Солнечная ночь

— Перед сном вредно наедаться, — произнес наставительно Гурам.

— А утром? А в обед?

— Иди-ка, дядя, займись своим делом. Авось не умрем с голоду.

— Девушку мне жаль, бедную. А вы... вы хоть... — пробурчал официант и ушел.

В кафе стоит приятный аромат табака и турецкого кофе. Легкий морской ветерок шевелит занавески. Кафе полно народу. В дальнем углу за столиком сидит старый Дурсун, перед ним — дюжина опрокинутых маленьких кофейных чашек, в руках — очередная чашка с дымящимся кофе. Время от времени Дурсун приподнимает одну из опрокинутых чашек и долго, пристально всматривается в растекшуюся на блюдечке кофейную гущу. Потом недовольно качает головой и продолжает попивать свой кофе.

Много лет Дурсун сидит за этим столиком, пьет кофе и ищет, все что-то ищет. Говорят, Дурсун умеет гадать на кофейной гуще. Кто знает? Быть может, он действительно видит в ней счастье, горе, любовь, ненависть, видит женщин, деньги, смерть, видит дороги — они бегут, переплетаются, обрываются, вновь соединяются, куда-то ведут, что-то обещают... Сидит старый Дурсун, человек, умеющий предсказывать людям будущее, ищет для людей счастье. И только своей не нашел он дороги к счастью. Дорога старого Дурсуна утонула в кофейной гуще...

В зал вошел коротко подстриженный парень с приятелем, они заняли места у соседнего стола.

— Кофе и боржом? — спросил официант, с усмешкой поглядывая на нас.

— Три табака, один коньяк, одно шампанское, два боржома, три лимонада и шесть кофе!

— Вот это я понимаю! — обрадовался официант.

— Что есть из сладкого?

— Маринад! — сострил официант.

— Молодец! — Парень похлопал его по плечу.

Официант убежал.

— Разорила, стерва! — пожаловался коротко подстриженный приятелю. — Десять дней в Гагре, сейчас вот здесь...

— У тебя что, есть на нее виды?

— Какого черта — виды! Сама пристала... Прошлым летом с Джемалом крутила в Сочи...

— Смойся, и конец делу!

— Сейчас не смоешься.

Официант принес заказанное и разложил на столе.

— Любишь? — хихикнул приятель.

— Еще чего! Так, фигура у нее хорошая.

Меня мороз пробрал по коже, в висках застучало.

— Фигура! Тут такую кралю можно подцепить... С твоими-то деньгами!..

— Кончай базар! Идет... Лия, сюда! — крикнул парень.

К столу подошла девушка. Ей-богу, она была очень красива!

— Мда-а! — протянул Гурам. — Хороша, ничего не скажешь!

— Заткнись! — проговорил я и остолбенел: дверь вдруг раскрылась, и в зал вошла Гулпко. В узком, красном, глубоко декольтированном платье, на высоких каблуках, с ниспадавшими на плечи волосами, она шла к нам, гордо подняв голову, вызывающей походкой.

Я вскочил, подал ей стул. Гурам залпом выпил свой кофе и поперхнулся. Гулико села, достала из красной сумки сигареты и закурила.

— Ты что, взбесилась? — прошептал я.

— В чем дело? — удивилась Гулико.

— На кого ты похожа?

— Что, разве не хороша?

— Уйди сейчас же ,перемени платье!

— Почему, милый? Ведь тебе нравятся такие женщины?.. Официант!

— Слушаю, сударыня!

— Коньяк, шампанское, три табака! Быстро!

— И милиционера! — добавил Гурам. — Я не плачу! Так и знай!

Официант заколебался.

— Коньяк, шампанское, три табака! — повторила Гулико.

Официант ушел, недоуменно пожимая плечами.

— Что с тобой происходит, Гулико? — спросил я и скосил глаза на Лию.

Она держала в руке бокал с шампанским и, улыбаясь, смотрела на нас.

— Если я мешаю, могу уйти!

— Сиди, пожалуйста, но веди себя прилично!

— Разве я в чем-нибудь провинилась, Гурам?

— Что ты, наоборот!

Официант подал заказ. Гулико разлила коньяк.

— За красивых женщин, за стройных, красивых и страстных женщин! — сказала она, чокнулась со мной и залпом осушила рюмку.

Сгорая от стыда, я тоже выпил.

— За Гулико! — сказал Гурам.

— Не за меня, а за красивых женщин! — поправила Гулико и опять наполнила рюмки.

— Гулико, ангел мой, знаешь ли ты, сколько стоит этот коньяк? — спросил Гурам, разглядывая бутылку.

— Миллион!

— Чуть меньше.

— Полмиллиона!

— Точно.

— И что же?

— Где их взять — полмиллиона?

— Темур заплатит.

Я даже не улыбнулся. Предчувствие назревающего скандала сковало меня. Парень, сидевший за соседним столом, встал и направился к нам.

— Извините, ребята, — сказал он и поклонился. — Гульнара Давидовна Цибадзе, студентка третьего курса экономического факультета, это вы? Вот ваш студбилет. — Он протянул Гулико книжечку.

— Благодарю вас. Присаживайтесь, — попросила Гулико.

— Спасибо, меня ждут, — поклонился парень.

— Темо, попроси товарища!

— Выпейте с нами рюмку! — процедил я сквозь зубы.

— Это мой Темур, — представила меня Гулико. — Это Гурам Чичинадзе, критик и поэт. «Никорцминду» читали?

— Н-нет.

— Его стихотворение, — сказала Гулико и рассмеялась.

— Очень приятно. За ваше здоровье.

— Как вас зовут? — спросила Гулико.

— Авто.

— О, Автандил — хорошее имя. Моего жениха зовут Теймуразом. Скажите, это ваша жена?

— Нет, — замялся Авто.

— Вашего друга? — не отставала Гулико.

— Нет.

— Чья же?

— Извините, я должен покинуть вас, — заторопился Авто.

— Значит, эта женщина ничья? Слышишь, Темо, она ничья!

— Гулико! — Я был вне себя от злости.

— До свидания, большое вам спасибо! — Авто быстро опрокинул в рот рюмку и удалился.

Я посмотрел на Лию. Она сидела, опустив голову, красная как мак, и нервно комкала коробку от сигарет.

— Как тебе не стыдно! — набросился я на Гулико. — Она же все слышала!

Гулико пропустила мои слова мимо ушей и обратилась к Гураму:

— Да здравствуют идиоты, симпатичные идиоты! За моего Темура, симпатичнейшего из симпатичнейших идиотов! Такого червонного идиота еще не помнит история.