Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов

Диссертация

Если бы это делало меня счастливым

Николай разбогател в годы реформ на металлоломе, но, несмотря на это, любил сбежать от охраны на скамейку Кузьминского парка выпить из пластмассовых стаканчиков с друзьями детства портвейн «Три семерки».

Если подходили стражи порядка, то он обычно для веселья залазил с товарищами в милицейский «козел», а потом откупался за всех, хотя имел удостоверение депутата и мог запросто не платить.

После второй бутылки на троих Николай показывал фотографии своей виллы и жены, хвастался любовницей и доходными сделками. Потом хлопал дверьми «бэхи» седьмой модели, открывал салон, запускал туда друзей молодости и катался по узким пешеходным дорожкам парка.

Заканчивалось это тем, что Николай упирался в какое-нибудь вековое дерево бампером, плакал и говорил: «Господи, если бы это делало меня счастливым».

Диссертация

Мы с Семеном Гринбергом вместе заканчивали биофак МГУ, а потом трудились в Институте океанографии РАН над одной темой.

В 1997 году, замученный бедностью, он эмигрировал с женой в США, где после специальных финансовых курсов попал на Нью-Йоркскую фондовую биржу брокером. Семен сидел у терминала и ловил колебания рынка, покупая на минимуме и продавая на максимуме. Я не видел и не слышал Гринберга десять лет, а вчера в три ночи раздался звонок с его голосом.

Семен говорил, что рынок упал на тридцать процентов, что остановили торги, что директор «Мерир Линча» выбросился из окна, а его секретарша сидит и истошно воет. Потом помолчал немного и вдруг спросил: «Слушай, Слав, а как называлась моя диссертация?»

«Динамика конкурентной борьбы в пространственно распределенных экосистемах типа ресурс – потребитель», – ответил я.

Полковник Сидоров

Полковник нашей войсковой части номер сто пятнадцать Сидоров пошел на Отечественную войну в шестнадцать лет, приписав себе за счет большого роста и широких плеч два лишних года. Мы, сопливые лейтенанты, все его уважали, потому что он хватал нас, пьяных, за грудки и орал: «Выпил одну бутылку, выпил две, выпил три – остановись!». За это мы не падали в сугроб, а крепко стояли на ногах и, проходя мимо, отдавали честь, а Сидоров нас прощал.

В тысяча девятьсот семьдесят девятом году на учениях «северных» и «южных» полковник Сидоров послал свой полк не в ту сторону, и ему в штабе сказали, что пора на дембель: дескать, и так ты один из последних героев войны с двумя орденами Славы в строю.

Сидоров долго буянил, но потом подал документы, и в архиве обнаружилось, что за форсирование Одера он получил и третий орден Славы, сравнявшись с Героем Советского Союза, а награда затерялась, потому что попал он с ранением в госпиталь, где провалялся полгода, а после лечения – снова в бой.

Так из-за увольнения награда нашла героя спустя тридцать пять лет.

Анфисия Петровна

Анфисия Петровна, одинокая старушка, жила в нашем доме и слыла чокнутой, потому что у нее в однокомнатной квартире находилось двенадцать кошек и десять котов. Смрадные запахи доносились из ее жилища, чудовищные звуки неслись из ее окон. Когда она выходила прогуляться с питомцами на поводках на улицу, казалось, что она держит в руках гигантского спрута, который расползается с кошачьим мяуканьем и визгом во все стороны.

Поэтому ее все не любили. Ее только риелторы любили. Они приходили в ее утлое жилище и, понимая, что наследников нету, предлагали различные варианты опекунства и дарения, на что Анфисия Петровна гнала их взашей и грозилась подать в милицию: «Я еще вас всех переживу».

Но в один грустный день все риелторы района сбежались в наш дом. Они столпились в дверях квартиры Анфисии Петровны и наблюдали, как кошки и коты, выгнув спины и выпустив когти, не подпускали к кровати Анфисии никого, и только бригада усыпляльщиков кошек смогла провести врачей, но было уже поздно.

Мечта

Максимка писал стихи, но они всегда у него получались заурядными и не вызывали у окружающих никакого интереса и сочувствия. Сверстники-литераторы просто считали его графоманом, не беря на выступления и не сажая в президиум, хотя он туда очень хотел попасть и даже один раз с применением силы пролез, из-за чего пришлось спешно менять программу.

Понимая, что литературная карьера проходит стороной, он устроился при одном цехе поэтов на должность секретаря по изничтожению нечестивцев, в чем и преуспел, получив повышение по службе и заняв пост редактора местной газеты.

На поприще редактора он прославился тем, что, исходя из положений литературоведения, смотрел не столько на новаторские течения в современной поэзии, сколько на ее соответствие смыслу и формам, внедряемым владельцами издания.

Это принесло столь плодотворный успех, что его стали приглашать на форумы поэтов-газовиков, поэтов-бульдозеристов и поэтов – сотрудников тайных агентств.

На пятнадцатый год Максимку сделали главным редактором журнала «По ком звонит колокол» и позвали в президиум конгресса «Стихотворцы, чувствующие свое призвание».

Мечты сбываются.

Новогодняя открытка

Нам с женой пришла новогодняя открытка, и мы сначала немного перепугались, потому что уже лет пять открыток не получаем. Обычно нам звонят, шлют эсэмэски, электронные письма, пишут постинги в Живом Журнале или просто забивают.

Мы долго ее разглядывали, щупали бумагу, рассматривали на свет и нюхали, а потом подумали, как хорошо, что еще остались такие люди.

Смена фамилии

Один мой приятель взял новую фамилию и стал Борисоглебским. Я долго у него спрашивал, зачем он это сделал, но Володька не признавался, а только хитро косился и ковырялся в своих курчавых волосах.

Потом мы с ним сидели в баре, которым он владел, и пили пиво, а он с важным видом объяснял: «Пойми, Славка, кто я был раньше? Тюфтяев. А теперь я о-го-го! Одна визитка чего стоит. Показал с такой фамилией партнеру – и вот тебе поставка по льготному курсу. А мог стать и Шереметевым, и Воронцовым, и Проскуриным. Дал денег – вот тебе родословная на листочке. И все с подписями, с печатями. Мы же в России, а Россия – демократическая страна».