Солнце в рюкзаке

Пришлось ускориться. Миновав вонючую арку, я свернул влево и замер за выступом одноэтажного безглазого дома.

Эба выскочила следом и остановилась в нерешительности.

— Человек Солнца! — дрожащим голосом позвала она, озираясь.

Темные пятна ее глаз безуспешно нащупывали меня в темноте.

Несколько секунд она ждала ответа, качаясь вправо-влево.

— Ты ушел? — спросила она наконец.

Ушел — стопроцентно. Знаю я вас. Сначала бегаешь туда-сюда с одной на руках, потом обнаруживается, что их стало двое, а после отмываешься от произошедшего, насмерть схватываясь с Тайтом на шляпке фиолетового гриба. К черту.

Эба все так же беспомощно озиралась. Я хорошо видел ее — тонкую, глупую, незрячую под светом тусклого фонаря.

Глупую — это точно. Вместо того чтобы проверить периметр двора, она вдруг полезла в этот свой мокрый пакет, вытащила какой-то кусок и принялась жевать.

Ее окликнули из арки:

— Люка!

Гортанным, тягучим голосом.

Она обернулась и вдруг бросилась бежать. Полы мокрого плаща развевались, рыжие волосы подпрыгивали на затылке. Бежала она еще хуже, чем недавно убитый парень, — подпрыгивая, как те птицы, что мы с Тайтом набили на второй линии. Ее мотало из стороны в сторону, и за три минуты она преодолела только половину двора.

За ней не менее неуклюже, но намного быстрее кинулся какой-то тощий, в подбитых железом ботинках человек с блестящей мокрой лысиной.

Он догнал Эбу у следующей арки и прихватил за бока. Эба знакомо запищала, забилась и упала, гулко ударившись о низкий выступ балкончика.

Склонившись над ней, лысый с длинным оттягом ударил прицельно — куда-то ей под ребра, видимо, сильно, потому что она захрипела и принялась корчиться — верный признак точечного попадания в солнечное сплетение.

Мне пришлось выйти из укрытия. Опыт общения с первой Эбой доказывал, что они никчемные бойцы и тело их не предназначено для защиты, слишком много мягких уязвимых мест.

Лысый сел на корточки. Одной рукой он шарил под плащом Эбы, другой запихивал в карман шоколад и этот ее несчастный пакет.

Меня он не слышал — Эба снова обрела голос и принялась верещать. Она вскинулась и вцепилась в обидчика. Визжа, она вырывала обратно бумажный пакет и не сдавалась, хотя свободной рукой он бил ее в беленький висок, залепленный мокрыми прядями рыжих волос.

Мне никак не удавалось взять в толк, что такого в нем ценного, и разбираться я не стал. Сзади взял склоненную крутую шею лысого в крепкий захват, потянул его на себя, надеясь, что мне хватит веса его опрокинуть, и опрокинул все-таки, упершись ногами в зернистый асфальт.

Под желтым фонарем мы немного повозились в грязи и мутной воде, но он был дрябл и заторможен, поэтому справиться с ним было легче, чем с левой рукой Тайта.

В конце концов я отпустил его — надоело, и он по-паучьи кинулся в щель между домами.

Эба забилась под балкончик и оттуда длинно всхлипывала.

— Не подходи, — предупредил я ее, все еще помня о нежелании связываться с этими странными существами. — Иди своей дорогой.

Башни, в которых нужно было искать Лайнмена, цеплялись за небо совсем рядом, а я застрял здесь и начал потихоньку раздражаться.

— Я по шлему узнала, — сказала Эба, ползая по земле и собирая рассыпавшиеся галеты, — с прошлого раза запомнила… Вы здесь самые сильные, сильнее никого нет. Я видела, один из ваших убил «Короля».

— Когда? — насторожился я.

Оказалось, что прошлой осенью.

Это была Игра четвертого сезона.

— А в этот сезон нас видела?

Она помотала головой и со стоном вцепилась в виски.

— Приходи к нам, — попросила она, не открывая глаз, — нас сегодня ночью будут зачищать. Слышишь?

Я прислушался и уловил разлитое в воздухе слабое электрическое гудение.

— Это Дворец, — сказала Эба. — Распределяет «Королей» по секторам Отстойников.

Мне стало интересно. Это походило на задачки Квоттербека.

— Сколько вас там?

— Пятьдесят… шестьдесят.

— Чем вооружены?

Она медленно пожала плечами.

— Специализация групп?

Эба как-то странно посмотрела на меня. То ли снисходительно, то ли с жалостью.

— Мы там… женщины и дети.

Дети — это те самые крошечные комочки, как в руках у первой Эбы?

— Разбегитесь по городу на время зачисток, — сказал я.

Эта задачка не по зубам даже Квоттербеку. «Короли», объяснил мне Журов, — это карательные машины, наделенные высокоразвитым интеллектом и закованные в броню с ног до головы.

Эбы и их малыши в количестве пятидесяти штук — живой корм для такой техники.

Я шагнул в сторону, и тут рыжую Эбу прорвало. Им нельзя выйти оттуда — здесь на большинство из них выдают еще талоны, здесь прятаться негде, здесь их бьют и убивают просто так, даже без талонов, а там можно спрятаться, в прошлый раз спряталось аж десять человек, за месяц пришли новые, только большинство больные, а у несчастной Нарцисс нет ноги — представляешь, «Король» просто перекусил ей ногу! И хотя она красивая… ну, белокурая такая и высокая. Ну, кто как говорит — например, Зера считает, что светлые волосы делают Нарцисс похожей на белую мышь, но все-таки Нарцисс красивая, только без ноги она не может добывать еду. И много кто не может добывать еду. А Зера пошла синими пятнами. Вот так. Получается, если на этот раз никто им не поможет, то убьют всех — и ее, Люку, наверное, тоже. В Отстойниках есть группа мужчин, они тоже сильные, они придумывают план нападения на Дворец, но слишком долго придумывают и поэтому толку от них мало. Охотники туда не ходят, они боятся, что «Короли» примут их за бездельников, охотники поджидают снаружи, и ходить за едой сложно. Одна, Люка, ходит, потому что здоровая.

Я совсем запутался в ее болтовне. Стоял и соображал, кто белая мышь, а кто без ноги, и никак не мог разобраться.

Люка-Эба повозилась и ахнула.

— Ну вот, — печально сказала она. — Чулок порвала.

И с сожалением провела пальцами по белой дорожке на черном круглом колене. Я посмотрел на нее — насквозь мокрая, с рыжими грязными волосами, с которых капало, перемазанным лицом, она озадаченно щипала тонкий чулок, будто от него зависела ее жизнь.

— У Нарцисс возьму, — решила она, — зачем ей два чулка?

И вдруг засмеялась, тихонько, но весело. Я отвернулся.

— Приходи, — в спину мне еле различимо сказала Люка-Эба. — Мы живем в южной части, за двумя цистернами.

Я пошел в противоположную сторону, обыскивать башни. Не отпускало ощущение, что крадется кто-то сзади — немощной суховатой тенью, но обнаружить реальной слежки я не смог и быстро переключился. Набрасывая на лицо шилдкавер, рассмотрел их внутреннюю конструкцию — они смахивали на пустые бутылки, в которые кто-то накидал тонких палочек. Остатки разрушенных лестниц в большинстве случаев никуда не вели, редкие площадки размещались вдоль стен без видимой опоры. Каждая башня венчалась остроконечной крышей. Шлем показывал глубокую нишу под каждой из крыш. В трех из пяти башен пролезть в них было невозможно, в остальных пунктиром виднелась какая-то лесенка.