Солнце мертвых

Во вторник, когда в больницу химзавода был доставлен отец Авенир, у Татьяны был выходной. Но о событиях в доме она ничего не знала, так как весь день проспала, отдыхая после бессонного ночного дежурства.

Когда на следующее утро Татьяна пришла в больницу, то первое, что услышала, был полный леденящих подробностей рассказ о преступлении в доме, где она проживала.

– Бедняжка, – говорила пожилая нянька, – живого места на нем нет, уж так били, так били! А ведь такой человек известный, святой, истинно святой!

– Кто же его так? – полюбопытствовала Татьяна.

– Да мало ли злодеев, – ответствовала нянька, и Татьяна выслушала рассказ о том, сколь благой пастырь отец Авенир, как его любят прихожане.

– Есть, конечно, и завистники, – вздохнула нянечка, – они, видать, и постарались.

Рассказ о святом мученике заинтересовал Татьяну настолько, что она побежала смотреть на него.

У отдельной палаты толпился медперсонал. Татьяна заглянула в палату. Ничего невероятного она не узрела. Избитый человек, каких она видела сотни. Правда, длинные волосы, но и этим сегодня никого не удивишь. Лежит в отдельной палате. Обычно в такие кладут либо блатных, либо подследственных.

Словом, Татьяна была несколько разочарована.

Скоро ее вызвал зав. отделением и приказал находиться при пострадавшем священнике постоянно.

– У вас высоко развито чувство ответственности, – веско сказал он, – а человек, за которым вы должны ухаживать, необычный. Интересовались им и городские власти, и милиция, да и из области звонили… Так что, Татьяна Михайловна, вы уж постарайтесь.

Татьяна обещала постараться и отправилась в палату, где лежал столь важный больной. Присев на стул, она вгляделась в лицо священника. Несмотря на значительные повреждения, чувствовалось, что в обычном состоянии оно очень недурно. Татьяне всегда нравились такие лица: крупные с прямым (хотя и сломанным) носом и мужественным подбородком, лица настоящих мужчин. Спутанные русые кудри только добавляли колорита к романтическому облику страдальца.

Больной был без сознания. Его разбитые воспаленные губы что-то шептали. Татьяна прислушалась.

– …Антихрист, – различила она, – дитя Сатаны… (потом последовали обрывки молитвы).

– Бредит. – Татьяна в первый раз по-настоящему пожалела священника.

Антихриста вспоминает, сразу видно – церковник, другие-то в бреду угрозы бормочут, матерятся, зубами скрипят. А этот вон какой благостный. Она попыталась вспомнить имя священника, которое называла ей нянечка.

Никодим?.. Филарет?.. Вроде другое. Пошла, узнала. Оказывается, зовут его Авениром. Никогда не слыхала Татьяна о таком имени.

– Авенир, – повторила она про себя. – Красиво звучит. Вроде из песни какой-то.

Вечером, придя домой, она рассказала Стасу о необычном больном.

К ее удивлению, сын не выразил особого интереса к личности священника.

– «Поп – толоконный лоб…», – произнес Стас насмешливо, – «не гонялся бы ты, поп, за дешевизной».

– За какой дешевизной? – недовольно спросила Татьяна.

– Это Пушкин, мама!

– Понимаю, что Пушкин, но зачем же человека за глаза ругать, ведь ты же его совсем не знаешь.

Стас усмехнулся, но промолчал.

– А может, этот поп тебе понравился? – через минуту спросил он. – Ведь красивый мужчина.

Татьяну этот разговор стал раздражать.

– Красивый, некрасивый, – в сердцах произнесла она, – избитый он. А ты что, его видел?

– Да встретил в тот день во дворе, – неопределенно произнес Стас, – я сразу понял, что он поп. Волосы длинные, и ряса…

– Все равно, сынок, нехорошо говорить гадости о людях, тем более о таких святых, как он.

Стас захохотал.

– Это он-то святой? Да он стяжатель, только о своей мошне и думает…

– Ну откуда ты знаешь? – Татьяна внимательно посмотрела на сына. Она обратила внимание на слова Стаса: «стяжатель», «мошна»… Что это за странная, архаичная лексика?

«Слишком много читает, – подумала она про себя, – отсюда и скептицизм».

Стас, однако, потерял интерес к разговору. Он сел за свой стол и начал готовить уроки.

На следующее утро, едва придя в больницу, Татьяна почти бегом бросилась в палату, где лежал отец Авенир.

– Не лучше ему? – спросила она у дежурной медсестры. Та отрицательно покачала головой.

– Вроде поспокойнее стал, не бредит, – добавила она, – а в сознание до сих пор не приходил. Бедняга!

Татьяна стала наблюдать за больным. Тому и в самом деле, видно, стало получше. Дыхание, хотя и учащенное, стало более ровным. Голова его спокойно лежала на подушке.

Часов в одиннадцать дня священник впервые открыл глаза. Зрачки его расширились, лицо перекосилось от нервного тика. Потом он перевел взгляд на лицо Татьяны и постепенно успокоился. Сухие, разбитые губы что-то произнесли. Татьяна наклонилась к самому лицу и разобрала чуть слышное: «Пить!»

Напоив больного, она вставила в капельницу новую порцию физраствора и грустно посмотрела ему в глаза.

Отец Авенир несколько раз моргнул, и из глаз его выкатились две слезы.

Татьяна порывисто, хотя и осторожно схватила горячую ладонь больного, легонько сжала, ободряя. Тот благодарно кивнул. Губы его вновь зашевелились.

– Спасибо, сестрица, – скорее прочитала по ним, чем услышала Татьяна.

Приходил человек из милиции, но к больному его не пустили. Слишком слаб. Почти весь день неотлучно находилась Татьяна у постели больного.

А ему на глазах становилось все лучше. Он пытался говорить, спросил, как ее зовут, проглотил несколько ложек бульона. Татьяна давно привыкла к чужим страданиям, но сейчас остро чувствовала, что нужна этому несчастному человеку.

Уже под вечер из областного центра к отцу Авениру приехала целая делегация. Два каких-то важных священника и моложавая холеная дама, видимо, попадья. Дама презрительно оглядела скромную палату, бросила беглый, но выразительный взгляд на Татьяну.

– Неужели поприличнее палаты не нашлось? – резко сказала она, обращаясь к сопровождавшему их врачу. Тот пожал плечами, но промолчал.

Потом взгляд дамы обратился на мужа.

– Мерзавцы! Какие мерзавцы! – закричала она.

Вообще горевала попадья громко и эффектно. Даже слезы, лившиеся из ее глаз, были настолько обильны, что казались искусственными. Татьяна с неприязнью наблюдала за всем происходящим. Жена отца Авенира ей явно не нравилась. Посетители скоро уехали, и Татьяна снова осталась наедине с больным. Она решила, что именно красивая попадья – виновница трагедии.

Из-за нее небось пострадал, размышляла она, но почему именно из-за нее, она не могла объяснить. Ничего не приходило в голову. Слишком странным было это происшествие. Кому понадобилось избивать священника? Она долго размышляла над этим, перебирая возможные варианты, но так ни к какому выводу не пришла.