Солнечная сеть

— Это же фантастика! Как вам с Фейнманом удалось такого добиться?!

— Не нам с Фейнманом, а всему человечеству, — ответил сестре Кейт. — Поставь оно перед собой такую задачу, и все эти ретикулярные структуры и хромодинамические консолидаты стали бы частью повседневного обихода ещё до рождения нашего отца. Просто, как мне показалось, это никому не было нужно. «Человек должен оставаться человеком!» Как будто новое могущество, новая жизнь убьют в нём человеческое начало, а не помогут преодолеть в очередной раз слабости и ограничения природы! Но самое страшное не это, самое страшное звучит по-другому: «Человек смертен, человек должен умирать!» Культ смерти, культ мёртвых героев, обеспечивающих своей святостью движение живых жрецов их культа. И азотные камеры для всех желающих присоединиться к мертвецам, чисто для облегчения процесса. Хорошо хоть, у них хватило ума не сделать это общественной обязанностью, хотя и такие разговоры поднимаются иногда, в особенности в отношении пожилых людей и инвалидов. К счастью, этот подход всё ещё считается формой людоедства.

— И всё-таки, вы совершили такой гениальный прорыв…

— Любой здесь наделает «гениальных прорывов», имея под рукой все знания человечества, структурированные в «энциклопедии профессора Урана»! А у меня есть ещё и Солнце в качестве лаборатории, а заодно и энергоисточника, за пользование которым мне ни перед кем не надо отчитываться! Гениальными прорывами тут были сами подходы, позволившие так поставить и так реализовать задачу. Кибернетика, биофизика, социология личности. Пожалуй, даже философия сыграла свою роль. Профессор Фейнман однажды сказал, что наши с ним исследования ставят с головы на ноги философию русского космизма, как в своё время Маркс поставил на ноги перевёрнутую дотоле гегелевскую диалектику. Сознание превыше бытия, дух превыше стихии, разум преобразует Вселенную, человек становится звёздным богом — но ведь делается всё это только на основе знания материальных законов, инструментальных методов работы с физическим миром. Без этого маленького фактика все мечтания о великой судьбе оказываются бесплодным умствованием. Но верно и обратное — только мечта ведёт к великой цели! Иначе можно начать не пользоваться законами реальности, а поклоняться им, можно назначить их на роль непреодолимого рока, судьбы, навсегда зажимающей разум в тисках необходимости!

— Люблю тебя, когда ты вдохновенный, — с восторгом сжимая брата в кольце объятий, ответила на это Кинтия, — то есть, всё время! Кто из мужчин, кого я знаю, мог бы сравниться с тобой?!

— Наш отец, профессор Фейнман, Юсуф Куруш, да, пожалуй, и Рикки Морьер, — смеясь, перечислил Кейт.

— О, нет, каждый из них вне сравнения, как и ты сам. Никто из вас не сможет сравниться с другими, каждый велик. Но ты ещё и светел, ты — само Солнце Непобедимое! Это надо же, два года на Земле — и уже такие победы!

— Это ещё не победы, — с грустью сказал на это Кейт Астер. — Победами это станет, когда земное общество признает их и сможет воспользоваться их плодами. Я надеюсь ускорить этот процесс, но управлять социальными движениями — не в моей власти. Я с девушкой-то договориться не могу, не то что с целым обществом. На Каллиме я уже попробовал, так эти гуманоиды только сидели и глазками хлопали, пока я пытался им хоть что-то объяснить! Вот сочетание моей полной глупости с неслыханной инертностью масс!

— Ну, мы что-нибудь придумаем все вместе, — успокоила его Кинтия. — А когда ты сможешь оживить Юсуфа?

— Когда там, на Луне, уберутся эти субъекты с непонятной пушкой на колёсиках. Не думаю, чтобы она могла повредить нам, хотя всякое возможно — ведь наша природа, хоть она и неповторима, для землян уже давно не секрет. Мне показалось, что в меня намеревались стрелять из какого-то тяжёлого оружия, припасённого как раз на этот случай. Если это так, то Рикки Морьер и его банда Звёздных соскочили со всех шпулек разом и как следует пошли вразнос. Интересно, кстати, как на такие выходки отреагирует Совет Земли? В последнее время там чуть ли не ежедневно опускают Астрофлот ниже плинтуса, но вот на серьёзные происшествия не реагируют или не обращают внимания. Иначе, к примеру, Фейнмана они бы уже давно выколупали с Урана, просто чтобы не отбивался от рук… Но как бы то ни было, сама готовность этих дымящихся стражников применить ко мне силу — для Земли это очень и очень необычно. Либо же это личная инициатива Рикки Морьера, и она мне совсем не нравится. Тут пахнет фашизмом, — Кейт задумался.

— А девушки у тебя так и не появилось? — спросила Кинтия, чтобы отвлечь брата от мрачных мыслей. Однако в первое же мгновение она поняла, что вопрос её попал в крайне болезненную точку.

— Нет, не появилось, — медленно ответил Кейт. — Была одна, и я влюбился в неё по всем правилам мужского искусства, то есть без памяти и до одури. Но она отказалась иметь со мной дело, как только узнала, что я сын инопланетянки, и что в свои тридцать тогдашних лет я не имею ни потребительской карточки, ни статуса в обществе. Мне тоже это очень не понравилось. Потом была ещё одна, но она сказала, что женщина не должна сходиться с мужчиной, который сильнее её — это, мол, делает его неуправляемым, а её, как следствие, несчастной. А сейчас, пожалуй, у меня никого нет. Кроме тебя, конечно.

— Ты так сказал, что понятно: кто-то ещё всё-таки есть.

— Анитра Нилумба, новоиспечённый доктор биологии. Нас познакомил Морьер чуть больше года назад. Она относится ко мне, как к большому ребёнку: то нельзя, это нельзя, то и это делай. Но она обещала, что сможет создать стимулы, способные освободить тебя и отца из плена планетарной биосферы. Хотя, как мне кажется, она не очень торопилась в этом вопросе, мы с Фейнманом успели раньше. Зато через неё я получил доступ к научному архиву Земли — а это закрытая структура, недоступная для рядовых членов общества, включая студентов и учёных без степени! — и выкачал его, кусок за куском, к профессору Фейнману на Уран.

— Но ты любишь её?

— Нет, — помедлив, ответил Кейт, — я её хочу. Думаю, ты понимаешь, что это не одно и то же. А она сделала очень много, чтобы вызвать и поддерживать во мне это желание. Не знаю, зачем ей это нужно. Может быть, она хочет манипулировать мной через это чувство, а может быть, она говорит правду, когда объясняет, что просто не может решиться связать свою жизнь с каким-нибудь мужчиной, тем более с таким экзотическим существом, как я. Могу понять и то, и другое, но у меня не было времени влезать в дебри её психологии. Тем более, психолог-то она, а не я! Ну ничего, сейчас все опыты и операции, державшие меня в зависимости, будут поставлены один за другим на практике, и тогда мы с ней поговорим ещё раз, по-серьёзному… А пока нам нужно попасть на Уран, к профессору.

— Согласна, — сказала Кинтия. — Ну… раз, два, три!

И они во мгновение ока очутились на станции, где над расчётным компьютером дремал со стаканом микстуры в руке старый мудрый отшельник от биофизики.

— Рад вас приветствовать, молодые люди, — сонно сказал он, когда Кейт и Кинтия, приняв свой обычный человеческий вид, вошли в его рабочий кабинет. — Вы, конечно же, вовремя, мой мальчик. И я рад видеть вас вновь, очаровательная Кинтия Астер.

— Профессор, что с вами? — спросила Кинтия в тревоге. Бледная кожа и синюшный оттенок губ Фейнмана были ей внове.

— Гипоксия, всего лишь хроническая гипоксия. Мне, видите ли, стало трудно дышать воздухом Земли, он какой-то спёртый и нехорошо пахнет. Я люблю, когда воздух вокруг пахнет оливками. Или уж сразу… туда, — профессор показал пальцем сквозь осевой канал станции вниз, в атмосферу Урана.

— Я принёс вам результаты своей работы, — сообщил Кейт, и в руке его вновь появилась сверкающая искра. — Ещё одна реализация вашей идеи, но на другой элементной базе. Это тот же ваш сверхпроводящий вихрь, но упакованный в пространстве и во времени. Канал связывает его со звездой, другой канал нуждается в высокоорганизованном источнике данных для контроля — желательно, в человеческом сознании. Ваш опыт ещё не окончен, профессор Фейнман? Вы по-прежнему чувствуете себя старой перечницей, непременно желающей перепаковаться в новую хромированную солонку? Или всё-таки пора вам помочь мне в моих собственных экспериментах?!

— С радостью вам помогу, мальчик мой, — ответил Фейнман, приподнимая с усилием своё тело на непослушных, отвыкших от напряжения земной гравитации ногах, — но буквально через несколько дней, когда всё-таки закончу все опыты. Это мой Уран, понимаете, я люблю эту планету. А теперь он — наше хранилище знаний, даже сознаний. Он нуждается в постоянном присмотре, и я его просто так не оставлю. Здесь — моя жизнь, здесь все мои исследования… Потом — обязательно! — ваша дивная искорка, которая, надеюсь, вновь вернёт мне веру в людей и в человечество как целое. А пока что я верю только в вас, молодые люди… Вам удалось оживить Юсуфа Куруша?