Солнце мира богов. Том первый

— Давно здесь кто-то жил? — решила поинтересоваться у поджимающего мокрые ноги на мою кровать сыночка.

— В комнате? — он неуверенно спустил носок на пол и отдернул его с каким-то страхом в глазах, — т-ты всё?

Я кивнула. Он спрыгнул, брезгливо отряхнулся, глядя на сиротливо жмущихся девчушек, не поднимающих глаза от постели, а после ответил:

— Полгода где-то, — он надул губы, — слушай, а может это… я поговорю с отцом. Попрошу его не подтверждать вашу брачную метку и нарисую свою, а? Тогда и мамулька будет к тебе доброй! Будешь живой, здоровой… она тебя даже подлечит, м? Ты прикольная, сильная и всё такое, а я… не наследник… и не знаю, как… но я научусь! Зато я добрее! И не такой умный, а значит… ты сможешь хорошо жить!

Мне стало его настолько жалко, что я не сдержала искреннего порыва, подошла и обняла за плечи, ответив правильно и одновременно правдиво:

— Великий Цикл, Эрик, солнышко, ты не должен так себя казнить! Кто сказал тебе, что ты не умный?

— Все! — обиженный ответ.

Рука погладила его макушку, охреневающую вместе с хозяином. Наверняка последний раз высокородная женщина трогала его в детстве — для лордов прикосновения под кошмарным запретом. Даже мать могла делать это редко и не в присутствии кого-либо. А тут я со своей «осуждаемой тактильностью» с нелёгкой руки его папульки.

— Они неправы, — я убрала его руки с собственной талии, сделала несколько шагов ко второй двери в гардеробную и продолжила, — не стоит корить себя за то, что у кого-то есть мнение о тебе. Оно не отражает всей правды, — я повернула голову и улыбнулась ему, — ты же себя знаешь лучше. Значит и оценивать должен себя сам.

Его горящий взгляд стал мне самым прямым ответом.

— Ванную можно идти мыть, — указала на дверь я.

Девушки даже не шелохнулись. Я тяжело вздохнула:

— Приказываю отмыть ванную комнату, — тон у меня был дебильный, будто меня саму принуждали это говорить, — и дверь закройте, иначе Бурбоня распознает вас как ещё одну вкусняшку.

Девчушки потянулись стройным рядком в ту дверь, огибая многоножку по стеночке.

— Ты ушла от ответа про нашу свадьбу, потому что сильно любишь отца? — не унимался Эрик, — тогда давай я расскажу про все его гадости, ты его разлюбишь, и мы пойдём к нему просить разрешения на брак? — дожидаться моего ответа он не стал, побежав следом в гардеробную, — про то, что он злой, ты знаешь. Мм-м… у его всегда всё строго! Многое нельзя. Например, выносить из столовой еду. Мамуличка от этого бесится, — раскрыл он семейные тайны, — ещё… — он замер, разглядывая комнату, полную чужих вещей, — забыл! — ударил он себя рукой по лбу, — тут есть одна хитрость…

Парень подошёл к стене напротив двери и отодвинул висящую на ней картину, открыв мне виды на трещину в стене, сквозь которую был виден чужой глаз. Стоило нам его заметить, как он исчез, запечатавшись, кажется, подобным нашему полотном с рисунком.

— Мамулька поругается, но ты… увидела, какой я хороший? Заметила? — он направился ко мне, чтобы нависнуть вплотную над скрестившей руки мной, — может ещё раз меня обнимешь?

Я толкнула его в грудь рукой, дошагала до стены и залепила щель одной из раскиданных здесь бумажек.

— Погоди, — я нахмурилась, — так её же закрывала картина!

Насупленный от моего отталкивания Эрик основательно струхнул. Я поджала губы и просканировала стену от пола до потолка. Семнадцать. Шпионских. Подглядывалок. Жизнь становилась всё интереснее. Особенно после их закупоривания.

— Отец всё равно хуже! — невероятный выкрик, — у него ни одна из невест за пятьдесят лет не выжила!

Я хмыкнула.

— Сколько лет твоей маме? — картина была взгромождена на прошлое место.

— Шестьдесят восемь.

Я мысленно присвистнула. Весомо.

— Замуж она вышла в восемнадцать? — хитро ухмыльнулась ему.

С качественным таким намёком. Он не понял. Я намекнула прозрачнее:

— Невесты и жены не выживали в тот самый период, когда первой женой была твоя мама?

Он насупился.

— Это всё равно он виноват, — гениальное.

Я пожала плечами.

— В какой-то мере так и есть, — я нашла глазами чемодан под нижней полкой справа, вытянула его на свет Цикловый и открыла, подумав, что отправить в него вещи прошлой владелицы будет правильнее.

Вдруг… захочет забрать. Бедняжка.

— Ты зачем всё сама делаешь? — Эрик наблюдал за тем, как я скидываю тряпочки с полки, — А! Я и забыл, что мамуличка тебе слуг не прислала. Только ты на неё не жалуйся отцу, ладно? Она замечательная, просто… злится на тебя.

Я весело хмыкнула и поинтересовалась:

— Почему уменьшительно-ласкательно? Почему не просто «мама»?

Он сперва завис на секунду, а потом сквасился.

— Она так говорит мне.

Я опешила.

— Что-то вроде «Эрик мамулечку любит»? — передразнила услышанный ранее визгливый тон.

Он весь стал красным пятном. Господи, серьёзно? Что там тогда со старшим сыном?!

— Ты теперь будешь надо мной смеяться? — он опустил голову и пробурчал что-то нечленораздельное.

Я покачала головой.

— Над тобой — нет, — а вот над свихнувшейся мамашей точно стоит.

Как вообще можно было допустить такое поведение в отношении двадцатипятилетнего сына?!

— Ты не осуждаешь? — очередной восхищенный вопрос.

— Будешь её слушаться во всём и так называть — никогда не женишься, — честность, хоть и жестокая.

Он повинно кивнул.

— Сменим тему? — предложила ему, — где тут у вас кухня?

Механические манипуляции с чужой одеждой мне надоели быстро, потому я приняла решение заняться этим позже, а сейчас — начать раскладывать свои вещи в основной комнате.

— Куда этот портал? — сунул свой нос в выстроенный мною коридор Цикла Эрик, — это дом твоего рода?

Я покачала головой и, усмехнувшись, посмотрела на тюкнувшегося лбом в барьер парня.

— Это коридор-связка, — я шагнула в переход, добрела до ещё одного шкафа, только побольше, пнула его, заставив сложиться, а затем поволокла в своё новое место обитания, — видишь кучу дверей?

Он кивнул и попытался прорваться туда ещё раз. Я тяжело вздохнула, сделав это максимально демонстративно, и разочаровалась в мужчинах в миллиардный раз. Он даже взгляда на меня не перевёл.

— Пойдём другим путём: Эрик, солнышко, держи шкаф! — я отдала полномочия по переносу ему и воззрилась на ещё пять таких, — я тащу до выхода, а ты — по комнате. Идёт?

Из-за громады высунулась светлая печальная голова, мученически кивнула, а после исчезла вновь.

— Я не смогу открыть у стены — Бурбоня залезет, и мне придется её усыплять. А вдруг у неё дети не кормленные? — мой взгляд упал на снежно-вьюжный угол с гнездом.