Сомнений больше нет

– Что это был за звук?

– Не могу точно сказать, но он был таким печальным, что сердце мое сжалось. Я побоялась идти дальше, я вернулась к лестнице, но прежде чем подняться по ней на секунду оглянулась. И тогда я увидела…

– Что? Что вы увидели?!!!

– Это длилось всего мгновенье. Я не успела рассмотреть. Словно тень мелькнула перед моими глазами. И мне показалось, эта тень была чем-то живым, но не осязаемым…

– Как такое возможно?

– Не знаю.

– Больше вы не спускались в подвал?

– Нет.

– А когда это произошло?

– Примерно неделю назад.

– И вы никому об этом не рассказывали?

– Я и сейчас уже жалею, что рассказала.

– Почему?

– Потому что вы смотрите на меня, как на сумасшедшую.

Жилин на секунду потупился.

– Вы ошибаетесь, Неле, – пробубнил он себе под нос.

Звуки рояля давно погасли в тишине. За стенами лил дождь. Угли в камине едва тлели. Вечеринка потихоньку замирала. Многие девушки уже разбрелись по своим комнатушкам. Куратор Копылов, запрокинув голову и открыв рот, спал в уютном мягком кресле наполеоновских времен.

– Уже поздно, – сказала Неле. – Проводите меня до моей комнаты, а то теперь после всех этих воспоминаний мне страшно идти одной по темным коридорам.

Эва Бузек стояла, скрестив руки на груди, и делала вид, что внимательно слушает то, о чем ей рассказывал неугомонный Витя Глинский, но на самом деле она пристально следила за Неле и Сергеем. Когда те поднялись наверх, Эва резко оборвала Глинского, быстро попрощалась с ним и убежала в свою комнату. Витя пожал плечами, разбудил Копылова, и они оправились к себе, на мужскую половину.

Возле комнаты госпожа Вебер остановилась и многозначительно застыла в дверях. Ее взгляд, словно о чем-то спрашивал Сергея. Но Жилин только смутился под этим пристальным взглядом, галантно, но спешно откланивается и поспешил по деснице в свою келью.

Ночь словно обрушилась. Дождь прекратился. Тьма за окнами замазала все чернотой и весь лес пошел глухим звоном, стал таинственным, непроглядным, до самого горизонта, где в чащу упирался с неба белый столб лунного света.

Отошла серая туча, луна поднималась все выше, замерцали звезды и как будто стали реже. В твердом и ясном лунном свете торчали только несколько сосновых вершин, весь остальной ландшафт поглотила безбрежная тьма.

Жилин не мог уснуть. То ли неуютно показалось ему на новом месте, в тесной комнатушке, действительно больше похожей на узкую монастырскую келью. То ли растревожила его эта дикая луна. А может, сказались все треволнения последних дней и все эти россказни о призраках.

Жилин хотел открыть окно, чтобы покурить. Но древняя, упрямая фрамуга не желала поддаваться, а спать в прокуренной комнатке Сергею никак не улыбалось. Он вышел в коридор, зажег свечу в древнем фонаре и встал возле окна. Жилин фыркнул спичкой, но в тот момент, когда ее пламя погасло, он боковым зрением уловил, словно сверкнувший отсвет в глубине коридора. Сергей обернулся и увидел дверь в подвал, о которой ему рассказывала госпожа Вебер. В узкой щели снова блеснул и погас огонь свечи.

Жилин затушил сигарету и крадучись пошел к окованной железом, тяжелой, подвальной двери. Он потянул на себя ручку, проем стал шире. Жилин, подняв фонарь над головой, спустился по темной лестнице.

Тесный подземный коридор был завален разным хламом. Перешагивая разбитые багеты и тюки старого тряпья, Сергей пошел вперед, заметив впереди небольшую площадку с колонами. Оказалось, что от нее в разные стороны расходятся коридоры пошире. Заглядывая по очереди в каждый из них, Сергей на мгновение замер. Что-то колыхнулось в дальнем углу коридора, во тьме, словно тень, мелькнувшая на миг, и исчезнувшая в подземелье. Жилин сделал несколько шагов вперед и увидел еще одну лестницу, ведущую вниз. Он спустился и на него дохнуло могильной стужей старого подвала. Копоть от фонаря черной вязкой струйкой бежала по каменному, заросшему паутиной, потолку. Запах плесени мешался с пылью. Под ногами что-то хлюпало. Вдруг Сергей замер, он услышал тихий и жалобный звук колокольчика. Этот звук словно скорбел о потерянной душе, обреченной на вечные скитания во тьме. Жилин вошел в подземелье. В этот момент он увидел призрака. Это была согбенная фигура в темном плаще с капюшоном. Тень прошла мимо, всего в нескольких метрах от Жилина, и тогда он снова услышал жалобный звон колокольчика у себя за спиной. Жилин резко обернулся, но увидел только трепещущую, как саван, паутину на высоких сводах подземелья.

Подозрительный незнакомец

Все утро Жилин думал о событиях минувшей ночи. Что это было? Что он видел? Что пронеслось перед ним? После двух пережитых контузий Сергей не очень-то доверял своим ощущениям. Возможно, это была всего лишь игра воображения. Сон наяву. И не более того. Стоило ли рассказывать о своих видениях кому-либо? Учитывая, что подобные игры разума могли быть прощены, например, экзальтированной женщине, к тому же иностранке, Сергей пришел к выводу, что ему бывшему военнослужащему Красной армии и советскому гражданину о подобных видениях лучше помалкивать.

Жилин поплескался во дворе возле умывальника. Наскоро оделся, пообедал внизу в столовой, стараясь не замечать заинтересованных девичьих взглядов, что буравили его со всех сторон, и двинулся к выходу из усадьбы. Там его уже поджидали Витя с Эвой. Вместе они отправились на работу.

Свой первый трудовой день в Эйлау Жилин рассчитывал провести тихо и незаметно. Итак, после танцев с симпатичной немкой, на него стал пристально поглядывать даже куратор Копылов. Сергей решил, что лишнее внимание ни к чему.

После дождливой ночи все утро дул сухой, обжигающий ветер. Кружил пылью над лугами. Высохшие на солнце хохолки-выскочки вознеслись над травяным полем. А в глубине спрятался бледно-розовый клевер, перемешавшийся с повителью и мышиным горошком. В резных изразцах зубчатых листочков укрылись алые ягоды полевой земляники. А над ними поднимался на толстом колючем стебле исполинский чертополох, издалека сияющий сиреневыми, яркими цветами.

Жилин, Эва и Витя Глинский трудились вместе на лугу, неподалеку от поместья. Быстро поднималось солнце. Жаркий ветер играл верхушками трав. Среди зелени желтели маленькие колокольчики льнянки. Вдали голубела кромка леса.

Витя Глинский работал с нивелиром. Жилин записывал данные в толстую тетрадь. Эва некоторое время стояла возле длинной белой линейки, но вскоре видимо утомившись, присела на зеленый луг, и стала плести венок. Ее тонкие пальчики ловко свивали в косу травы и цветы.

– Эвка, хватит дурью маяться, – прикрикнул на нее Виктор, оторвавшись от объектива. – Работать надо.

Эва водрузила себе на голову венок и томно потянулась.

– Витя, какой же ты зануда. Такое чудесное утро. Солнце прекрасное осветило нас своими лучами, как языческое божество.

– Эт, мать твою, поэзия! – отозвался Витя и вновь прилип к глазку прибора.

Эва сорвала еще несколько цветков и закружилась с букетом по травяному полю. Ее светлое платье развевалось, словно у балерины. Стройные ноги девушки мелькали среди багульника, а белые волосы таяли в сияющей синеве. Жилин невольно засмотрелся.

– Солнце! – крикнула Эва. – Я готовлю для тебя жертву!

Она подбросила букет к небу, и он разлетелся разноцветным фейерверком, взрывом голубых фиалок, золотыми колокольчиками льнянки и белыми цветами медвежьего лука, так похожего на эдельвейсы. Эва все так же вальсируя, оказалась возле корпящего над тетрадью Жилина и надела ему на голову венок из душистых соцветий.