Солнышкин у динозавра

А Перчиков, Солнышкин и Челкашкин стали подниматься на палубу.

«ВСЁ!» — ГОВОРИТ ПЕТЬКИН

— Так что же вы делаете здесь, у нас? — снова спросил бывших членов экипажа Моряков.

— Горючего позаимствовали! — по-свойски сказал Васька.

— Горючего? — удивился Мишкин. У него самого-то было с гулькин нос.

— По-пиратски? — укоризненно спросил Перчиков.

— Почему по-пиратски? За свои, за кровные...

— Как за кровные?! — спросил Солнышкин так, что Петькин втянул голову и пробормотал:

— Это я им в качестве взаимопомощи — и то свой, личный. — Он постучал по канистре.

— Ага!.. — крикнул Васька. — Он нам горючего в качестве взаимовыручки, а мы ему «зелёненьких» в качестве взаимоподдержки.

— За такую взаимовыручку за борт... — начал было Челкашкин, у которого после истории с изюмом слегка подрасшатались нервы, но Васька жалобно вздохнул:

— Нам бы ещё немного, пару канистр. Добраться до базы!

— Ну что ж, надо выручать! — подвёл итог Моряков. Его всегда до слёз волновали благородные поступки. А тут люди спасли родного Кита со своим, а может, и приёмным сыном! — Надо выручать!

И через минуту ободрённый таким поворотом дела Петькин громыхнул двумя канистрами горючего, спустил их Ваське, и тот, чувствуя, что надо поторапливаться, крикнул Плавали-Знаем:

— Отваливай!

— Есть отваливать, капитан! — прозвучало из рубки к общему изумлению: капита- ном-то был, оказывается, Васька!

Васька даже не обратил внимания на Борщика, выбежавшего с подносом, на котором дымились несколько кружек компота.

Внизу зачихало, задымило, затарахтело, и сейнерок, резво отвалив, запрыгал по волнам, удаляясь от своих спасителей.

Правда, из темноты раздался весёлый голос новоявленного капитана:

— Держись, братцы! Ей-ей, мы вас тоже не подведём!

На что Солнышкин с усмешкой вздохнул: «Плавали. Знаем».

А Петькин грохнул пустой канистрой и, глядя вдаль, сказал:

— Всё!

— Что всё? — не понял Моряков. Он очень жалел уходящих в такую даль людей, кото-

рых на родном судне вопреки правилам гостеприимства даже не напоили флотским компотом.

— Всё! — повторил Петькин и ещё раз грохнул канистрой. — Горючее кончилось.

ОБЩЕЕ МНЕНИЕ ПСА ВЕРНОГО

— Как кончилось? — спросил поражённый Моряков. — Как это кончилось? В такой дали от берега, неизвестно на каком градусе какой широты или каком градусе какой долготы кончилось горючее?! Как?

Он сказал это так, что разбежались тучи, небо мигом усеяли любопытные звёзды, а из- за трюма вылезла громадная оранжевая луна.

— Я говорил, за борт! — повторил Челкашкин.

А Петькин, пряча что-то поглубже в карман, сказал:

— Очень просто. Вы же сами велели отдать две последние канистры. — И добавил: «кхе-хе!» — будто заразился от кого-то не очень приятной болезнью. — Сами!

Это, конечно, была правда. Но при чём здесь две канистры, неужели опустели танки?...

— Не может быть! — выдохнул Моряков.

Но всё так и было. «Даёшь!» чихнул — и

остановился.

— Две канистры, конечно, фигня, — вступил в разговор могучий механик Мишкин,

между тем как Петькин вдруг нырком скользнул в трюм. — А в общем всё естественно. В Океанске нам залили с гулькин нос, а в Жюлькипуре, за «зелёненькие», прихватили с бобкин хвост и тем поделились в Антарктиде с полярниками. Правда, обратно до Жюлькипура я всё-таки надеялся дотянуть. Но, виноват, просчитался...

— Да, ситуация, — сказал Моряков и хотел что-то добавить, но тут второй раз за один вечер переменился в лице и крикнул: — Ничего себе! Вы только подумайте! Это же безобразие!

Заглядывавший в трюм Верный вдруг дёрнул хвостом, зарычал и прямо над трюмом задрал заднюю лапу!

Там загрохотало, раздался приглушённый крик: «Ну я тебе!» — и все, переглянувшись, увидели Петькина, прятавшего между ящиками ещё несколько зелёных пузатеньких бачков...

— Вот это Верный, — изумился Мишкин, глядя, как пёс с явным презрением устраивается рядом с пингвинами.

— Вот вам и утечка горючего! — вспыхнул Перчиков.

— Вот вам и боцман! — усмехнулся Солнышкин. — Ничего себе — боцман.

— С этим надо немедленно разобраться, — сказал смущённо Моряков, отводя глаза от выбирающегося из трюма Петькина.

— Лучше бы разобрались с хулиганским поступком вашего Верного, — отряхивая брызги с бушлата, проворчал Петькин.

— А что разбираться! — возмущённо заявил Челкашкин. — Просто порядочный морской пёс естественным путём выразил наше общее отношение к вашему антиобщественному поступку!

— Хулиган! — рявкнул Петькин, вытираясь рукавом. Он хотел послать вслед псу какую-то угрозу, но трусовато промолчал, боясь, как бы его не дотумкали. Он не только укромненько пристроил несколько своих канистр, но и по шлангу откачал за «зелёненькие» кое-что Ваське, торганувшему рыбкой при встрече с иностранцами.

— Так теперь-то есть горючее? — глядя на обнаруженные канистры, спросил у Мишкина Моряков.

— Этих подмоченных канистр нам не хватит до ближайшего клочка земли при самой большой фантазии, — вздохнул Мишкин. — Даже при поддержке Верного.

Моряков всё это отлично понимал, но старому капитану не хотелось расставаться хоть с какой-то надеждой и осознавать всю неожиданную безвыходность положения.

— Зачем же вы всё это сделали? — спросил он снова, повернувшись к Петькину.

— На всякий случай! — по-кошачьи огрызнулся Петькин, подтягивая штаны.

— На какой ещё всякий? — с презрением спросил Солнышкин. Он-то и заметил валявшийся в стороне шланг. Петькин и раньше то в Океанске, то в Японии спускал за борт тяжёленькие канистры. — На какой «на всякий»?

— Для одиночного плавания! Если придётся добираться в одиночку. Теперь каждый сам по себе! — крикнул злобно Петькин.

— Ха-ха! — возмутился Солнышкин. — В одиночку, верхом на канистре!

— Хорошо и быстро! — съехидничал Мишкин. — Особенно, если подпалить сзади.

— Конечно! Он на канистре, Перчиков на индивидуальной ракете, Борщик верхом на плите, а мы, оставшиеся, верхом на динозавре. А может, если хотите, на индивидуальные куски порежете палубу! А?! — негодовал Челкашкин.