Соmеdiе dе Frаnсе

— Что?.. — Луи поднял взгляд от конского крупа и непонимающе уставился на него.

Кадан швырнул ему одну из двух шпаг, которые утром затребовал у слуги. Луи легко поймал летящий в него предмет и перевел на него недоуменный взгляд.

— Вы сказали, что мне опасно оставаться одному. И что я должен начать брать уроки фехтования у кого-то столь же милосердного, как вы.

Луи снова поднял взгляд на него.

— Так вы поможете мне или нет? — Кадан изогнул бровь.

Луи бросил прощальный взгляд на недочищенного коня.

— Жак, — крикнул он, и когда конюх появился в дверях, распорядился, — закончи тут. А вы, месье Локхарт, ждите меня через четверть часа на заднем дворе.

— Почему не сейчас?

— Потому что вам не следует думать, что стоит вам позвать — как я брошусь вам помогать.

Договорив, Луи направился прочь — в свои покои. Уже в коридоре он кликнул слугу и потребовал немедленно принести ему воды, щипцы и "все остальное, что нынче требуется при дворе". Идти к Кадану пропахшим конским потом он категорически не хотел.

— Постарайтесь не цепляться так за эфес, это шпага, а не двуручный меч, — с усмешкой говорил он через несколько минут, вкладывая клинок в мягкие ладошки Кадана, явно не знавшие телесного труда.

Луи обхватил запястья Кадана с двух сторон, он сам стоял у него за спиной, так что руки его как бы обнимали юношу. Он замер, ощутив странное чувство дежавю, неожиданной правильности происходящего — и Кадан тоже замер в его руках, задержав дыхание. Сейчас это был не любовник Рауля и не известный на всю Францию актер — вопреки всему Кадан сейчас был только его. Он таял в руках Луи, сливаясь с ним в одно.

— Я люблю тебя… — прошептал Кадан.

И почему-то Луи не удивили его слова. Они были единственно верными именно сейчас.

Он медленно наклонился через плечо — и Кадан изогнулся, подаваясь ему навстречу, срывая поцелуй.

Шпага упала в грязь. Кадан приник к Луи всем телом, обхватил за плечи и яростно целовал — как будто в первый и в последний раз. Луи обнимал его за талию и прижимал к себе. Желание разгоралось в нем, но телесная жажда не значила ничего по сравнению с чувством наполненности, объявшей его. Кадан был в его руках — и время, казалось, замкнулось в кольцо.

— Я тоже тебя люблю, — только и мог отвечать он, на мгновение прерывая поцелуй и снова впиваясь в мягкие губы, принадлежавшие сейчас только ему.

ГЛАВА 13. Старый замок

После того непрошенного поцелуя что-то, казалось, давно уже умершее, снова проснулось у Кадана в душе. Он снова, как когда-то в детстве, стал видеть сны — и в каждом из них был Луи.

То Луи представал перед ним в рыцарском белом плаще с красным крестом на груди, то в волчьей шкуре, с огромной головой, лежащей на плече — но сомнений быть не могло: это всегда был Луи. И Луи целовал его там, во сне, гладил и проникал в него, наполняя все существо Кадана разноцветными искорками.

Реальность мешалась со сном, и Кадан уже переставал понимать где что. Ему и в голову не пришло взять обратно свои слова — сказанные там, на заднем дворе. Они казались единственно правильными среди всех, какие он говорил когда-нибудь.

И Луи, казалось, понял его. Он больше не пытался оскорбить его, хотя временами Кадан все еще видел в его глазах злость — когда с губ Кадана срывалось имя "Рауль".

Тот факт, что Кадан принадлежал его брату, Луи воспринимал как нечто неестественное, нарушающее нормальный ход вещей. Он не желал признавать этих отношений и тем более слышать о них.

И Кадан его понимал. Шесть лет жизни с Раулем, в которых еще недавно были и горе, и радость, теперь казались ему выдуманными, невозможными. Дурной постановкой в исполнении не слишком умелых актеров, попытавшихся изобразить то, для чего не годен ни один из них.

Рауль и сам не приближался к Кадану, и с потаенным страхом тот ожидал разговора с ним, избежать которого было нельзя. Он не знал, что будет делать — сможет ли соврать или скажет правду… И если правду, то что тогда? Луи ничего ему не обещал. Самому Кадану были не нужны от него никакие клятвы: внутренним чувством, биением сердца он ощущал, что Луи — единственная его судьба.

Оставленный без присмотра, лишенный своей огромной свиты, он большую часть времени тратил на прогулки по торфяникам и лесу, расположившемуся по другую сторону от него.

Луи настигал его, едва Кадан отъезжал от стен замка достаточно далеко. Кадан замедлял ход, едва расслышав стук копыт его лошади вдалеке, и дальше они ехали рука об руку — по большей части молча. Кадан не знал, что может рассказать человеку, который так не похож на него. Луи и вовсе не привык много говорить.

— До сих пор я всегда ездил здесь один, — сказал он как-то.

И Кадан только кивнул. Ему захотелось поцеловать Луи, и он пошел на поводу у своего каприза.

Целовать Луи было совсем не так, как целовать Рауля. Поцелуи с Раулем были изощренной игрой, где самым изысканным пируэтом для себя Кадан считал укусить побольней. С Луи он просто тонул в бесконечном тепле, в бархатистой мягкости его рта, а если тот еще и касался его — Кадана вовсе смывало пьянящей волной.

В тот вечер они заехали слишком далеко. Начинался дождь, а на лес уже опускался сумрак, и Луи, обычно легко находивший дорогу в любой чаще, вдруг сказал, что не знает, как до темноты добраться в поместье Клермон.

— Скоро ручьи выйдут из берегов, самая короткая дорога ведет напрямик — но в такую погоду кони увязнут в болоте по колено.

— Вы не хотели сказать об этом раньше? — поддел его Кадан, но Луи лишь пожал плечами.

— Я не оракул, чтобы предсказать, какая погода будет через час.

— Тогда что делать? — спросил Кадан, прижимая кобылу боком к его коню. Ему вдруг стало неуютно под взглядами высоких сосен, упиравшихся вершинами в небо.

— Я знаю, куда вас отвести, — сказал Луи без тени волнения, — следуйте за мной.

Однако, вопреки спокойствию его голоса, чем дальше они ехали по заброшенной дороге, тем сильнее билось его сердце, и тем крепче пальцы сжимали поводья. Луи не беспокоили ни лес, ни хищные звери, живущие в нем, ни разбойники, промышлявшие в этих местах. Но он не знал, как воспримет Кадан то место, куда он его везет.

Наконец вдали заблестела река. Они направили коней к пересекавшему ее мосту. А на другом берегу за серой пеленой дождя темнели стены старинного замка, куда более древнего, чем игрушечный замок, служивший поместьем семье де Ла-Клермон.