Сон в Нефритовом павильоне
Шрифт:
— Скорее к нам, Лотос!
Девушка бросила копье и мигом оказалась на возвышении, зато Хун теперь куда-то исчезла. Подул ледяной ветер, повалил снег, вся равнина скрылась под белым покровом. Тигру стало не по себе, он замерз, метнулся было на восток, оттуда — на запад, ринулся с ревом на юг, оттуда — на север, Вдруг окутала равнину голубая дымка, и из нее послышался звон мечей. А тигр оглушительно заревел и принялся быстро-быстро рыть в земле яму. Когда глубина ее достигла роста трех человек, зверь забился в это логово и затих. И тут с возвышения раздался громкий крик:
— Несите сюда Белого тигра!
Все головы повернулись к кричавшему —
— Где же вы пропадали? Мы ничего не понимаем — тигр сейчас улегся в яме и не показывается!
— Я отлучалась по делу, — улыбнулась Хун, — а тигр, как я думаю, давно уж дух испустил, тащите его поскорее к нам.
Правители северных стран с сомнением покачали головами, но воинов своих кликнули и приказали им вытащить из ямы тигра. Однако ни один не отважился даже близко к тигру подойти. Приказание повторили грозным тоном. Тогда несколько десятков смельчаков с опаской приблизились к тигру и попытались его приподнять, но зверь был тяжел, как гора Тайшань, с места его не сдвинуть. Только с помощью еще шести семи десятков людей удалось тигра вынуть из ямы и дотащить до возвышения. Все спустились посмотреть на легендарного тигра. Даже мертвый он был страшен: шерсть колючая — кто ее тронул, поранил руку — бока обросли диким каменным мясом. Вот он каков — Летающий тигр!
Правители северных стран все вместе низко поклонились Хун.
— Вы самый храбрый и самый искусный в мире воин, нам не хватает слов, чтобы выразить свое восхищение. Но чем можем мы отблагодарить вас за великое благодеяние, ведь вы избавили народы севера от вековечной беды?!
Хун даже смутилась.
— Моей заслуги в этом никакой, — на ваше счастье, такова оказалась воля Неба!
Между тем день склонился к вечеру, и Сын Неба объявил охоту законченной. Он приказал войску готовиться к выступлению домой и пригласил гостей подняться на помост и воздать должное винам и кушаньям. Радостный и бодрый, император спросил северных правителей:
— Вы видели наших воинов в ратном деле, как вы их оцените?
Гости, сложив на груди ладони, низко поклонились.
— Мы живем далеко от великой страны Мин и не имели ранее возможности убедиться в ее могуществе. Теперь мы знаем, сколь высоко над вами голубое небо! Знаем, что снег и дожди, роса и иней, все подвластно воле вашего величества!
Довольный император милостиво улыбнулся:
— Циньский Ши-хуан был бездарный правитель! Зачем ему понадобилось разделить север и юг своей Великой стеной, из-за которой и погода у нас теперь разная, и нравы, из-за чего мы часто враждуем да вредим своим народам?! Мы горько сожалеем об этом упущении Ши-хуана и хотим пожелать вам мира и счастья на долгие годы!
Правители северных стран еще раз склонились до земли, а монгольский хан приблизился к императору и говорит:
— Ваше величество изволили самолично прибыть в северные земли во главе своего войска, и мы, предводители здешних народов, счастливы лицезреть вас. Все мы решили построить в память об этой встрече алтарь с изображением ныне здравствующих и самых великих мужей страны Мин! Мы не рискуем запечатлеть в алтаре облик вашего величества, но просим позволить написать портреты Верховного полководца Яна и храброй воительницы Хун, пусть их изображения стоят в алтаре, а мы окружим их сосудами с благовонными курениями и тем самым воздадим должное их небывалым подвигам!
Император разрешил. Гости сообщили о решении императора Яну и Хун и, несмотря на нежелание
тех позировать живописцам, вызвали десяток своих мастеров, которые тут же приступили к рисованию. Начали они с изображения Яна, а потом приступили к портрету Хун. Трижды пытались живописцы запечатлеть на бумаге ее облик — трижды ничего у них не выходило. Бросили они кисти и пришли к правителям севера.— Нас считают хорошими мастерами, но портрет воительницы Хун никак у нас не получается!
Правители рассердились было и решили отрубить живописцам головы, но тогда один из неудачников говорит:
— Осмелюсь назвать вам одного мастера, прославленного во всем мире: ему более ста лет, и он с одного взгляда способен понять нрав и судьбу любого человека!
Монгольский хан приказал привести живописца. И вот появился старец с косматыми седыми бровями и ясным лицом, и он никак не походил на простого мастера.
Взглянул старец на Хун и вздохнул.
— Жаль мне вас: если бы вы родились женщиной, вас в этой жизни ожидали бы слава и знатность. К несчастью, вы мужчина, да к тому же очень молодой!
Хун не удержалась от улыбки.
— Вы ведь живописец, откуда же вам ведома физиогномика?
— Я родился в вашей стране и являюсь потомком ханьского Хань Инь-шу. [340] В молодости меня угнали в плен, и с тех пор живу на севере и не могу вернуться на родину. Живописцами были у нас все в роду: и дед, и отец, они-то и обучили меня ремеслу, которое по сей день меня кормит. Передо мной прошло неисчислимое множество всяких людей, вот почему я научился читать по лицам их нравы и судьбы.
340
Хань Инь-шу — царедворец при ханьском императоре Сюань-ди.
— Вы говорите, что, родись я женщиной, меня ждали бы слава и знатность. А что же мне делать, коль я мужчина?!
Живописец на минуту задумался.
— Будь вы женщиной, то стать вам императрицей и дожить до девяноста девяти лет, чтобы принести в этот мир семерых сыновей, одного достойнее другого. Да только вы мужчина! Хотя и достигли вы уже немалого, но погибнете, когда вам и сорока еще не исполнится!
Тогда Хун взяла портрет Яна и показала его старцу, попросив предсказать судьбу полководца. Старец отступил на несколько шагов, вгляделся в изображение и говорит:
— Это лик небожителя, не простого смертного! Человек этот проживет девяносто девять лет и станет в Поднебесной вторым после императора!
Тут подошли Дун Чу, Ма Да и Лэй Тянь-фэн с просьбой и им предсказать будущее.
— Всех вас ждет богатство и знатность! — произнес старец.
Подбежала и Лотос. Увидев ее, старый мастер оживился.
— А вы удивительно напоминаете мне воителя Хун, только щеки у вас порозовее и похожи на цветы персика! Вижу, что слава ваша не уступит его славе!
Монгольский хан повелел живописцу изобразить Хун. Тот улыбнулся и молвил:
— Вы не умеете смотреть! Все вы выросли на севере — так неужели лицо Хун вам незнакомо? К чему тратить тушь и бумагу, когда портрет воителя давно уже находится в северных краях?!
Никто ничего не понял, и тогда старец объяснил, что он имеет в виду. Но об этом в следующей главе.
Глава сорок первая
О ТОМ, КАК ХУН ВОЗРОДИЛА ХРАМ ВЕРНОЙ ЖЕНЫ И КАК ГОСПОЖА ВЭЙ ПЕРЕСЕЛИЛАСЬ В ЦЮЦЗЫ