Солнечный зайчик
Шрифт:
Миша ощутил, твердую упругость девичьей груди, легкий аромат духов и еще чего неуловимо женского.
– Птичка улетает,- сказала она громким шепотом.
Миша ничего не ответил, только взял ее руки за локти.
– У-лее-та-ет,- повторила она еще тише, но по слогам.
Он сильней сжал ее локти.
– А уже скоро улетит навсегда.
Миша оторвал голову от ее груди и, посмотрел ей в лицо, но опять ничего не сказал.
– Ты слышал, что я сказала?
– Я все слышу.
– Что ты молчишь!
– Наверно эта птичка не моя. Она случайно залетела в мой дом, ошиблась адресом.
–
– Это было исключение из правил. Так будет лучше.
– Кому лучше?
– Всем нам.
– И тебе?
– И мне, мне особенно.
Она повернула его голову к себе, посмотрела ему в лицо близко, близко.
– Ты не хочешь этого?
– Я хочу тебя.
– И я хочу тебя,- сказала она совсем тихо.
– Я по-другому хочу. Что бы мы были втроем, пили ели, смеялись, а ты рисовала, я бы тебе вкусно готовил, и так продолжалось не неделю не две…
– Зачем ты это говоришь?
– Ты поиграешься со мной, получишь свое вдохновение…
– Это же была шутка. Просто шутка и все.
– Ну, пусть шутка, забудем ее. И вдохновение здесь не причем. Но мне, то, что делать.
– Жить.- Пожала она плечами.
– Жить без тебя?
– Я не знаю.
– И я не знаю. Ты уйдешь, ты все равно уйдешь. Не сегодня так завтра, не завтра, так послезавтра, через неделю…. А если еще будет и «это», то мне что, крюк искать?
Юля подавленно молчала, собиралась с мыслями.
– Плохую мы с тобой затею придумали с портретом.
– Ты так считаешь дорогой.
– Совсем никудышную.- Продолжил он запальчиво.
– Не мы, а я,- поправила она его тихо.
– Ну, это уже не важно.
– Давай завтра последний день и …
– Ты прогоняешь меня?
– Ну, можно и так сказать.
– И тебе не жаль?
– Я погибаю. Я уже сам не в себе. Ты меня не жалеешь. После твоих поцелуев я как после бутылки водки. Я же не такой сильный.
– Нет, ты кремень!
– Это кажется так. Понимаю, что если вдруг «это» будет - то как героин, смертельная доза.
– Ладно, я поняла. – Проговорила она сухо и сдавленно добавила.
– Мне пора. Вызови такси.
Миша вернулся минуту спустя.
– Машину вызвал. Как приедут, позвонят.
Установилась неловкая пауза. Юля смотрела в окно на двор. Ребятишки на спортивной площадке, лепили снеговика. Миша подошел и тоже взглянул. Они стояли спиной к спине, как чужие, но неожиданно Юля, сделала шаг назад и нашла его руки. Так они и стояли, касаясь лопатками, и держались за руки.
За стеклом падал снег.
– Что с портретом?- спросил он
– Не хочу сейчас про него говорить.
– А что хочешь?
– Бутылку водки тебе подарить на прощание,- в голосе ее почувствовалась улыбка, - подарки принимаются еще.
Они повернулись. Она обняла его за шею, но не так как всегда, а заведя руки до самых локтей. Он подхватил ее и посадил на подоконник. Их губы сразу нашли друг друга. Вначале они были нежные и холодные, потом стали горячими и страстными. Она обхватила его ногами, прижимая к себе. Беспрерывно звонил телефон, а они целовались… целовались как сумасшедшие, исступленно больно бестолково. И вдруг слезы потекли из глаз девушки. А они не прекращали это занятие. Слезы размазывались по щекам, мешались с тушью. И он целовал
ее еще сильней в серые соленые потеки на лице и сам был готов заплакать, но у него только увлажнились глаза.– Всё! Всё! Ну, всё!- сказал он, наконец. Аккуратно убрал ее ноги со своей талии и подошел, ответил таксисту.- Извините, спускаемся.
– Как я выгляжу?- равнодушно без интонаций проговорила она, пребывая в легком забытье.
– Чудесно, как всегда,- слукавил Миша.
– Как парчуганка наверно.
– Ну, чуть-чуть,- он подал ей полотенце. Девушка быстро намочила краешек, утерлась.
– Сегодня это уже не водка была,- произнес он, и легкая мужская улыбка тронула его губы.- Наверно девушка перепутала и вместо водки мне коньячок подарила.
– Коньячок?
– Не меньше.
– Сколько звезд?- в ответ улыбнулась она.
– Не знаю. Пять то точно было.
– Пять было,…а ты сумасшедший!
– Мне простительно. У меня три года жены нет.
– А у меня до свадьбы два месяца.
– Тогда брек!
– Брек.
На следующее утро Юля приехала не в джинсах и кроссовках как всегда, а в черном строгом платье, черных сапожках, черных колготках. На сильно открытой шее красовалась нитка черного жемчуга. В руках она держала черную блестящую сумочку из кожи африканского крокодила, даже губы были подведены помадой очень темного тона.
– Девочка спорт, превратилась в элегантную загадочную леди, - оценивающе оглядывая ее, с ног до головы и улыбаясь, сказал Миша.
– Строгую леди!- поправила Юля.
– Строгость вам идет, даже страшно приблизиться.
– Держитесь на расстоянии и вам повезет.- С шутливой и вызывающей улыбкой ответила девушка.
– Останусь живым?
– Живым и невредимым.
– Пугаете?
– Только предупреждаю.
– Ну, может, хватит?!
– Сам начал.
– Юля-Юля!!!
– Девочка июля,- передразнила она его и смешно показала язык, и сразу стала обычной родной, без напускной строгости и жеманства.
– Может фартук тебе дать, моя милая леди, красками замараешь.
– А-а! – махнула она рукой,- выкину.
– А вафельное полотенце с дежурства, ну то помнишь?
Она засмеялась, звонко и весело.
– А давай.
– А нету.
– В следующий раз чтоб с работы принес, постирал и ага…
– А ни фига, не тырим мы казенные вещи.
Они еще о чем-то посмеялись и вдруг уже на серьезной и немного грустной ноте она сказала:
– Что я, правда, сегодня так разрядилась Миша?
– Я тоже думаю, или праздник, или траур.
Последнюю фразу он зря сказал. Почувствовал, что зря, да уж ничего не поделаешь. Юля, не взглянув на него, прошла к мольберту. Равнодушно смотрела эскизы и как-то немножко нервно и зло их откидывала в сторону. Эскизы падали как попало. Казалось, будто осенний ветер безжалостно срывает листья и бросает их на землю. Когда их больше не осталось, она прошла прямо по ним, раз другой и вдруг нагнулась, и стала собирать, аккуратно и любовно разглаживая и расправляя. Сложила, все как было, села и долго молчала. Миша все это время смотрел на нее, а она даже ни разу не взглянула на него. Она не глядела на него, но чувствовала, что он здесь и все видит. Наконец она подняла глаза, сразу опустила и неожиданно заплакала.