Соловьиная роща

Машин видел, как худощавый офицер, размахивая парабеллумом, выступал впереди солдат, что-то крича им. Поблескивая касками, солдаты выбирались из окопа. Рукава их были засучены, автоматы потрескивали короткими очередями. Машин оттянул затвор, поймал офицера на планку и дал длинную очередь. Офицер согнулся пополам и исчез. Бегущий рядом с ним солдат схватился за лицо и упал навзничь. Машин с силой сжал ручки пулемета и принялся полосовать немцев очередями:

– За Настю... за Сережу... за капитана... вот вам... вот вам...

Фашисты залегли. Машин вытер пот, заливающий ему глаза. Слева разорвался снаряд, редкие земляные комья попадали рядом.

– Слышь, друг...
– раздался сзади спокойный молодой голос.
– Дай огонька.

Машин оглянулся. Рядом с ним стоял, пригибаясь от посвистывающих пуль, кудрявый парень в джинсах. В улыбающихся губах плясала сигарета. Машин нащупал спички, передал. Парень закурил, кивнул головой и, пробежав по изрытому воронками полю, спрыгнул в соседний окоп. Там приглушенно играл магнитофон и слышался мягкий девичий смех. Очередной снаряд заставил Машина пригнуться к пулемету. Немцы опять пошли в атаку.

– Подходи, подходи...
– проскрипел зубами Машин, сажая их коричневые фигуры на планку.
– Подходи за русским гостинцем...

Его пулемет глухо зарокотал.

– Арлекино, арлекино!
– пел магнитофон в соседнем окопе.

Комбайн остановился возле кромки поля. Людмила вылезла из кабины и спрыгнула на землю.

– Ну, молодец, девка!
– присвистнул Рокотов, глядя на нее из-под надвинутой на глаза кепки.
– Эдак ты лучших моих парней перещеголяешь!

– Перещеголяю, конечно...
– она повернулась боком к зеркалу.
– У нее платья такого в помине нет и не было никогда. Она сама-то и шить не может, белоручка. А я могу.

– И я могу, - откликнулся Мокеев.
– Я это, товарищи, собственными глазами видел. То, что вы не верите Земскову, это полбеды. Но почему вы собираетесь покрывать Самсикова?! Почему?!

– По кочану и по капусте!
– захохотала Люська и быстро запрыгала, похлестывая скакалкой по пыльному асфальту.

Саша молча смотрел на нее.

– Ну, что уставился? Нравлюсь, что ли?
– захохотала Зинаида Ивановна, и тучное тело ее тяжело затряслось.
– Ой, ну и чудак ты, Сидор Михайлович! Дон Кихот!

– Он не Дон Кихот, Саша. А просто доверчивый человек, - выпустил дым Алексей.
– И очень порядочный. Предельно. Таких людей теперь днем с огнем не найдешь.

– Еще бы!
– подхватил агроном.
– Чтобы так землю любить! Это уметь надо. Земля тоже, как живая. С ней хорошо - и она добром откликнется. А если без любви - ничего не выйдет...

– Да я это знаю, мам, - раздраженно заходил по кухне Витя.
– Что ты, за маленького меня считаешь? Мы с ней уже два года любим друг друга. А ты мне прописные истины говоришь.

– Ну, не буду, не буду!
– засмеялся Владимир Ильич, отдавая книгу врачу.
– В конце концов, здесь вы главнокомандующий.

– Вот именно, - серьезно промолвил Тимошенко и положил лупу на карту. Так что давайте, товарищи, не будем бросаться напролом. Выигрывают не числом, а умением.

– Конечно, - пробормотал Шульга, всматриваясь в позицию. Он взялся за коня.

Тот испуганно шарахнулся от него, косясь смоляным глазом.

– Балуй, балуй у меня...
– процедил Полоз и вдруг резко ударил кнутовищем.

Зина вскинула к лицу руки. Кровь брызнула сквозь пальцы.

– Я повторяй, - склонился над ней офицер.
– Ви будет говорить? Будет?

– Конечно буду, - протянула нараспев Василиса и взяла пирожок.
– Как же я без твоих пирогов уйду!

– Так и уйдешь, - выпрямился чернобородый.
– Как пришла, так и уйдешь. А комиссарам своим передай: батька Бугай на поклон к ним не пойдет. Скорее они к нам приползут, когда хвосты им подпалим.

– Руки коротки, - смело проговорил парень, глядя в упор на пьяных друзей Валентина.

– Ах, ты таак...
– протянул тот и быстро сунул мину в ствол миномета.

Раздался грохот и вода с ревом обрушилась в новое русло.

– Ура!
– закричали рабочие, швыряя вверх фуражки.

– Ну, вот и дождались!
– радостно обнял Сотникова Шестопалов.

– Погодите радоваться...
– посеревшими губами пробормотал Николай.

– А что такое?
– удивленно посмотрела на него Юля.

– Война...
– глухо проговорил Есин и опустил голову.

Несколько минут в комнате царила тишина. Потом Косталевский вздохнул, подошел к Егору и опустил на его плечо свою тяжелую руку:

– Ладно. Не расстраивайся. В жизни еще не то бывает.

– Конечно, - поддержал его Ашот, поправляя очки.
– Если из-за каждого пустяка так убиваться, тогда и жить-то не надо.

– Жизнь - штука суровая, - пробормотал в усы дед Викентий.
– Ее, сынок, перемочь надо. А не переможешь - так она тебя, как соломинку, переломит. Тот, кто жизнь перемог - в памяти людской увековечился. А такому человеку и море по колено.

– Верно!
– выпрямился Котька, и в молодых глазах его заблестели слезы.