Сон в зимнюю ночь

Судя по тому, что Ерофей Фомич попятился, прикрыв руками бороду, угрозу он воспринял всерьёз.

Впрочем, карлица на него уже ни одним глазом не глядела. Распахнув сколоченную из горбыля дверь, она махнула рукой Ивану.

–  Не стой столбом, Ванюша, заходи. Отогреешься, а тогда и побеседуем.

Иван, вновь начавший замерзать, дважды себя просить не заставил. Согнувшись в три погибели, он юркнул в низкий проём.

* * *

В землянках Ивану раньше бывать не доводилось, и представлял он их себе несколько иначе, а потому ожидал увидеть сырую, тесную и тёмную нору.

Жилище, в котором он оказался, хоть и выглядело экзотически, однако прежним его представлениям ни коим образом не соответствовало.

Во-первых, здесь вовсе не было тесно. Скорее уж - просторно. Во-вторых, совершенно не ощущалось ни сырости, ни затхлости. Наоборот, душистое сено, подобно ковру устилавшее толстым слоем пол, наполняло сухой и тёплый воздух горьковато-терпким ароматом. И наконец, несколько толстых желтоватых свечей освещали помещение хоть и не ярко, но вполне достаточно, чтобы не опрокидывать в потёмках мебель.

Впрочем, последнее оказалось бы затруднительно в любом случае - хоть со светом, хоть без. Оттого, в первую очередь, что меблировано помещение было крайне скудно. Помимо грубо сложенной каменной печи, там находились ещё три... пня.

Выкорчёвывали их из земли прямо с корнями, обрезки которых служили теперь своеобразными ножками. Массивный и широкий пень заменял стол, а два других, поменьше, табуреты.

На одном из них сидел, прислонившись спиною к бревенчатой стене, Иван. Второй занял Ерофей Фомич, деловито ссыпая в кисет табак, выпотрошенный из дарёных сигарет.

Карлица хлопотала у печи.

После бессонной ночи в сугробе, Иван разомлел в тепле настолько, что едва не засыпал. Возможно, по этой причине происходящее не казалось ему вовсе уж нереальным - во сне, ведь, чего только не увидишь. Разум, правда, пытался найти рациональное объяснение, но вяло и потому не находил. Так что, когда несуразная хозяйка, напоив гостя горячим травяным отваром, объявила, вдруг, что она - самая настоящая кикимора, а муж её, Ерофей Фомич - леший, тот самый, между прочим, что водил Ивана по лесу, то молодой человек даже не особо-то и удивился. Сомневался, конечно, но более формально, чем искренне.

–  Леший, значит, - широко зевнул он. - И Баба-Яга у вас тут тоже водится?

–  Водятся блохи на собаке, - отозвался вместо супруги Ерофей Фомич, - А мы тута обитаем. С бабами же у нас дела обстоят ещё хуже, чем с махоркой. Есть одна, - кивнул он на жену, - Да и та кикимора.

–  Ишь ты! - отозвалась та. - Кикимора ему не хороша! Сам-то, как по осени в болотной воде на себя посмотреть удумал, так в том болоте все лягушки передохли. И ладно бы от страху, так нет, со смеху! А туда же, баб ему подавай. Ступай, вон, снежную бабу себе вылепи. Да, гляди не отморозь потом чего-нибудь. Хотя, - карлица почесала свой примечательный нос, - Можешь морозить. Оно тебе всё равно без надобности.

–  От до чего же поганый язык! - возмутился Ерофей Фомич. - Не язык, а жало ядовитое, что у Змеи Василисы, - леший торжествующе глянул на Ивана, - А ты сумлевался. Кто она после этого, как не кикимора?!

Молодой человек вяло улыбнулся.

–  Ну-у, если по языку судить, так все бабы - кикиморы, - заметил он философски. - Но всё же, имя-то у Вас есть? Как вас звать, хозяйка?

–  Еленой Прекрасной зови, - шепнул Ивану на ухо леший. Кикимора его, к счастью, не услышала.

–  Имя-то? - переспросила она, вроде как, смутившись. - А все кикиморою всегда и звали. Хотя, можно бы и по имени, как-нибудь. Тут дело такое, - оба её глаза разбежались на миг в разные стороны, а затем уставились в пол. - Есть у меня имя одно на примете. Тока, имя-то шибко красивое. Боюсь рожей я для него не вышла. Так что, ты уж не смейся.

Иван клятвенно заверил, что смеяться ни за что не станет.

–  Ну, коли обещался, - кикимора помолчала немного, собираясь с духом, - Тогда зови меня тёткой Парашей, - выдохнула она.

Молодой человек смеяться не стал. Сумел даже не улыбнуться.

–  Хорошее имя, - кивнул он с серьёзным видом. - Красивое. И Вам, кстати, очень идёт.

–  Правда?! - просияла кикимора и ткнула пальцем в сторону Ерофея Фомича. - Во! Учись у городских обхождению, колода неотёсанная!

Леший не ответил. Закусив кончик бороды, он, силясь не расхохотаться, побагровел от натуги. Успокоившись же, хлопнул Ивана по плечу.

–  Ты, паря, не подумай. Она у меня хоть и дура, зато хозяйственная. Одна беда - ни пирогов испечь, ни самогону наварить не может, - он развёл руками. - Не дано.

–  Как же вы тут живёте, - сочувственно покачал головою Иван, по-прежнему умудряясь сохранять серьёзность, - Без пирогов и самогона?

–  А, вот приспособились, - хитро прищурился Ерофей Фомич. - Есть тута, недалече деревня. Хотя, деревней она прежде была. Большо-ой! С церквой и кабаком. И народец там жил понятливый - чтобы по бурелому не плутать, без гостинцев носа в лес не казали. Да-а... Теперь её не то что деревней, а и деревенькой не назовёшь. Четыре избы остались, а население в тех избах - три бабки и два деда. Однако ж, домовой у них есть. Один, правда, на всех, но ничего, справляется. Да, чего бы ему не справляться. Там из всего хозяйства - курей с десяток, петух да коза. Вот, через него-то мы и самосадом разживёмся, и самогоном, а иной раз и блинами.

–  Нашёл чем хвастать! - проворчала кикимора. - Дружок его мохнатый стариков обворовывает, ему краденное сбывает, а он ещё и хвастается. Постеснялся бы хоть гостя-то!

–  А чего стесняться? - нисколько не смутился леший. - Все домовые имеют уголовные наклонности. Однако ж пакостят не со зла, и не из корысти, а по шкодливой своей натуре. Природа у них такая! Да, и я не задарма продукты потребляю. По осени стариков на грибные места вывожу, кабанов к огородам не пущаю. А, как у них летом коза убёгла, кто её от волков спас и домой вернул, а? Я!

–  Тьфу на тебя, козий спаситель! Чем попусту болтать, лучше б дело спросил.

Леший крякнул и постарался разгладить бороду. Тщетно, впрочем.

–  Это, пожалуй, верно, - согласился он. - Скажи-ка, паря, ты домой-то шибко торопишься?

Иван хотел, было, ответить утвердительно, однако, припомнив вчерашнюю историю в поезде, мотнул головой:

–  Теперь уже, наверное, нет.

–  Вот и славно! - обрадовалась кикимора. - Ты, Ванюша, худого не подумай, из лесу мы тебя выведем. И гостинцев в дорогу дадим, не обидим. Тока...

–  Тока, - подхватил Ерофей Фомич, - Ты нам тоже пособи чуток. Ага.

–  А как? - поинтересовался Иван.

Леший махнул рукою.

–  Да, делов не много. Девицу одну надо домой проводить. Загулялась. Согласен?

Иван считал себя человеком рассудительным. И, не без оснований. Однако и с рассудительными бывает так, что совершают они поступки безрассудные. Изредка, но бывает. Говорят после, что чёрт попутал. Чёрт, не чёрт, а без нечистой силы тут точно не обходится. Как иначе объяснить что за сутки Иван, который и за год ни разу не ошибался, дважды поступил глупо. Первый раз, когда сошёл с поезда посреди леса. Второй - когда согласился помочь сомнительному субъекту.