Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина

– Это будет дорого стоить, – только и произнес он.

– Сколько?

– Триста сестерциев, – озвучил сумму мужчина, настороженно глянув по сторонам. По говору он походил на перса.

– Двести, больше дать не могу. Или найму кого-то другого, – назвал свою цену Кассий, решивший не сильно тратится на жреца из Абонотейхи. – Сто сейчас и сто, когда вернешься.

Наемник сестерции взял, но решил не слишком стараться – за такие деньги пусть этот богатый господин утруждается сам. Приехав под вечер в Абонотейху, он недолго искал жилище Александра, благо богато украшенный дом неподалеку от храма Асклепия, издалека привлекал людское внимание. Поздней ночью перс проник внутрь, с осторожностью обошел спящих на полу слуг и нашел спальню верховного жреца. Старец безмятежно почивал ни о чем не догадываясь.

Убийца занес над ним нож, радуясь, что все вышло достаточно легко, но не зря жрец Асклепия носил свой сан – Бог вовремя его предупредил. Александра, словно он получил удар в спину, что-то резко подбросило, он раскрыл глаза и вцепился в руку наемника, державшую нож.

«Стой! – придушенно прохрипел он. – Слуги!»

Какое-то мгновение они боролись. Однако у священника, несмотря на годы, еще доставало сил для сопротивления. Разбойник смог лишь поранить его правую ногу, прежде чем за дверьми послышался шум голых ног, поднялась беготня прислуги, учеников, проживавших в доме. Наемник что было силы оттолкнул старика и выпрыгнул в темное распахнутое окно, прямо в густой сад, где затерялся среди деревьев, благоухающих запахом лимона и апельсиновой цедры.

За свою длинную жизнь Александр насмотрелся всякого, однако напавший на него человек выглядел слишком яростным и жестким даже по сравнению с обычными убийцами. Он безумно вращал налитыми кровью глазами, рот его с полусгнившими зубами был оскален, он молча сопел, пытаясь закончить свое кровавое дело и это сопение было страшнее крика. А может то, что произошло лишь померещилось со сна? Скорее всего, разбойник был злым посланцем рассерженного Зевса, который никогда не любил Асклепия.

«Это Асклепий меня спас!» – говорил окружающим его почитателям Александр, хвастаясь, что культ, которому он служил оказался непобедим.

Раненую ногу перевязали, местные лекари натерли ее целебными мазями, и все решили, что опасность миновала, что боги спасли Александра, как делали это много раз, недаром отцом Асклепия был сам Аполлон. Однако оказалось, что часы жизни верховного священнослужителя уже отмеряли последние капли клепсидра³³. Нога начала гноиться – промывания, припарки не помогали. Хуже того, на ней стали видны маленькие желтые черви, которые покрыли почти всю кожу от щиколотки до паха раненной ноги. Боль была такой сильной, что Александр снял парик, не побоявшись показать всем лысую голосу и разрешил лить на затылок холодную воду. Спасительный холод немного утишал боль.

А потом пришла смерть. И не было ни ста пятидесяти лет, ни героической гибели от удара божественной молнии, которые Александр напророчил сам себя. Смерть поглотила его, как поглощает все живущее на земле и увела в подземное царство Аида. Не молния, а сон Сципиона сразил его. Всего лишь чужой сон.

Неспокойный Рим

Воспользовавшись неудачным наступлением римлян и гибелью префекта Виндекса, маркоманны вместе с союзными племенами перешли Юлианские Альпы и вторглись на территорию Италии, грабя, убивая по пути мирное население провинций. Война, о которой Марк опрометчиво думал, что она не продлиться больше года и о чем говорил Галену, грозила перейти в затяжную фазу.

«Тебе следует отправить Луциллу в Рим, Клавдий», – сказал он Помпеяну. Его дочь была беременна на девятом месяце, вскоре ей предстояло рожать. В Карнунте, считал Марк, не хватало опытных врачей, которые в случае осложнений могли помочь с родами, а в Риме находился Гален и этим было все сказано.

Знаменитый медик после смерти младшего сына Марка Анния Вера пользовался в императорской семье непререкаемым авторитетом, оставив далеко позади себя придворных лекарей. С учетом этого Фаустина посчитала, что пришла пора отказаться от услуг архиатра Деметрия, а также его многочисленных помощников, заполнявших придворный штат. В последнее время они только бездельничали во дворце, зато в поисках пациентов быстро бегали по Риму.

В свою очередь Гален сообщил, что обойдется всего одним ассистентом, чем сэкономит расходы императорской казны – он взял к себе бывшего ученика Тевфаста, который когда-то помог ему справиться с ядом, подсыпанным в еду конкурентами. А еще он захватил во дворец неразлучного с ним ворона Скорпа, услаждавшего слух громким возгласом: «Клавдий Гален великий медик!»

У Луциллы это был уже четвертый ребенок, которого она рожала. Три предыдущих родились от Луция Вера. Двое из них, в том числе мальчик, скончались по велению богов, которые пощадили лишь внучку Марка, которую нарекли Аврелией. Может Помпеяну с наследником повезет больше? Марку бы этого хотелось.

– Передай матери, чтобы она тебя берегла. Это, моя просьба! – сказал Марк дочери, провожая ее в путь.

Луцилла кивнула в ответ. В глубине души она продолжала оставаться обиженной на отца за то, что тот выдал ее замуж за старого и некрасивого Помпеяна, а потому избегала находиться с ним наедине.

– Я выделил ей хорошую охрану, – сообщил, стоявший рядом Помпеян, – самых надежных людей из скифов. Мне передали, что неподалеку от Рима на путников нападают разбойники. Их развелось слишком много в последнее время.

– Префект Рима написал об этом. Недавно один из риторов, его звали Хризолит Теогон, повел учеников на прогулку за город и свою семью прихватил. Грабители не просто ограбили их, они всех зарезали ножами. Я знал погибшего ритора, он был хорошим человеком. – Марк хмурился, едва сдерживая рвущийся наружу гнев.

– Как только разделаемся с маркоманнами я ими займусь, император! – пообещал Помпеян, помогая Луцилле забраться в подъехавшую повозку.

Повозка была вместительной, обшитой снаружи бычьей кожей, которая не промокала насквозь, если начинался дождь. Только дождя никто не ждал, лето в этом году выдалось жарким – в Италии выгорали поля, увядали деревья и кустарники. И лишь здесь, на границе с землей германцев, Данувий удерживал влагу, густо усеивая сочной травой речные берега.

Вместе с Луциллой в Рим отправились две служанки. Одна была зрелой женщиной, которая помогала еще во время первых родов в Сирии, а вторая совсем молоденькая, оказалась любопытной и бестолковой. По бокам повозки свои места заняли конники в кованых кольчугах, гладких металлических шлемах с копьями и круглыми щитами в левой руке. У всех на поясе висели длинные мечи, а к лукам конских седел привязаны колчаны со стрелами. Они весело смеялись, громко переговаривались на непонятном языке.

Это были скифы Помпеяна. Он подозвал старшего.

– Ты за мою жену отвечаешь головой, понял Олкас?

Плотный, приземистый скиф, сидевший как влитой на коне, оскалил белые зубы:

– Я отдам жизнь за госпожу! – скиф говорил на ломаном латинском языке. – Мой имя Олкас, волк по-нашему. Я перегрызть горло врагам.

Олкас схватился за рукоять боевого топора скифов – сагариса и потряс им в воздухе.

– Да пребудут с вами боги! – произнес напоследок Помпеян.

Он подошел к повозке, поднял полог и вдруг положил перед Луциллой небольшой букетик полевых цветов, которые собрал во время вчерашнего выезда к реке. Там по наведенной переправе возвращались войска Пертинакса, потрепанные в боях с германцами. Букет был чуть-чуть засохший, пестрый, не источал такой приятный аромат как розы, но Луцилле он понравился.