Солдаты

и покраснел: ему была хорошо известна непреклонная строгость генерала, хотя

на себе он еe редко испытывал. Вот сейчас генерал не ругал его -- и это было

еще тяжелее.

– - Возьмите... На память от меня,-- комдив указал на устав.-- И почаще

заглядывайте в эту книжку. Полезно! А теперь идите.

Подполковник повернулся и, медленно переставляя свои толстые ноги,

тяжело вышел из генеральского блиндажа. На улице было прохладно, но Баталин

расстегнул ворот гимнастерки. Подошел к коню, привязанному у дерева, с

трудом перекинул в седло свое большое, грузное тело. С озлоблением

пришпорил. Конь присел, дико всхрапнул и, выбрасывая себе под брюхо песок,

тряской рысью помчался в сторону Донца, закрытого густой завесой тумана.

Устало опустившись на стул, генерал взял из стопки книг еще какой-то

устав. Листая его, он как бы размышлял вслух:

– - Самое страшное в том, что Баталин до этой минуты даже не чувствовал

никакой вины за собой. Нужно было разбить это убеждение. Инициатива офицеров

и солдат в бою нам необходима. Наш Боевой устав со всей силой подчеркивает

это. Я вот уже статью об этом написал для нашей газеты.-- Сизов раскрыл

полевую сумку, вынул оттуда конверт.-- Прошу вас, прочтите... скажите потом

свое мнение и передайте, пожалуйста, редактору,-- добавил он, отдавая

конверт Демину.

Потом подумал еще о чем-то, улыбнулся вдруг, доставая из той же стопки

том "Войны и мира". Неожиданно заговорил:

– - А вы знаете, Федор Николаевич, чем велик был старик Кутузов?
– - и,

помолчав, светлея в лице сам, ответил: -- Он отлично знал душу солдата. Да и

сам, пожалуй, был солдат. Хитрый, умный русский солдат!..

Все более воодушевляясь, Сизов начал читать, очевидно, особенно

понравившееся ему место:

– - "Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и

закрыл глаза. Кто-то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты

подошли и поставили их древками вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал

несколько минут и, видимо, неохотно, подчиняясь необходимости своего

положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он

внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.

– - Благодарю всех!
– - сказал он, обращаясь к солдатам и опять к

офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо были слышны его

медленно выговариваемые слова.-- Благодарю всех за трудную и верную службу.

Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки".

Сизов, взволнованный, утирая пот с лица, перестал читать. Посмотрел на

тихо слушавшего и как будто чем-то немного удивленного Демина.

– - А какая гордость звучит в его словах. Русская гордость! Вы только

послушайте...

И генерал снова начал читать, голос его чуть дрожал:

– - "Нагни, нагни ему голову-то,-- сказал он солдату, державшему

французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев.--

Пониже, пониже, так-то вот. Ура! ребята,-- быстрым движением подбородка

обратясь к солдатам, проговорил он.

– - Ура-ра-ра!
– - заревели тысячи голосов.

Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и

глаз его засветился кротким, как будто насмешливым блеском.

– - Вот что, братцы...-- сказал он, когда замолкли голоса.

И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить

главнокомандующий, заговорил простой старый человек, очевидно что-то самое

нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.

В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее

слышать то, что он скажет теперь.

– - А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что дeлать! Потерпите,

недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда".

Генерал закрыл книгу, положил ее на прежнее место, подровнял с другими

книгами. Сказал, сверкнув на Демина своими быстрыми, молодо заблестевшими

глазами:

– - Это был настоящий отец солдатам. И он побеждал.

Слушая Сизова, полковник удивлялся, как это сидевший против него такой

пожилой человек, обремененный сложными обязанностями, успевал не только

прочитывать все эти книги, аккуратно собранные и сложенные на столе, но и

писать еще статьи в газету,-- где находил он для этого время?

– - Вам надо отдохнуть, Иван Семенович,-- участливо сказал полковник.

– - Вот как раз сейчас этого и нельзя делать. Разведчики еще на этом

берегу. Надо подумать, как бы их получше переправить. Эта операция для нас

очень важна!.. Немецкое командование подбрасывает на наш участок все новые и

новые силы. Это неспроста...

В дверях появился адъютант и сообщил, что пришли танкисты.

– - Зовите их быстрее!..-- оживился генерал.-- Ну вот, а вы говорите --

отдыхать! Нет, Федор Николаевич, отдыхать сейчас не время. Останьтесь.

Посидите. Танкисты -- народ интересный.

– - С большим бы удовольствием, Иван Семенович, но должен спешить на

совещание с парторгами. Они, наверное, уже ждут.

Демин вышел из блиндажа, остановился на опушке леса. Осмотрелся.

Справа, километрах в девяти, виднелся подернутый сизой, трепещущей дымкой

занятый врагом Белгород, слева, подальше,-- Волчанcк; прямо за Донцом,

окруженная дубовой рощей, белая, как плешь древнего старика, грелась на

солнце меловая гора; от горы перепутанной зеленой бородой сбегал по

извилистому овражку разномастный кустарник. По эту сторону вдоль реки

вытянулись полуразрушенные села. То там, то сям вихрились султаны разрывов.

Позади, в трех-четырех километрах, отделенный от Донца поляной и небольшими

рощами, могучей ровной стеной стоял темный и сырой Шебекинский лес.