Солнце взойдет
Шрифт:
И спасти.
«На что похожа моя жизнь?»
Самое трудное в деревне – это болеть. Тогда в полной мере понимаешь, что «нехорошо человеку одному».
Говорю Балбесу: «Сделай мне чай!» Смотрит внимательно, и я прямо вижу, как он изо всех сил старается меня понять. Поднимает и опускает уши, как будто, если расположит их в пространстве правильно, сможет поймать волну этой странной человеческой речи.
Или звонит мама и говорит: «Свари себе картошки, заверни ее в ткань и погрей грудь». Как такое вообще можно представить?
Чтобы картошка помогла, нужно, чтобы было детство, чтобы
Или грела в жестяной миске соль, оборачивала ее несколькими носовыми платками и прикладывала этот кулек к моему носу. Сначала было жутко горячо и надо было ойкать, потом кулек остывал, мама снимал один платок, соль сыпалась и попадала в рот, а на втором слое платка была вышита ромашка с желтой серединой.
А папа ходил бы мимо и говорил, что нужно закапать нос луком. Или, ясное дело, выпить сто грамм.
Лечит не картошка, не соль, не лук. Суть в том, что кто-то это должен сделать СВОИМИ РУКАМИ. Нужно, чтобы кто-то погрел молоко, добавил туда мед и сливочное масло. А я бы говорила этому кому-то, что это противно и не поможет. А кто-то будет уговаривать, а потом даже заставлять. Тогда нужно выпить, как бы через силу.
Только так это работает.
За последние дни случилось несколько неприятностей. Потеряла телефон. Восстановить сим-карту не могу. Она зарегистрирована на брата, а он живет в Минске. Надо ждать, когда брат соберется, все сделает и вышлет мне ее почтой. Зная его медлительность, набираюсь терпения.
Вчера мыла умывальник, он раскололся пополам, осколки разлетелись по кухне.
Утром проснулась, чтобы ехать в город, преподавать в воскресной школе. За окном ветер и дождь. Беру велосипед и понимаю, что у него проколото колесо. А вчера вечером все было хорошо, как так?
Маршрутки по воскресеньям в это время не идут. Надо позвонить кому-то, чтобы меня отвезли в город. Но, во-первых, кому, а во-вторых, у меня нет телефона…
Звоню с домашнего папе. Его номер, конечно, помню наизусть. Папа говорит, что приехать не может. Села, думаю, Оля, только не реви, ты же взрослый человек. Но все равно заревела. Решила собраться и умыться. Умывальник расколот. Пока прикидывала, приедет ли сюда такси, можно ли его вызвать с домашнего или бежать на трассу автостопить, перезвонил папа: «Когда я уже перестану решать твои проблемы?» Я молчу, потому что и правда не знаю когда. «Жди, сейчас приеду», – вздохнула трубка.
Мама дома встречает меня на пороге, молитвенно складывает руки на груди и уже даже не говорит Богу, а кричит: «Господи, ну пошли Ты ей мужа! Ну что это такое у нее в жизни, одни неприятности!» Я отвечаю: «Мама, это несовременный подход. Женщина должна быть цельной и самостоятельной, нельзя ждать мужчину, чтобы он решил ее проблемы». Мама смотрит на меня внимательно и идет молиться в комнату. Я слышу ее: «Господи, ну пошли Ты ей…»
А после занятия в воскресной школе ко мне подошла новенькая девочка семи лет, протянула бумажный кораблик и тихо сказала: «Это вам».
Весь урок мы говорили с детьми о том, как людям помогают ангелы. И направляют их, и утешают. И этот кораблик, конечно же, для того, чтобы плыть через мои житейские бури, – мое утешение.
Пересматривала фильм «Два дня». Там есть момент. Героиня – Ксения Раппопорт – пошла в сарай доить козу. Коза застряла рогом в велосипедном колесе. Героиня выдергивала
рога козы, ничего не получалось, и сарай от общего напряжения развалился. Девушка сидит под досками сарая и не может из-под них выбраться. Только один глаз смотрит в щель. Она моргает длинными ресницами, плачет и говорит вслух:«Господи, Ты не дал мне ни мужа, ни детей. Я живу в глуши с козой и курами. И не жалуюсь. Но зачем Ты сейчас насмехаешься надо мной? На что похожа моя жизнь?»
Потом, конечно, пришел Бондарчук и ее спас.
Я иногда чувствую себя в этом сарае с козой.
Приезжал газовик. Пришел на кухню, как обычно, туда высыпали все животные. Газовик говорит: «У вас тут одни коты!» Типа, вы вообще в курсе? Я стою лохматая, в пижаме, с красным носом, потому что болею. Я в курсе.
Он заменил какой-то кран и попросил за него два рубля. Я пошла искать мелочь, но нашла только рубль. Газовик посмотрел на котов, на меня, вздохнул и сказал: «На что похожа ваша жизнь?» Это мысленно, а вслух пробормотал: «Давайте ваш рубль».
Из колодца ушла вода. Папа привозит мне ее из города в больших бутылках. Он заходит на кухню, все животные бегут за ним. Он говорит: «Оля, от этих животных совсем нет места, где это видано!» А потом сливает мне в кастрюлю дождевую воду, чтобы я могла помыться. Дочь, на что похожа твоя жизнь?
Утром я иду на обязательную прогулку. Мы идем очень медленно, потому что коты ловят бабочек, а Балбес нюхает траву. Я смотрю на мутное солнце, на большой клен, на дорожки из паутины, как тонкие мостики между прошлым и будущим. А дома перечитываю «Записки на запястьях» Ольги Паволги. Там есть самое лучшее объяснение, почему я живу в деревне и терплю все бытовые неудобства:
«Папа объяснил мне, почему однажды не захотел возвращаться из деревни в Москву:
– Ну, вот, я подумал, иду я, скажем, в туалет. И что я наблюдаю? Зацветающую сливу на фоне свинцового неба. А в Москве по дороге в туалет что я увижу?»
Ради этого неба всё.
Мне иногда страшно становится оттого, что однажды придется отсюда уехать. Ну, например, я выйду замуж. А он, например, из Вологды. И любовь. Поэтому верю, что он почему-то и зачем-то приедет сюда. То есть задача максимально усложняется.
И если у мужчины на аватарке селфи из качалки, а в его галерее – фото, где он в стильном костюме лежит на кожаном диване, и он пишет мне: «Оленька, вы прекрасны, давайте знакомиться», я честно отвечаю: «Здравствуйте, я живу в деревне. У меня три кота и собака. Мы начинаем свой день так: едим и идем кормить соседских курочек, здороваемся с козой, собираем осенние листья, рассматриваем росу. Вы точно уверены, что не промахнулись?»
При знакомстве сразу представляю, впишется ли он в деревню. А в мой дом? А картошку любит? А умеет ли он, в конце концов, топить печь или колоть дрова? Не могу от этого избавиться. Так что надеяться могу только на чудо.
Вообще о моем семейном положении больше всего печалится папа. Помнит всех ухажеров, которых я отвергла, по именам и не забывает мне о них напоминать, как об упущенном навсегда счастье. Мама, которая считает, что Николай Чудотворец, в день памяти которого я родилась, все никак не может мне подобрать достойного кандидата, по этому поводу крайне спокойна.
Когда мама работала в детском саду, каждый день ходила на работу мимо церкви имени любимого святителя. Говорит: «Я когда шла мимо храма, всегда просила, чтобы Николай Угодник послал тебе достойного мужа. И когда обратно шла – тоже!»