Солнечное знамя

Алиона молча выслушала все, что Зай посчитал ей нужным сообщить о ней же, хотя версия о том, что однажды она уже сталкивалась с этими муравьями, после чего они съели ее мозг и свили внутри головы гнездо, показалась ей несколько натянутой. Не говоря уж о том, что гнездо муравьев она вообще не могла представить.

Честно говоря, девушка уже перестала обижаться или пытаться огрызаться на ругательства Зая. И не потому, что она была настолько уж тихой и забитой — после побега от Хетулиона Алиона, напротив, чувствовала себя в силах противостоять кому угодно, хоть самому эльфискому королю. Просто…

Ей было немного жаль юношу.

Его вспыльчивость выглядела не как неотъемлемое свойство дурного характера, а, скорее, как естественная раздражительность человека, страдающего от некой болезни, и не имеющего возможности уменьшить боль. Взгляд девушки все чаще и чаще останавливался на забинтованной руке Зая.

Просто так люди не бинтуются, рассуждала девушка. Значит, у Зая что-то с рукой: травма, ожог, что-то подобное. И похоже, рука у него болит и болит очень сильно, отсюда и злость и вспыльчивость. Тем более, вспомнила девушка, он упоминал о том, что ему "дорога каждая минута", а она, Алиона, его задерживает. Он торопился в город Бретилкарас, чтобы вылечиться, а тут ему навязалась неуклюжая и проблемная девица, которая его задерживает и мешает.

Такими рассуждениями Алиона чуть не довела себя до припадка острой жалости к несчастному мальчишке. К счастью, Зай ни на минуту не позволял ей забыть о том, что жалеть его все же не стоит.

***

— А эти ягоды можно есть?

Вопрос был не праздный. Толстый и неизвестный Алионе птиц, которого Зай подстрелил несколько часов назад — в его тубусе оказался уложен лук, вместе со стрелами, отчего юноша еще больше вызвал ассоциации с Рембо — давно уже был выпотрошен, ощипан, зажарен и съеден. А желудок, привыкший питаться либо плотно либо регулярно и не получавший ни того ни другого, давно уже подавал сигналы об опустошении. Ягоды же, висевшие на кусту, были очень красивые: величиной с крупную вишню, ярко-синие, они даже на вид были сочными и вкусными.

— Можно, — разрешил Зай.

Алиона протянула руку, остановилась, медленно отвела ее и уточнила:

— А я не отравлюсь?

— Отравишься, — безразлично ответил охотник.

Вот гад.

Девушка отвернулась от куста и с негодованием увидела, что подлый Зай набрал полную горсть якобы ядовитых ягод и аппетитно ими чавкает. Она сорвала себе ягодку…

— Ай!

Ловко взмахнув рукой, Зай выбил ягодку из пальцев Алионы:

— Ты чем слушаешь?! Я же сказал — они ядовитые!

— Ты же их сам ешь! — не выдержала девушка.

Вот и жалей такого… с-скорпиона…

— Я ем вот эти ягоды! — охотник ткнул пальцем в сторону невысокого куста, я крупными синими ягодами, — А ты хотела съесть вот ЭТИ! — вторая рука указала на растущий рядом куст, с крупными синими ягодами.

Алиона посмотрела на один куст. На другой. На одни ягоды. На другие.

— Они же одинаковые!

Зай тяжело вздохнул:

— Вот это, — он потряс ветку куста, — синеплодник обыкновенный. Его ягоды — съедобны. А это, — затряслась другая ветка, — синеплодник ложный. Его ягоды — ядовиты. Понятно?!

Алиона еще раз осмотрела кусты:

— А чем эти два синеплодника друг от друга отличаются?

— Тем, что ягоды одного — съедобны, а другого — ЯДОВИТЫ!!!

Вот так они и общались…

Пока утром третьего дня от начала похода не вышли на зеленую дорогу, которая вела к Бретилкарасу.

***

Зай хмуро окинул взглядом дорогу и заявил, что до города — с десяток хадов. Машинальный вопрос Алионы, сколько это в километрах, поначалу остался без ответа, если не принять за ответ возмущенное ворчание. Затем охотник успокоился и сказал, что хад — расстояние, равное среднему полету стрелы, пущенной эльфом на дальность. Понятнее не стало, но девушка поняла, что другого ответа она не дождется. Можно было, конечно, спросить, сколько в одном хаде шагов, но… Алиона не захотела.

Они отошли чуть в сторону от дороги, чтобы не устраивать пикник на обочине, и уселись на мягкую траву под толстым деревом. Алиона жевала хлеб с мясом и размышляла о том, что ее ждет в городе.

С одной стороны, она была рада. Она наконец-то перестанет быть козой, которую тащат на поводу через леса и буераки. Алиона прямо чувствовала, как в ней гаснет самостоятельность, зажженная словами покойного кондитера-террориста, и медленно вливается тягучее чувство лени. Зачем беспокоиться самой, если все сделает охотник Зай? Алионе не нравилось собственное превращение в какого-то паразита. Нет уж, девочка, собралась быть самостоятельной — будь ею.

С другой стороны… Жалко расставаться с юношей. При всей своей раздражительности и недружелюбии, он был… хорошим. И даже ругаясь, он никогда не оскорблял, самое большее — "дура", в моменты сильного недовольства. Он был — надежным. Рядом с Заем Алиона не боялась идти по лесу, потому что была уверена — ни один зверь не причинит ей вреда. Даже не потому, что юноша справится с любым из них, просто потому, что он не допустит встречи с чем-то по настоящему опасным. Вспомнить хотя бы тропу черепаховых муравьев или тот случай вчера, когда шагавший впереди Зай неожиданно остановился, взял ее за руку и отвел в сторону, приказав молчать и не двигаться. И через пару минут по тому месту, где они шли, пробежала семья кабанов. Маленькие полосатые поросятки выглядели бы очень мило, если бы не их папаша, здоровенный кабан величиной с "Газель". И не с антилопу, а с микроавтобус.

Девушка искоса глянула на сосредоточенно жующего охотника. Если присмотреться, то он выглядит как насмешка над соблазнителями из женских романов. Те обычно черноволосые, синеглазые, стройные… И Зай. Черноволосый, вот только эти черные как смоль волосы торчат во все стороны вороньим гнездом, еле сдерживаемые налобной повязкой. Стройный, если не сказать прямо — тощий, как смерть. А глаза и вправду красивые… Синие, как небо…

"Алиона, ты что, западаешь на синеглазых?"

Она затрясла головой, прогоняя непрошенные мысли.

— Ну что, пойдем? — Зай отряхнул руки и встал, — Надевай свой флаг.

Шутник. Алиона тоскливо посмотрела на помянутый "флаг".

Ходить в потной рубашке — не говоря уж обо всем остальном — ей было откровенно неприятно, поэтому она потратила полчаса на то, чтобы постирать рубашку и белье в ручье. Не самое, надо признать, приятное занятие: стираться в ледяной воде. Да еще Зай наотрез отказался ждать, пока выстиранное высохнет и потащил ее дальше. Пришлось идти по лесу с длинной ветвистой палкой, на которой развевалась сохнущая рубашка (белье уже успело высохнуть и было надето), аки флаг.

***

После того, как Алиона вышла из-за дерева — как назло кустов поблизости не наблюдалось и пришлось переодеваться в двух шагах от охотника — Зай протянул ей длинную полосу грязно-желтой материи и заставил намотать на голову. На вопрос "Зачем?" он посмотрел на Алиону, как на идиотку, та, впрочем, тоже успела понять. К сожалению, язык оказался быстрее, чем мозг. Разумеется. Девушка-человек с эльфийским цветом волос здесь большая редкость. А она, между прочим — беглая "игрушка".

Зай недовольно ворча натянул на голову извлеченную из рюкзака широкополую шляпу и стал похож на Индиану Джонса в молодости. На тощего и небритого Индиану Джонса. Затем охотник протянул девушке серебряный медальон.