Солдаты

В полнеба стояло красное зарево, окрашивая макушки деревьев. Разведчики

шли гуськом, осторожно ступая. Впереди -- Шахаев. За ним -- Пинчук, затем --

Уваров, Ванин и замыкающим -- Аким. Запрокинув голову, он сказал:

– - Зари горит. Дождь будет.

Семен засмеялся:

– - Предсказатель новый объявился! Откуда тебе все известно?

– - А вот известно. Ведь как-никак учитель. И тебя, Семен, еще кое-чему

могу поучить.

– - Чему это?
– - белые брови Сеньки сдвинулись: он был явно озадачен.--

Чему же все-таки ты можешь меня поучить, Аким? Уж не за "языками" ли ходить?

– - Зачем же за "языками". Этому ремеслу ты кое-как обучен. А вот

математике, например, русскому языку, литературе... Мало ли чему?

– - Может, кое-что из этих наук я и подзабыл,-- чистосердечно признался

Семен.-- Однако насчет дождя и прочее ты, Аким, подзагнул.

– - Поживем -- увидим.

Аким уже успел рассказать Сеньке о том, что его тревожило, и теперь на

душе у него стало легче. Лицо приняло прежнее добродушное выражение, как

всегда немножко рассеянное. Сенька обещал ему уговорить Шахаева на обратном

пути отпустить Акима на несколько часов, а может, и на всю ночь,-- смотря по

обстоятельствам -- в родное село к невесте.

Вскоре стало душно. Гонимые южными ветрами, низко поплыли темные тучи.

Мокрыми ошмотьями к ногам прилипали прошлогодние дубовые листья. По веткам

забарабанил редкий холодный дождь.

Аким ухмылялся.

– - Ну, что я говорил?
– - толкал он Сеньку.

Но тот не сдавался.

– - Ворона -- дура, но и она может накаркать любую беду.

Дождь усилился.

Разведчики вышли к реке Вьюнка. Шахаев волновался, все время глядел по

сторонам: в этом месте их должен был встретить человек.

Сквозь разрывы облаков выглянула луна -- начищенная, беззаботная -- и

тут же снова спряталась за тучи. Надо было переправляться на противоположный

берег. Посмотрели -- лодки не видать. Но тут случилось то, что на солдатском

языке называется "подвезло": высокое дерево, стоявшее над самой водой,

подмытое течением, повалилось, едва его толкнул Пинчук. Оно с треском упало

вершиной на тот берег, образовав своеобразный мост.

Первым вызвался пройти Семен.

– - Только в случае чего матери сообщите,-- сказал он, улыбаясь.

Но улыбка получилась не Сенькина -- натянутая, пожалуй даже жалкая. Он

с опаской поглядывал на черную, кипящую пучину и осторожно ступил на дерево.

От тяжести Сенькиного тела дерево опускалось все ниже и ниже, и, когда

Ванин достиг середины, оно качнулось, выскользнув из-под ног разведчика.

Семен попытался было ухватиться за ствол, но потерял равновесие и на глазах

разведчиков исчез под водой.

Сенькин малахай поплыл вслед за обломанными ветками коварного дерева.

Однако через несколько секунд появилась Сенькина голова. Отчаянно рассекая

воду мелкими саженками, солдат поплыл к противоположному берегу и вскоре

выбрался на сушу.

– - Беги в деревню! -- крикнул ему Шахаев.-- Крайняя хата отсюда, с

гнездом аиста на старом дереве! Понял?

Сенька убежал. Увлеченные этим происшествием, разведчики не заметили,

как из кустов вышел высокий седобородый старик. В руках он держал длинный

шест с железным крючком на конце. Первым старика увидел Яков. Незаметно

толкнул сержанта. Шахаев обернулся. Но Пинчук опередил его.

– - Здравствуй, диду!
– - приветствовал он старика.

– - Доброго здоровьечка!

Вскинув кудельные брови, дед пристально смотрел на ребят: "Они или не

они?"

– - Откуда, дедушка?
– - спросил Шахаев и тоже подумал: "Он или не он?"

– - Из Климовки, откуда же мне быть,-- дед махнул рукой в сторону

деревни, в которой только что скрылся Ванин.-- Бревна ловлю... двор у меня

сожгли.

"Значит, он",-- подумал Шахаев, но пароль на всякий случай пока что не

сообщал.

– - Кто же сжег, дидуся, а?
– - спросил он старика.

Дед посмотрел на сержанта и, растерянно теребя бороду, ничего не

ответил.

– - А вы кто будете?
– - помолчав, спросил он, украдкой поглядывая на

мешки за спинами ребят.

– - Рабочие мы, дедушка, домой пробираемся, в Харьков. Из Белгорода.

Немцы нас отпустили. Говорят, красные наступать собираются.

Оттянув двумя пальцами мочку уха и склонив набок голову, накрытую

заячьим, наполовину облезлым треухом, дед внимательно слушал. Потом вдруг

поднял кверху большой нос, потянул им воздух и хитро засмеялся беззубым

ртом.

– - Ой же и врать ты мастер, сынок! Не из Белгорода вы. Махорочка очень

духмяная у вас, Аж за сердце щекочет. На версту чую ее запах, ить такой

махорки, мил человек, при немцах-то мы, почитай, третий год не видим...-- И

старик стал рассказывать не опасаясь: -- В прошлом годе скрывался у меня

один лейтенант, молодой, вроде вот вас,-- дед указал на Уварова.-- Федором

звали его. Подбили, вишь, его зенитчики немецкие. Ну, так вот он меня и

угощал махоркой советского изделия... Ушел потом к своим. С той поры и не

чуял я запаха махорочки нашей...

Растроганный Шахаев пожал большую бугроватую дедову руку и сообщил ему

пароль.

– - У Алексея Ивановича были сегодня?
– - спросил он старика.

– - А как же! Только от него...

Сквозь шум воды до разведчиков доносился низкий, словно бы придавленный

чем-то тяжелым, гул.

– - Нечистый бы их забрал,--дед нахмурился.-- Это там... у моста...

Танки ихние. День и ночь горгочут. И все туда, к вам, направляются...