Солнечная ночь
Шрифт:
— Дядя Артаваз! Здравствуй, дядя Артаваз!
— Здравствуй!.. Ты кто?
— Темур!
— Какой Темур?
— Темур! Помнишь, три года тому назад... ночью...
— Не помню.
— Мать моя вернулась из ссылки!.. Помнишь?
— Вспомнил! Темур! Бесстыдник! Разве можно так забывать друга?
— Как живешь, дядя Артаваз?
— Э-э, что за жизнь, дорогой. Глаза не видят, уши не слышат, ноги не носят.
— Не печалься, дядя Артаваз! Все будет хорошо!
— А ты? Как ты живешь? Кто эта девушка?
— Моя невеста, Лия; привел показать тебе.
— Не мог
— Ты приглядись хорошенько, дядя Артаваз! Видишь, какая она красивая?
— Красивая!.. Ты мне про дело скажи! Мой гастроном тоже красив, да толку в нем мало!
— Нет, дядя Артаваз, она хорошая!
— Дай бог вам счастья!
— Спасибо, дядя Артаваз!
— Скажи-ка, как поживает твоя мать?
— Матери больше нет, дядя Артаваз.
— Что ты сказал?
— Умерла.
— Царство ей небесное.
— Спасибо.
— Трудно человеку без матери.
— Очень трудно, дядя Артаваз.
— Эх, огорчил ты меня, парень.
— Да, дядя Артаваз, ничего не поделаешь... Ну, до свидания!
— Не забывай меня, Темо! Приходи, порадуй старика!
— Приду, приду, порадую, дядя Артаваз!
— Есть закурить?
— Есть. На вот папиросы, спички. Оставь себе.
— Спасибо.
— Будь здоров!
— Будьте счастливы!..
— Гурам, Гура-ам!.. Гура-а-ам!!!
— Очумел, что ли? Чего орешь?
— Спускайся!
— Завтра! Я спать хочу!
— Спускайся! Все равно не дам уснуть!
— Пошел ты к черту!
— Спускайся!
— Знакомься! Это Лия!
— Ва-а-а!
— Здравствуйте, Гурам!
— Здравствуйте, Лия!. Как вы живете?
— Спасибо, ничего себе... А вы?
— Я, кажется, схожу с ума... Вы откуда?
— Из дому.
— Ва-а-а! А теперь куда?
— Домой.
— Клянусь мамой, я сойду с ума!
— Теперь можешь идти спать.
— Как же! Так теперь и заснешь!
— Ну, так стой здесь!.. До свидания!
— Погоди, погоди! Значит, вы...
— Да, я и Лия любим друг друга.
— Это правда, Лия?..
— !
— Ва-а-а!!!
— До свидания!
— Я увижу вас завтра?
— Конечно!
Вместе?
— Отныне только так!
— Нет, я сошел с ума!
— Пока!
Я пришел к тебе, мама. Я стою над твоей могилой, я — кровь и плоть твоя. Я плачу и не стыжусь своих слез. Пусть Лия поймет — кем ты была для меня, пусть она отныне станет хозяйкой твоей могилы, ибо отныне Лия — это я. Я, твой сын, своими руками предал тебя земле, своими руками увенчал твою могилу вот этим камнем. Я, твой сын, вновь обрел тебя, и обрел навеки, ибо могила твоя принадлежит мне.. Здесь Лия — часть жизни, которую ты завещала мне. Жизнь эта столь велика, что я один не в силах прожить ее. Не обижайся поэтому, что я отдал ей часть твоей и моей жизни... Я, твой сын, стою здесь в час полуночный, среди могил, и не ведаю страха, ибо то, чего я больше всего боялся, уже свершилось. Это была твоя смерть. Теперь я не боюсь смерти, а потому — и жизни...
Я знаю, здесь скоро разобьют сад, но не страшусь этого. Тополь на твоей могиле уже цветет, мама. Мы придем к тебе — я и Лия, и приведем к тебе своих детей, и плоть твоя встретит их буйно разросшейся зеленью, тенью и прохладой. Наши дети будут резвиться в твоей тени. Быть может, они вырежут свои имена на тополе. Не обижайся,
мама! Расцветут деревья и на наших могилах, и жизнь наша вновь воскреснет зеленью, прохладой, радостью для наших детей...Я стою над твоей могилой, мама, я — счастливый и несчастный, виновный и безвинный, слабый и сильный — сильнее тебя, мама, и я знаю, ты рада этому!
Быть может, я чем-то обидел тебя, сказал что-то недостойное тебя. Прости меня, мама!..
НЕ УБИЙ!
Он лежал в подъезде без сознания. Я нагнулся, заглянул ему в глаза — в них еще теплилась жизнь. Я взвалил его на спину, с трудом дотащил до третьего этажа, положил у дверей, ощупал его карманы, нашел ключи, открыл дверь и уложил его па кровати. Потом расстегнул ему воротник, снял пояс.
Абибо лежал передо мной. Он умирал. Умирал человек, о смерти которого я так мечтал, человек, предавший меня, опустошивший мою душу. И душа этого человека теперь была в моих руках. Я убью его. Впрочем, он умрет и без моей помощи.
Я сяду здесь и буду наслаждаться его смертью. Быть может, его мучает жажда и я кажусь ему горным ручейком. Пусть же знает он, что нет во мне ни капельки воды для него!.. Быть может, мечтает он услышать человеческий голос и ждет доброго слова от меня? Пусть же знает он, что я нем для него!.. Быть может, жаждет он поделиться со мной мыслью своей сокровенной? Пусть же знает он, что я глух для него!.. Быть может, спасение его — в глотке свежего воздуха? Пусть же знает он, что я наглухо закрою все окна, захлопну все форточки!.. Я — смерть его, я убью его прежде, чем он умрет своей смертью. И он должен узнать об этом!
— Абибо! — позвал я и сам испугался своего голоса.
Абибо открыл глаза и уставился в меня отсутствующим, тупым взглядом.
— Это я, Абибо!
— Помоги, — простонал он.
«Как бы не так! — подумал я, вставая. — Чтоб я помог тебе? — Я подошел к телефону, снял трубку. — Никогда! — Я набрал помер «Скорой помощи». — Ты помог мне? — Я вызвал врача. — Ты плюнул мне в душу!» — Я осторожно положил трубку.
— Воды... — прошептал Абибо и облизнул пересохшие губы.
Я вышел на кухню, принес воду. Он отпил глоток и закашлялся.
— Воздуха не хватает... — прохрипел Абибо.
Я распахнул все окна. В комнату ворвался свежий воздух.
— Помоги, — сказал Абибо и заметался.
— Успокойся, сейчас придет врач, — сказал я и присел на тахту.
— Помоги... — повторил он.
Раздался звонок. Я вскочил, открыл дверь. В комнату вошли двое: полная женщина и худой мужчина. Женщина с трудом переводила дыхание, мужчина держал в руке деревянный ящик с красным крестом на крышке.
— Где больной? — спросила женщина.
— Вот! — показал я.
— Какие меры приняли?
— Кто? Я? Дал ему напиться и открыл окна.
>— Какое давление?
— Не знаю.
— Измерить! — приказала женщина.
Мужчина извлек из ящика аппарат.
— Двести сорок! — объявила женщина.
Потом она задала Абибо несколько вопросов. Тот не ответил.
— Инсульт! — сказала женщина.
— Магнезию с новокаином? — спросил худой.
— И диафиллин!.. Как это произошло? — обернулась женщина ко мне.
— Я нашел его в подъезде... Лежал без сознания... Поднял его, уложил... Больше ничего не знаю.