Соmеdiе dе Frаnсе
Шрифт:
Иногда, когда он смотрел на Кадана, ему казалось, что он видит собственные сны, воплощенные в явь. Малейшие движения, тело, изогнувшееся навстречу рассветному солнцу, когда Кадан выглядывал из окна, тонкая рука, поднятая к волосам, профиль, открытый солнечным лучам — все это казалось Луи куда более настоящим, чем окружающий его мир.
А иногда он смотрел на этого мальчика, в свои двадцать четыре года сохранившего юношескую хрупкость, и видел, что перед ним абсолютно чужой, незнакомый человек.
Луи не хотел узнавать его. Один вид этого человека, похожего на его собственный сон, как маска похожа
"Я ненавижу тебя", — думал он, глядя, как Кадан сидит, согнувшись, и смотрит в темноту перед собой. Он сам понимал, что это вранье. Ненависть бывает совсем иной. Кадан был клинком, который пронзил его насквозь — но от того стал частью его. Вынуть его из своего сердца Луи не мог.
Он развернулся и пошел прочь, не желая в очередной раз проверять на прочность собственный сон, потому что каждая встреча с Каданом лишь подтверждала, что тот — не его огонь.
Луи продержался почти сутки.
Он видел, как вскоре после обеда Кадан верхом на крапчатой покидает двор. Луи ждал его возвращения, но тот так и не вернулся до темноты.
На следующее утро Кадан завтракал у себя — Луи тоже сказался больным. Внимание Эрика, обычно просто навязчивое, теперь окончательно опостылело ему. Эрик утверждал, что для того, чтобы получить в полное владение собственное имущество, Луи должен вступить в брак. Луи не хотел — да и не знал, кто мог бы стать его женой. Чем проводить ночи с чужой женщиной и делить с ней кров, ему проще было оставаться с опекуном. Эрика он знал и доверял ему, Эрик никогда не причинял ему вреда и не принуждал ни к чему — хотя внимание и упорство его часто были таковы, что отказать ему Луи тоже ни в чем не мог.
В то же время пренебрежительные слова, обращенные к Кадану, казалось, нанесли по их и без того прохладным отношениям последний удар. Луи не знал, как Рауль позволил подобное своему отцу — и не хотел знать. Сам он не собирался сидеть за столом, из-за которого Кадан только что с позором ушел.
На следующее утро, заметив, что Кадан снова седлает коня, Луи выждал немного и, когда ворота закрылись за юношей, тоже направился на конюшню, а затем — в лес.
Он отлично знал здешние места, и потому довольно быстро нагнал Кадана, который спешился и медленно брел вдоль дороги прочь.
На Кадане был легкий костюмчик для верховой езды, более подходивший для весны, и такой же легкий шерстяной плащ.
Луи окликнул его издалека — он был готов к тому, что Кадан вскочит в седло и бросится прочь, но тот, напротив, замедлил ход, позволяя непрошенному спутнику приблизиться.
— Мой брат совсем позабыл о вас? — спросил Луи, тоже спешиваясь и выравнивая ход так, чтобы идти рядом с ним. — Вам не следует выезжать из замка одному — здесь может быть опасно, а вы наверняка не владеете шпагой. Или, по крайней мере, обратитесь к кому-нибудь, чтобы он научил вас за себя постоять. Позавчера в конюшне вам мог встретиться кто-то более жестокий, чем я.
— Что вам нужно от меня? — спросил Кадан, тихо поворачиваясь к нему лицом и останавливая коня.
Луи пожал плечами. Он и сам не знал. Ему просто хотелось увидеть шотландца, хотелось обменяться с ним хотя бы парой слов… и хотелось хоть как-то показать, что ненависти в нем нет.
Напротив, есть какое-то странное, болезненное чувство, притягивающее Луи к нему.— Мне показалось, что вы одеты не по погоде, — сказал он. Легким движением отстегнул брошь, удерживающую на его плечах подбитый куницей плащ, и накинул его на плечи юноши.
Тот замер, внимательно глядя на Луи.
— Что?.. — тихо сказал он.
— Наверное, этот маленький подарок не сравнится с теми, какие дарит вам Рауль. Но я хотел, чтобы у вас была хоть одна вещь, подаренная мной.
Кадан стиснул плащ у горла одной рукой, а другой прижал его к груди. У него не было слов, чтобы описать странное чувство, охватившее его. Как будто шестеренки часового механизма вошли наконец в пазы.
— Луи… — только и выдохнул он. — Те слова, что вы сказали мне…
Луи пожал плечами.
— Я хотел причинить вам боль. Такую же, какую вы причиняете мне.
Кадан закрыл глаза и опустил лицо.
— Я не знаю, что мне делать, — сказал он.
Луи не ответил ничего. Он тоже не знал — не знал, может ли чего-то требовать или хотя бы просить. Кадан принадлежал Раулю, и помимо сумбура, творившегося в его собственной голове, у него не было никаких причин отбирать Кадана у него. Разве только сны… Но он не стал бы рушить жизнь брата, даже такого, как Рауль, ради одних только собственных снов.
Луи вскочил в седло, развернул коня и понесся прочь.
— Ненавижу тебя… — прошептал Кадан, прижимаясь щекой к плечу, укрытому мягким черным плащом. Ему казалось, что он проваливается в какую-то черную дыру, и смутные тени собственных снов все плотнее окружают его со всех сторон.
Кадан вернулся к вечеру и распорядился подать ему ужин в спальню. Накануне Рауль не заходил к нему — теперь же, когда раздался стук в дверь, Кадан не открыл. Запершись в спальне, он приказал камердинеру, если визитер будет упорствовать, сказать, что молодой месье болен и кашляет весь день — может заразить.
Устроившись под одеялом и глядя на суровый зимний пейзаж за окном, Кадан все думал о том, что произошло днем. Плащ Луи он положил рядом с собой и теперь то и дело касался его. Ткань пропахла свежей травой и конским потом, но этот запах казался таким родным, как будто Луи, а не Рауля, Кадан знал всю свою жизнь.
Кадан в деталях вспоминал последний разговор, силясь разобрать в нем потаенный смысл — не мог же Луи в самом деле выехать из замка и проехать несколько миль только ради того, чтобы передать ему плащ.
Никакого смысла Кадан так и не нашел, зато несколько раз повторил про себя самые первые слова: "По крайней мере попросите кого-нибудь, чтобы он научил вас постоять за себя". Слова почему-то заставили разлиться по спине тепло. Кадан улыбнулся осенившей его идее, перевернулся на другой бок и уснул.
Луи следующим утром обнаружился на конюшне — он сам чистил коня, очевидно, не желая доверять его никому.
— Вот и вы, — заметил Кадан с улыбкой. Черный плащ висел на его плечах, хотя Кадан и понимал, что здорово рискует — ведь он мог встретить не только Луи, но и Рауля или его отца. — Вы вчера изъявили желание обучать меня, а сегодня уже избегаете собственных слов?