Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов
Шрифт:
Наш банк большой. Работают в нем более двух тысяч человек, а я тружусь уже пятый год. Недавно в банке сменились акционеры, что повлекло приход нового президента, на вид вполне вменяемого человека. У него квартира в Крылатском, дача на Рублевке, автомобиль «бентли», дети учатся в Лондоне. Он ходит в дорогих костюмах от Версаче и кричит в громкую связь на подчиненных.
Недавно он повесил ящик для почты, в который любой может передать письмо с ценными мыслями. Если честно, то я знаю, к чему это может привести, и поэтому активно ищу новую работу.
Выборы Великого Русского Поэта
Все мои знакомые прозаики и поэты объединяются
Нет, входило, конечно, человека два-три. Но потом о них все начинали писать мемуары, и там всплывало, что было человек эдак двадцать пять. Они встречались, читали стихи, пили водку, влюблялись и женились, издавали журналы, попадали в издательства, на радио и телевидение.
Мы, наше литературное объединение, тоже встречаемся, пьем водку, издаем журнал, выступаем на радио, только в телевизор нас пока не пускают, но особых двух-трех поэтов среди нас нет, что, конечно, стратегически является большой ошибкой, ибо вредно для истории.
Поэтому отцы-основатели нашего поэтического движения собрались на тайную встречу, где подняли вопрос о выдвижении из нас Великих Русских Поэтов – для пиар-кампании и всяческого продвижения в массы. Чтобы и в ТВ, и в толстые журналы, и фото в метро, и на радио «Свобода».
Насколько я знаю, их заседание длилось почти сутки, но ничего они не выработали, а только перессорились. Один не подходил из-за того, что носит малиновый берет, второй из-за того, что небрежен в одежде, а третий – из-за того, что мало пишет.
Теперь я сижу и думаю, что с нами в будущем случится. Не видать нам славы в устах благодарных потомков, как своих ушей.
Как мы задумали злодейство
Поэтесса Забова достала всю редакцию нашего поэтического журнала. Главного редактора она попыталась соблазнить, но в последний момент кинула. Редактору отдела поэзии звонила в течение года каждый вечер и ныла по три часа. Художника на его персональной выставке в галерее «Танин» обозвала сюрреалистическим последышем, а мне на презентации книги «Зарайск – по следам литературного ампира» в книжном магазине «Фаланстер» наступила на ногу, и я пролил стакан ирландского виски за шиворот автору, из-за чего навсегда настроил против себя издателя журнала «А».
Стихи у Забовой были обычные, и, в принципе, в другой ситуации мы бы их напечатали, но тут уперлись рогом и стояли насмерть. Тем более что она обладала неимоверной способностью пролазить без мыла во всяческие дырки, и под ее нечеловеческим напором уже пали журналы «3.», «В.» и «О.» и, как шептали в курилках, на подходе был сам «Н.» вместе с «К.».
Все шло прекрасно, но в одно ужасное утро наши позиции внезапно пошатнулись, так как в здание редакции вошел владелец журнала Сидор Петрович Криворучко и тоном, не терпящим возражений, приказал напечатать очередную поэму Забовой. Я не знаю, чем она его взяла, ибо Сидор Петрович в стихах ни бум-бум, но спорить мы побоялись и стали думать, как выходить из щекотливого положения.
Мы долго совещались, и на ночных бдениях было принято решение добавить в ее фамилию недостающую букву «е» после первой гласной «а». Журнал выйдет со списком авторов на обложке – вот и будет облом. Уже никому это художество не покажешь.
Веселью нашему не было предела: и когда правили материал, и когда верстали
номер, и когда передавали его в типографию «С.».По прошествии трех недель нам передали тираж с запиской директора типографии, что он лично нашел у нас опечатку на обложке и исправил. Мы подарили директору бутылку и заплакали.
«Господи, – ревел главный редактор. – Какие мы никчемные людишки! Даже злодейство совершить не можем!»
Все что останется от русской поэзии
По дороге в метро я останавливаюсь возле продавцов поздравительных открыток, чтобы почитать тексты стихов.
Читаю себе спокойно, читаю, а потом разворачиваюсь, ухожу и думаю: «Еще век-два – и это все, что останется от русской поэзии».
Феномен Севы Болдина
Женщины, вино и Сема
Московский бармен Сема наслушался от нас историй про Гиппиус с Мережковским, Черубину де Габриак с Волошиным и Маяковского с Лилей Брик и Осей.
Теперь, когда в компании своих приятелей он играет в преферанс, заказы выдает стихами, рифмуя «пас» и «п…рас» и «две пик» – «получишь фиг».
Мы ценили его талантливое творчество до тех пор, пока в один ненастный вечер он не принес школьную клетчатую тетрадку, исписанную красивым, убористым ученическим почерком, и не положил ее на стол перед нами.
А. и Е. медленно перелистали страницы и задумчиво примолкли, а я устало отвернулся носом к стенке и пробурчал: «Сема, ну мы-то ладно, люди конченые, а тебе-то это зачем?»
Сема на секунду задумался, отхлебывая розовый мускат, но тут же бойко ответил: «Понимаешь, Славик, у этих же поэтов одно сплошное блядство. Я тоже хочу!»
Нет, все-таки, прав был Гумилев. Поэта вдохновляют женщины и вино.
Самый старый хиппи Союза
Хиппи, приезжающие в Крым покурить травки и походить нагишом по пляжу, в этом году оказались нашими соседями, и не проходило дня, чтобы кто-нибудь из них не пытался угостить нас свежим косяком, приговаривая, что для литературного процесса это полезно.
Отбиться от хиппи не было никаких сил, и поэтому почти каждый вечер кто-нибудь из нас пускал в потолок зеленые круги и утверждал, что приход от травы очень хорош.
Я долго и упорно от плана отбивался, ссылаясь на запрет лечащего врача и на то, что галлюцинации ко мне и так периодически приходят самостоятельно, зачем же их вызывать искусственно. Еще я говорил, что хиппи долго не живут.
На это Замбези с прической, состоящей из зеленых косичек вперемежку с прядями жирных волос, хлопал меня по плечу и приговаривал: «А знаешь, Славик, сколько лет самому старому хиппи Союза? Семьдесят три года! Его носят на руках ученики, а менты и прокуроры отдают честь и хавчик бесплатно».
Самое смешное в том, что это правда. Когда я был в Минске в галерее «Антрацитовый ларец» на презентации Русско-белорусского словаря, самый старый хиппи Союза стоял прислоненный к стене в уголочке и мерно кивал головою. Патриарх был одет под Робинзона Крузо – в широкую конусообразную соломенную шляпу и овчинную безрукавку. Он был бос, вокруг роились послушники, а из репродуктора раздавались звуки андеграунда: