Солнышкин у динозавра

— Что же? — вкрадчиво спросил Стёпка.

— Ну хотя бы кот! — весело сверкнул глазами Хапкинс.

— Конечно, в сапогах? — хихикнул артельщик.

— Обыкновенный кот! Даже без штанов, — что-то вспоминая, весело сострил Хапкинс. — Жадный голодный кот!

— И что же?

— Надо сделать, чтобы в округе котов было поменьше, а мышей в торговых и мясных лавках побольше. Тогда с каждой пойманной мышки можно получить доллар, два, три! — весело рассмеялся Хапкинс.

— Но всё-таки есть и затраты...

— Ну, нужно быть похозяйственней.

Кое-что соображая, Стёпка мигнул своими рыжими ресницами:

— Но ведь другие тоже — как ни старайся — могут завести голодных котов.

— Нужно сделать, чтобы ваш был самый голодный! — улыбнулся Хапкинс. Он живо представил родной солнечный квартал, небоскрёбы, мосты над заливом, маленькую улочку и себя с огромным рыжим котом... — У меня был самый жадный кот на весь Сан- Франциско! Моя милая мамаша боялась, что однажды он и её сожрёт вместе с нашим коттеджем. А результат — первая тысяча долларов! — И глазки Хапкинса сверкнули зеленоватым блеском.

— А вторая?

— Совсем пустяки! — Хапкинс всплеснул руками. — Покупаете пепси или воду по дешёвке в одном месте и везёте туда, где все дохнут от жажды и она нарасхват! — беззаботно разоткровенничался доктор. — Нарасхват. И уже не по три, а по пять долларов!

— Но ведь могут — хе-хе! — привезти и другие?

— Но ведь есть брёвна, чтобы за собой бросить по дороге, и — хе-хе! — есть гвозди, чтобы пшикнули шины! — хихикнул по- стёпкински Хапкинс. Он азартно делился опытом, так что и ночь, и костёр, и айсберг, казалось, вникали в его советы, а уж Стёпка, выкатив от восторга глаза, подавно!

— Но ведь всё равно доберутся...

— Пусть ваша вода будет такой газированной, чтоб другие бутылки чуть не лопались от газа, а конкуренты от зависти!

Потом подбираете в аренду хороший кусок земли, заводите лавочку, потом заводик, а потом — завод. И гоняйте конкурентов, как чужих котов, и давите, как мышей! До миллиона, до десяти, до ста! Главное, чтоб у тебя было, а у других не было! У тебя было, а у других не было!

Хапкинс весело доглатывал последний лакомый кусочек и явно рассчитывал на новый...

Но Стёпка хитровато жевал и катал от щеки к щеке всё тот же огрызок сардельки и явно не торопился отрывать новую.

Он то вздыхал от огорчения, то чуть не захлёбывался от радости.

Вздыхал, понятно, потому, что он не имел чековой книжки.

А радовался — хе-хе! — оттого, что у него сардельки были, а у Хапкинса их не было!

ВЕРНЫЙ УЧЕНИК МИСТЕРА ХАПКИНСА

Весь остаток ночи артельщик с нетерпением посматривал то на угасающие звёзды, то на похрапывающего у костра Хапкинса и ждал момента, когда — по судовому времени — наступит момент флотского завтрака. Но вот захлопали крыльями и начали выяснять отношения первые попугаи, вздохнули пальмы, сквозь горизонт протолкнулось упитанное молодое солнце, и привяд- шие было за ночь сардельки снова стали издавать свои носораздирающие запахи.

Хапкинс повёл носом и завертел головой. Вскочив, он сделал несколько приседаний и, плеснув в лицо горсть воды из залива, вдохнул полной грудью просторный воздух всего океана — от Антарктиды до Сан-Франциско.

Но конечно же, прежде всего он глотнул донёсшийся до него солоноватый аромат копчёных сарделек: навстречу ему приближался прогуливавшийся вдоль берега артельщик.

— Доброе утро, мистер Хапкинс! — расплылся тот в приветливой улыбке.

— Гуд монинг! — ответил Хапкинс и, отводя глаза от проклятых сарделек, непринуждённо забормотал старую песенку:

В далёком порту Сан-Франциско,

В далёком порту Сан-Франциско,

В далёком порту Сан-Франциско,

— В кастрюльке вздыхает сосиска! — добавил вдруг артельщик и рассмеялся своей удачной находке: Хапкинс жадно сглотнул слюну!

Но доктор сделал вид, что эта вставка его совершенно не тронула и продолжал:

А вот от неё за недельку,

А вот от неё за недельку,

А вот от неё за недельку,

— Жуют молодую сардельку! — добавил артельщик в тот момент, когда одна из сарделек неожиданно взорвалась, как бомбочка, и сок брызнул прямо на губы Хапкинсу.

Хапкинс бешено взглянул на артельщика, облизнулся коротким язычком и достал из бокового кармана сигарету, однако тут

же отбросил её в сторону, так как она оказалась подмокшей, вынул следующую и собирался идти дальше.

Но запахи продолжали делать своё дело. Они всё ползли, ползли, дурманили голову, нос и окружали миллионера, как разведчики, которым было поручено взять «языка»! И, вынув из костра щепочку, чтобы прикурить, Хапкинс непринуждённо заметил:

— Мистер Стёпка, а почему бы вам не пустить сардельки в продажу? А? Тут ведь можно сделать неплохой бизнес!

Прятавший в кулак подобранную сигарету артельщик чуть не проглотил от радостного волнения собственный язык. Зрение и слух у него так обострились, что он услышал, как плюхают в воду капли с тающего айсберга. Но, взяв себя в руки, Стёпка невинно воскликнул:

— Да что вы, что вы, мистер Хапкинс!

— А почему бы нет? Что тут такого? — продолжал Хапкинс и, словно делая щедрое одолжение, предложил: — Ну хотите, по- свойски, хоть я куплю!

Как будто тут было ещё кому что-нибудь покупать!

— Так ведь и самому же надо, — набивая цену, вздохнул Стёпка.

— Ну так не все же! — вспыхнул раздражаемый запахами президент холодильной компании.

— Ну если по-свойски, то так уж и быть, — согласился его сосед по айсбергу.—Сколько же с вас по-свойски взять? — задумался он и прикинул: — По тысяче «зелёненьких» пойдёт?

— Что?! — вздрогнул Хапкинс так, что зрачки его окончательно превратились в иголочки.

— Тысячу!

— За штуку?!

— Нет, зачем же... За половину! — щедро уточнил Стёпка.

Хапкинс подпрыгнул. Такой наглости не знал даже Дикий Запад. Да и он, Хапкинс, не позволял себе ничего подобного!

Но что было делать?! Запахи перешли в атаку! Они донимали до последних сил. Сарделек хотелось невыносимо. Но у Хапкинса их не было, а у артельщика они были.

И, тихо подвывая, Хапкинс выдернул из бокового кармана пропотевшую чековую книжку, сверкнул по первому чеку золотым пером, написал «Две тысячи долларов», сунул его Стёпке и, сдёрнув с шеи артельщика лопнувшую сардельку, как самый голодный сан-францисский кот, запустил в неё острые зубки.