого взять с собой в армию; пожилых семейных рабочих он уговорил остаться на
своих местах.
3
Дивизия генерала Сизова в полдень встретилась с большим препятствием.
Путь ей преграждала неглубокая, но бурная и довольно широкая горная речушка
Молдова, к тому же сильно порожистая. Движение полков застопорилось. Ждать,
пока саперы наведут переправу, было просто невозможно: в войсках
распространился слух, что левый сосед, овладев городом Тыргу-Фрумос, будто
бы уже подходит к Роману -- городу, взятие которого входило в задачу дивизии
Сизова. Слух этот еще больше подогрел и без того разгоряченные солдатские
души. Растерянность,
вызванная встречей с злополучной речушкой, длиласьвсего лишь несколько минут.
– - Что ж вы стоите, как мокрые курицы?.. Гвардия!..-- с этими словами
широкоплечий пехотный старшина с перевязанной головой, не раздеваясь и не
разуваясь, высоко подняв над собой бронебойное ружье, вошел в воду.
– - За-а
мно-ой! -- закричал он, и солдаты, один за другим, хохоча и задыхаясь от
холодной горной воды, кинулись в речку.
– - Это же Фетисов повел свою роту!
– - крикнул кто-то из сержантов.
– -
Ну и ну!.. Вот чертушка!..
– - Даешь Ромыния Маре!
– - неслось отовсюду.
Стрелковые батальоны быстро форсировали реку. На другом ее берегу
солдаты разувались, выливали из сапог и ботинок воду; взбудораженные,
повеселевшие и охмелевшие от радости стремительного движения, они строились
в колонны и с песней шли вперед, пропадая в тучах пыли.
Вьюги да бураны,
Стeпи да курганы, --
неслись звуки, рожденные еще в огневые дни Сталинграда.
Грохот канонадный,
Дым пороховой...
– -
рвалась песня к желтому небу...
Мы идем к победам,
Страх для нас неведом!..
Река ревела, билась меж сотен солдатских ног, заливала лица бойцов
сердитыми брызгами, многих сваливала, готовая унести куда-то. Но таких
быстро подхватывали под руки их товарищи, и волны реки в бессильной ярости
отступали. В музыку водоворотов вплетались, как гимн мужеству, слова
неумолкавшей песни:
Страх для нас неводом!..
Какой-то солдат попал в колдобину, нырнул с головой, потом вновь
появился на поверхности, фыркая и отдуваясь. Пилотку его уносило вниз по
течению. Он попробовал было ее догнать, но скоро убедился, что это ему не
удастся. А солдаты кричали со всех сторон:
– - Держи, держи ее, Федченко!..
Но маленький солдатик, ученик Фетисова, без сожаления махнул рукой.
– - Хай плыве. Мабуть, в Черном мори жинка моя, Глаша, поймав...
– - Он
говорил это без улыбки. Худенькое конопатое лицо солдата было
серьезно-сосредоточенным.
"Глаша!"
Это слово больно резануло сердце старого сибиряка. Кузьмич так прикусил
ус, что несколько рыжих, прокуренных волосинок, откушенных им, упало в воду.
Ездовой размахнулся, с силой огрел лошадей наискосок сразу обеих длинным,
сплетенным в форме змеи кнутом. Одноухая дрогнула всем своим холеным крупом,
испуганно фыркнула и махнула в воду, увлекая за собой и вторую кобылицу.
Повозка подпрыгивала на подводных камнях, ее заносило течением. Но сильные,