Сон длиной в зиму

— Спасибо, что не в Золе, — фыркнула девушка, позволяя заключить себя в объятия и поцеловать — только не в щёку, а в подставленные губы. — Ты купил ёлку!

— Ну а как же, — небольшая ель источала такие ароматы, что хотелось обнять сначала её, а потом Богдана в благодарность за такой прекрасный кусочек новогодней атмосферы. — А то у тебя здесь совсем печально. Я так не могу!

— Спасибо, — расплылась в улыбке Зоя. — Установишь её? Где-нибудь в гостиной. Хотя, тогда стол придётся перенести…

— Я перенесу, — пообещал Богдан. — И установлю. Тут мне крепление тоже дали, только у тебя есть какая-нибудь отвёртка?

Отвёртка была, именно что "какая-нибудь" — крестовидная, крохотная, с помощью которой Зоя периодически снимала заднюю панель с маминого ноутбука, когда в очередной раз начинал шалить дисковод. Орловский только отмахнулся, сказал, что подойдёт, но на всякий случай вооружился ещё и ножом — и попросил не беспокоить.

Зоя воспользовалась короткой передышкой, чтобы закончить свои страдания над вкусной, но так легко загрязняющей всё вокруг шубой, вытащить мясо из духовки, освободить стол, подмести пол — а ещё забежать в ванную и сменить одежду на куда более подходящую празднику. Правда, с бардаком на голове до конца справиться не удалось, и она просто затянула волосы в высокий хвост, подумав, что и это выглядит достаточно по-праздничному. И без косметики…

Но в каком-то плане Зое нравилось встречать Новый год без пудры-помады-туши, в своём естественном состоянии, да и впервые за долгое время она была действительно довольна тем, что видела в зеркале. Наверное, не лгут, когда говорят, что счастье украшает людей — Зоя буквально светилась изнутри, глаза блестели, щёки порозовели почему-то, выдавая предновогоднее возбуждение, и она почувствовала себя на этом крохотном празднике для двоих действительно уместной.

И действительно заслуживающей такого парня, как Богдан.

Даже дурацкое "понарошку" вылетело из головы, особенно когда она, вернувшись, застала стол уже в гостиной, ковёр — скрученным и уложенным возле шкафа, а ёлку — установленную гордо в углу комнаты.

— Игрушки есть? — деловито поинтересовался Богдан.

Зоя только молча пододвинула к шкафу табурет и, не собираясь дожидаться помощи, сама на него полезла. Нужная коробка нашлась легко, и Зоя, сдвинув её к краю, потянула вниз — чтобы запоздало обнаружить, что стул шатается.

Новогодние игрушки она поставить на пол ещё успела, но когда сама выпрямлялась, чтобы потом спрыгнуть с табурета, зашаталась и почувствовала, что падает. Вот только вместо того, чтобы свалиться прямиком на стол или на пол даже, ушибить рёбра или даже сломать что-то, она каким-то удивительным образом оказалась в руках Богдана, ещё и уцепилась ему в плечи, опасаясь, что если отпустит, однозначно свалится вниз.

— Осторожнее, Сойка. Ты же не умеешь летать, — хмыкнул Орловский, ставя её на пол.

— Ну так, хотела научиться, — фыркнула девушка. — А ты не даёшь!

— Лучше живая нелетающая сойка, чем погибшая во время боевых учений.

— Я выбрала достаточно невысокий старт, — отметила Зоя. — Падать было не настолько далеко… И вообще, Орловский, ты против моего духовного полёта?

— Отнюдь, — рассмеялся он. — Но, повторюсь, лучше живая нелетающая сойка…

— Нелетающая птичка — это не про сойку, — закатила глаза Зоя. — Так бы и сказал, что видишь во мне пингвина.

— Я не вижу в тебе пингвина, — хмыкнул Богдан.

— Тогда это ещё хуже.

— Почему?

Зоя закатила глаза.

— Потому что я бы предпочла роль пингвина, а не роль страуса, — пожала плечами она, наконец-то оказавшись на земле. — Руки, руки, Орловский! Мне ещё надо принести сюда еду и не пасть смертью храбрых по пути!

Но, перенося одну за другой тарелки с приготовленными блюдами, Зоя осознала — а ведь дрожали всё ещё от неожиданного испуга ноги. Она вроде и уговаривала себя быть смелой, но всё равно не могла заставить организм отреагировать на такой неожиданный стресс положительно. К тому же, какая-то часть её всё ещё хотела вернуться обратно в объятия к Орловскому, прижаться к нему всем телом, закрыть глаза и просто мечтать о хорошем, даже не притрагиваясь ко всему тому, что она приготовила.

Тем не менее, грех — плясать на кухне с самого утра и даже ничего не взять в рот. К тому же, судя по тому, какими глазами Богдан смотрел на стол, он совершенно точно не отказался бы отведать чего-нибудь из этого. А ещё лучше — всего.

Зоя поручила ему наряжать ёлку, искренне надеясь на вкус Орловского. Ну, себя же он одевал прилично, так почему должен превратить новогоднее деревце в какой-то ужас? Тем более, аромат хвои создавал такое прекрасное новогоднее настроение, что никакой шарик, повешенный не там, где хотелось бы Зое, не испортил бы его.

К ёлке, которую нарядил Богдан, можно было придраться, конечно. Елена Леонидовна уже рассказывала бы ему, что нельзя в сектор, окружённый синей гирляндой, вешать такие яркие игрушки, сюда бы что-то белое, из того, что она купила в прошлом году, но так и не смогла повесить, потому что они давным-давно не ставили новогоднюю елку. Но мамы здесь не было, а Зое нравилась простота и то, что Богдан делал это быстро, а не задумывался над каждой игрушкой, не гипнотизировал очередную ветку, пытаясь предположить, что бы на неё повесить.

— О, а это что? — подал он голос минут через десять, когда дерево уже почти было украшено.

— Это? — Зоя заглянула через плечо. — А… Это рукодельные.

— Твои?

— Мои, — кивнула она, с ностальгией глядя на красивые пинкипы, уверенно забракованные мамой — негоже, говорила Елена Леонидовна, вешать поделки на серьёзную взрослую елку. Поделки, правда, были расшиты золотистыми нитками, сверкали ничуть не хуже, чем прочие игрушки, особенно те, "коллекционные белые", простые пластиковые шары, которые совершенно не нравились самой Зое.

Но Новым годом всегда заправляла мама, а значит, Зоя не решалась спорить. Вот только Богдан смотрел на игрушки с какой-то почти восторженной улыбке.

— Красивые же, — промолвил он. — Надо повесить на самое видное место!

— Уверен? — удивилась Зоя. — Но ведь…

— Уверен, — твёрдо произнёс Богдан. — И снять парочку этих попсовых шаров, которые на самом верху были.

Он с такой лёгкостью стянул именно те игрушки, которыми так гордилась мама, что Зоя только в очередной раз порадовалась: хорошо, что они сейчас вдвоём. Не надо оглядываться назад, не надо оправдываться за то, что сделали, можно просто наслаждаться праздником, таким, как он подходил именно им.

Тишина нисколечко не мешала, но девушка всё равно включила телевизор — почему-то музыкальное сопровождение показалось ей уместным. Осталась на первом попавшем концерте, и Богдан, судя по тому, как он бросил взгляд на телевизор и вновь вернулся к ёлке, был совершенно не против.

— Ну, всё, — гордо протянул он. — Принимай работу. Нормально?

Зоя подошла к ёлке — и со странным, сладким привкусом удивления покачала головой.

— Красота, — выдохнула она, заметив то, что мама называла детскими поделками*, на самых видных местах. А ведь и вправду выглядело дорого… Почему Елена Леонидовна так фыркала, называя рукоделие детской блажью?