Сон с четверга на пятницу
Шрифт:
– Простите. Я не нарочно. А что значит диссоциативная фуга?
– Я помню то, чего не было.
– А то, что было, помните?
– Да.
– Значит, вы помните и то, что было, и то, чего не было?
– Ну, можно и так сказать.
Настя усмехнулась.
– «Круто», как сказала бы моя племянница. А откуда вы знаете, какое из ваших воспоминаний настоящее, а какое – нет?
– Ниоткуда. В этом вопросе я полностью доверяю моему доктору.
– Почему?
– У него есть железная логика, медицинское образование и великолепная терминология, которая может впечатлить кого угодно.
Дверь за спиной у Насти распахнулась, и в кабинет вошел коренастый охранник с неприятным лицом.
– Какого хрена вы тут делаете? – грубым голосом проговорил он, хмуро взглянув на Корсака.
Тот поморщился. Потом посмотрел на женщину и сказал извиняющимся голосом:
– Прошу простить моего слугу, Настя. Он всегда отличался грубостью манер. Здесь женщина. Или ты не заметил, болван? Ну-ка быстро скажи тетеньке «здрасте».
Дюжий санитар смутился.
– Здрасте, – произнес он. Потом перевел взгляд на Корсака и произнес утрированным, сладким голосом, не предвещающим ничего хорошего: – Глеб Олегович, пожалуйте в палату!
– Прогрессируешь, – похвалил его Корсак. – Молодец. Анастасия, простите, но я вынужден откланяться. Приятно было с вами познакомиться.
– Мне тоже, – искренне сказала она.
– Если захотите со мной поговорить, звоните на номер приемного покоя, мне все передадут. Хотя… – Он вздохнул. – Единственный род свиданий, который здесь практикуют, это свидания с доктором. В моем случае они лишены всякого эротизма. Но, возможно, вам повезет больше. Всего доброго!
Темноволосый парень вышел из кабинета в сопровождении охранника, и почти тотчас же в кабинет вошел сам доктор Макарский.
– Добрый день! Прошу прощения, что заставил вас ждать, – проговорил он и прошел за стол.
Настя подождала, пока он усядется, и сказала:
– Здесь только что был парень. Глеб Корсак.
– А, Глеб. – Доктор Макарский улыбнулся. – Да, он очень оригинальный человек. И любит лезть туда, куда его не просят.
– Он актер?
Доктор посмотрел на нее с легким удивлением. Покачал головой:
– Нет. Журналист, специализируется на криминальной тематике. И еще пишет книги.
– О чем?
– О маньяках и убийцах. Но давайте поговорим о вас. Итак, что вас ко мне привело?
Настя немного помолчала, собираясь с мыслями.
– Мне приснился сон, – заговорила она, глядя на блестящие стеклышки очков, за которыми скрывались умные, внимательные глаза доктора Макарского. – Очень… реалистичный.
Последнее слово она выговорила с трудом. Доктор смотрел на нее спокойно и заинтересованно. Впрочем, как всегда. (Порою под его взглядом Настя чувствовала себя лабораторным зверьком.)
– И что именно вам приснилось? – спокойно уточнил доктор.
– Что мой муж – жив, – ответила Настя. – А я… родила ребенка.
Он кивнул. Подождал немного и, поскольку она молчала, осторожно уточнил:
– Вам тяжело об этом говорить?
– Да, – тихо обронила она.
– Если хотите, мы можем отложить этот разговор.
Настя несколько секунд размышляла, затем покачала головой:
– Нет. Я смогу. Смогу сейчас.
Доктор Макарский кивнул:
– Хорошо. Хотите, чтобы я задавал вам вопросы?
– Нет. Лучше я сама
расскажу. Мне приснилось, что мы с мужем заходим в кафе. Так же, как в тот день. То же кафе, та же улица, те же звуки и запахи…Настя говорила медленно, не потому что продумывала свои слова, а потому что ей требовалось время, чтобы преодолеть боль, волнение и страх, которые слипшимся комком стояли у нее в груди и горле, мешая говорить, мешая думать.
– …Потом, когда мы только что позавтракали, поели блинчики, я села на диван и почувствовала… – Настя прервалась, чтобы облизнуть пересохшие губы. – Почувствовала, как у меня отошли воды.
Она сделала паузу. Доктор продолжал молчать с выражением вежливого внимания, давая ей возможность выговориться.
– Я чувствовала, как вода льется по моим ногам. И я почувствовала схватки. Настоящие!
Макарский снова кивнул.
– Вы принимаете препарат «Стиксовит», который я вам прописал? – уточнил он.
– Да. Регулярно.
– Хорошо. Этот препарат держит вас на плаву, не дает провалиться в мир фантазий.
– Да, вы об этом уже упоминали. В тот день, когда я рассказала вам о своих галлюцинациях. – Она грустно усмехнулась. – Спасибо, что называете их «фантазиями», доктор. Это не совсем верно, но зато очень тактично. А что касается лекарства, то оно работает. Мне с ним легче. Действительно легче. Депрессии почти нет. И оно помогает мне уснуть. Вы же помните, какие бессонницы меня мучили.
Макарский помолчал.
– Говоря по совести, – снова заговорил он, – вас угнетает не реалистичность сна, а необходимость пробуждения.
– Да. Наверное.
– Видите ли… – Он говорил медленно и раздумчиво. – Очень часто наши сны – порождение наших фантазий и ожиданий. Они – что-то вроде тени, которую отбрасывает реальность. Иногда эта тень черная, иногда – белая. А иногда, как в вашем случае, ее можно назвать «цветной».
– А возможен ли обратный фокус? – спросила вдруг Настя.
Макарский слегка опешил.
– Какой? – не понял он.
– Чтобы вещи из сна проникли в настоящую жизнь?
Доктор покачал головой:
– К счастью или к сожалению, нет. Все, что может оставить закончившийся сон, это послевкусие – иногда приятное, иногда нет. Сны не материальны. Это всего лишь образы. Как стихи, кино или романы. С той лишь разницей, что, когда вы спите, вы сами себе поэт, художник и сценарист.
– Андрей Петрович, я не верю в то, что сны – всего лишь перемешанные карты из колоды, которые нам раздает реальность, – заявила Настя. – Разве вам не доводилось испытывать во сне чувства, которых вы никогда не испытывали в реальной жизни?
– То есть вы хотите сказать, что сновидения – это не просто «эхо», а отдельная форма нашего существования?
– Да. Что-то вроде этого.
Макарский вздохнул.
– Подобные рассуждения могут вас слишком далеко увести.
– Далеко увести? – Настя чуть прищурилась. – Увести от чего?
– От выздоровления, – спокойно ответил доктор. – Если вам важно мое мнение, то я настаиваю на том, чтобы вы вернулись в клинику.
– Это исключено, – отчеканила Настя.
– Что ж… Тогда вы обрекаете себя на долгую и мучительную борьбу. Вы останетесь один на один со своими страхами.