Солнцеравная

— Если бы не торговались, они бы сразу поняли, что что-то не так, — добавила Марьям.

— Насколько иная жизнь у цыганок; они по сравнению с нами словно птицы, — сказала Пери.

Их щеки разрумянились. Я никогда не видел их такими беззаботными и счастливыми.

— А дворцовая стража смотрела в другую сторону? — недоверчиво поинтересовался я, стараясь догадаться, как же они выбрались.

Женщинам запрещено покидать гарем, кроме как при строго определенных обстоятельствах. Они могут сопровождать шаха, куда он пожелает их взять: в один из его дворцов, на охоту, пирушку на воздухе. С разрешения и в сопровождении им можно путешествовать, чтоб навестить дома своих сыновей. Другие случаи рассматриваются по мере нужды.

— Ах, Джавахир, не жди, что я выдам тебе все мои секреты, — отвечала Пери, встряхнув седыми волосами.

Выражение моего лица заставило Марьям вновь залиться хохотом.

Празднества по случаю коронации были мастерским ходом шаха. Он как бы наконец швырнул нам корку радости, а мы проглотили ее, словно это была вся большая трапеза. Затем последовали три дня досуга, в которые Султанам пригласила своего сына и весь гарем отдохнуть в деревне. Женщины тут же принялись собираться и укладываться, готовя игры и роскошные лакомства, восторженно предвкушая редкий выезд. Весь дом хлопотал до самого утра пятницы, когда мы наконец тронулись прямо после утренней молитвы. Я выехал из дворца с передовым отрядом — группой евнухов, вооруженных кинжалами и мечами; ехали мы около часа, пока не добрались до любимого места отдыха дворцовых жителей, около реки, и стража из евнухов была расставлена широким кругом, так, чтобы никто из мужчин не мог случайно забрести во владения женщин.

Стоял ясный и жаркий день, соколы вились в небе, словно охотясь на облака, горы синели в утреннем солнце. Днем раньше слуги натянули большие навесы для тени и настлали матрасы и подушки. Расставили мишени для стрельбы из лука, а на безопасном удалении поставили игры для детей, шахматы, нарды и остальное. Развели огонь для жаровен и котлов с рисом, а в землю вкопали печь для хлеба.

Облако пыли возвестило о приближении тех царственных жен, которые умели ездить верхом. Целая армия арабских скакунов великолепных мастей всех оттенков белого, гнедого и каракового несла сотни женщин в чадорах на расшитых седлах с красной, желтой и серебряной бахромой. Некоторые скакали по-женски, но Пери мчалась как мужчина, с ловкостью воина во главе кавалькады.

Женщины постарше и дети следовали за ними в резных деревянных носилках; они отбыли из дворца еще раньше. Исмаил ехал отдельно со своей собственной стражей, и когда он приблизился к площадке, то отослал охрану подальше. Тогда женщины сбросили покрывала с головы и лица, открыв яркие платья с короткими рукавами, широкие шаровары и легкую обувь.

Мы позавтракали чаем, сыром, орехами, фруктами и пухлыми лепешками прямо из печи. Пери и ее матушка спешились и, оживленно разговаривая, стали рука об руку прогуливаться вдоль реки. За ними следовали другие женщины, волоча своих дочерей, а травницы собирали растения. Мальчишки сбросили туфли и подзуживали друг друга залезть в воду; другие играли в мяч или боролись. Масуд Али наблюдал за ними, и плечи его поникли. Я позвал его туда, где играли, и стал учить основам нардов. Он быстро ухватил суть, и когда я похвалил его, то был вознагражден застенчивой улыбкой. Я нашел ему другого игрока-новичка на пробу и вскоре наблюдал, как их детские лбы сосредоточенно морщились, когда игра набирала ход.

Хадидже и Исмаил ехали на своих арабских кобылах; они пришпорили их и скрылись вдали, изображая погоню.

Все незамужние женщины не отрываясь следили, как лошадь Исмаила одерживает верх. Когда ускакавшая пара вернулась, щеки Хадидже сияли, как лунный лик, и на одно горькое мгновенье я пожелал, чтоб его мужское отличие не принесло ей радости.

Перед обедом Исмаил пригласил Пери пострелять вместе, и все мы собрались у рубежа для лучников. Женщины болтали так возбужденно, что Баламани и Анвару пришлось зайти с разных концов поля и призвать к молчанию. Наконец все было готово, и на черту встала Пери. Я жаждал увидеть, насколько хорошо она стреляет. Коричневое полотняное платье изысканно колыхалось, когда она — высокая, стройная — захватила стрелу между пальцами, уперла хвостовик в тетиву, натянула ту до щеки и спустила. Стрела покорно вонзилась в мишень, и свита Пери заголосила так оглушительно, что воздух дрожал от их пронзительных криков. Один голос был выше и громче остальных — Марьям.

Пери взмахнула рукой, показывая, что дальше можно не ликовать. Затем она принялась пускать стрелу за стрелой в ближние и дальние мишени. Стрелы со стуком вонзались в центры мишеней с таким постоянством, словно бил барабан, и тонкая пленка пота заблестела на ее лбу.

Пери отступила в сторону, и на рубеж вышел Исмаил. Лучники выдернули ее стрелы из мишеней и отбежали. Исмаил нерешительно потянулся за своим луком. Он с усилием натянул тетиву. Руки его дрожали, и несколько выпущенных стрел ушли мимо. Обильно вспотев, шах выстрелил еще несколько раз. Я азартно переминался с ноги на ногу, пока наконец одна из стрел не зацепила край мишени. Женщины заголосили так громко, и Султанам первая, что птицы, кружившие над нами, разлетелись прочь.

Исмаил уступил место Пери. Вместо того чтоб прикинуться уставшей, она показала ему на пустую мишень, а затем пробила ее стрелами, обозначившими север, юг, восток и запад. Ее свита не смогла удержаться: они снова заулюлюкали, и языки их бились чаще, чем мог различить глаз, но мне вдруг стало не по себе.

Пери наложила новую стрелу на тетиву и сосредоточилась так глубоко и надолго, что вся толпа затаила дыхание. Ни один шелковый шарф не дрогнул, пока мы ждали, что сделает Пери. Наконец, когда напряжение стало уже почти невыносимым, она пустила стрелу. Та полетела прямо и точно, вонзившись так, чтоб отметить Мекку, начало всех вещей. Все изумленно выдохнули, увидев такую меткость.

Углы губ Исмаила поползли вниз.

— Хочу услышать ваши голоса, чествующие мою талантливую сестру, — выдавил он.

Пери сияла гордостью. Исмаил подошел к матери и несколько минут совещался с нею.

— Моя мать говорит, что пора поесть, — объявил он и зашагал прочь, не сделав очередного выстрела.

Баламани обменялся со мной понимающим взглядом.

Слуги принялись разносить блюда с мясом, жаренным над угольями. Мы с Баламани пошли к дастархану возле воды и уселись там.

— Пери стреляет лучше, — сказал я. — Почему бы ей этого не скрыть?

— Для тех, кто близок к шаху, это величайшее искусство — помочь ему выглядеть лучше.

— Ты думаешь, он такой беспомощный?

— Он же мужчина, так? — Баламани неприлично согнул указательный палец, и я смешливо фыркнул.

Масуд Али подбежал к нам, глаза его восторженно горели.

— Я выиграл! Я выиграл! — сказал он с улыбкой во все лицо. — Я побил Ардалана!

— Ну конечно, морковка моя, — ответил я. — Машалла!

Краем глаза я заметил, что мальчик-посыльный хмуро косится на нас. Ардалан слыл известным забиякой. Я уставился на него и смотрел, пока он не отвернулся.

Анвар и несколько других евнухов присоединились к нам. Принесли кебаб из ягненка, сок его медленно пропитывал лепешку, на которой он лежал. Мы ждали, пока Анвар не начнет. Завернув кусок мяса в лаваш, он завел рассказ о своем отце, который был вождем в Судане и должен был разрешить спор о барашке. В конце обе стороны поверили, что каждой досталось лучшее решение.

— Вот что такое искусство убеждать! — заключил он, и все расхохотались.

— Хотел бы я помнить своего отца получше, — грустно сказал Баламани. — Я был младше Масуда Али, когда меня сюда привезли.

— Ия тоже, — поддержали его сразу несколько евнухов.

Масуд Али был потрясен:

— Ваши родители отдали вас во дворец?

— Нет, дитя мое. Отец мой был очень болен, и я все время проводил на берегу, стараясь поймать рыбу или найти какую-нибудь работу. Однажды причалила дхоу, и шкипер спросил, не хочу ли я выучиться на юнгу. Я получил благословение от семьи и вошел в команду, но удивился, найдя на борту еще восемь или девять мальчиков. Прежде, чем мы добрались до следующего порта, моряки связали нас и отхватили нам наши органы. Один мальчик, Виджайян, заразился и умер. Он был там моим единственным другом. — Баламани вытер глаза. — Несколько недель спустя мы прибыли в порт. Когда у нас все зажило, человек из дворца купил нас и привез сюда.