Сон веселого солдата

"Ты что, перегрелся?", - толкнув меня локтем, спросил мой друг Олег.

"Я пить хочу", - не отрывая глаз от густых кустов и невысоких деревьев, окруживших озеро, чуть слышно выдавил пересохшими губами. Секунду спустя предо мной появилась фляжка с водой. Литровая пластиковая ёмкость была обшита сукном от старой шинели. Эту хитрость мы позаимствовали у местных жителей. Кувшины для питьевой воды они делали особым образом. В сырую глину подмешивали солому, и кувшин после обжига оставался постоянно влажным, пропуская жидкость сквозь стенки. Такая незатейливая холодильная установка сохраняла воду прохладной, даже если кувшин стоял на солнцепёке.

Наш самодельный чехол обшитой фляжки по возможности запитывался влагой и помещался на ветру. Вода, конечно, была далека от кувшинной, но всё же...

Я отодвинул давно высохшую на горячем ветру полупустую флягу и, расстёгивая ремешок раскалённой, как и всё вокруг, каски, сказал Олегу: "Я хочу холодной воды. Ключевой". Сброшенный бронежилет быстро накрыл лежащую на броне каску. За ним последовал автомат и ремень с подсумком.

"Прикрой меня", - сказал я ошалевше смотревшему на меня дружку. Спрыгнул на предварительно обследованную глазами мягкую подушку из пыли. Пара шагов, и запылённые полусапожки, заблестев влагой, обрели свой естественный чёрный цвет.

Не останавливаясь, ещё раз внимательно осмотрел береговую линию, где за каждым кустом или камнем мог оказаться бородач, держащий палец на спусковом крючке. Единственный неслышно появляющийся и терявшийся в зарослях ручеёк подтверждал версию, что озеро питается подземными родниками. Чистая тёмная вода говорила о том, что здесь глубоко.

Дно ушло из-под ног до того, как плотно зашнурованная обувь зачерпнула влагу. От резкого температурного перепада всё тело покрылось мурашками. Студёная вода приятной хваткой сжимала тело. Потеряв опору, я бесшумно поплыл. Каждая клеточка, вбирая живительную прохладную силу, ликовала, вспомнив знакомые с детства движения и ощущения плывущего. Впитавшее воду обмундирование заметно мешало, но удовольствию не препятствовало. Несколько уверенных гребков, и я оказался в центре насыщенно-зелёной подковы. Густые трава, кусты и приземистые деревья, напоённые влагой, прижимались к дарующей жизнь зеркальной глади. В этот момент природа и человек - без национальной, религиозной и политической окраски, - испытывали одну и ту же благодать существования в общем доме под названием Земля. Удерживаясь на плаву, оглянулся, увидел меж двух плоскостей - яркой небесной и тёмно-блестящей водной, - на фоне вытянувшейся полоски чужой глиняной ограды, застывших в тревожном ожидании, измазанных пылью, уставших наших мальчишек. Втянув полные лёгкие ароматной сырости, быстро скрылся под водой. Уйдя в глубину, замер, повиснув, как в невесомости, стал с жадностью пить, пить озеро... Долгожданное утоление, как всегда, наступило быстро, гораздо раньше того, как почувствовалась нехватка кислорода. Преодолевая сопротивление воды и огрубевшей одежды, работая молодым телом, не всплывая на поверхность, развернулся и, как говорят мореманы: "Лёг на обратный курс".

Водная процедура заняла минимум времени, но этого вполне хватило, чтобы одним махом напиться, помыться и выстираться. Ребята с пониманием смотрели на мой отчаянный демарш, однако повторить заплыв никто не решился. Оставляя мокрый след, со счастливым лицом взлетел на броню. Давая возможность уйти лишней воде с ненадолго потемневшей одежды, постоял на корме весь такой сияющий, взявшись за ребристый пулемётный ствол, предусмотрительно направленный в сторону "зелёнки". Откуда-то слева, с хвоста колонны, послышалось размеренное, частое, длинное стрекотание. Судя по всему, ручной пулемёт. Духовский стрелок только что и навсегда вывел из строя ставропольского лейтенанта, тяжело его ранив.

К тому времени как мы подошли к назначенной цели, влажный след экстремальной стирки давно испарился.

Солнышко, перебравшись на вторую половину светового дня, клонясь к древним, как мир, горам, слабело и не так сильно палило. Самоходные артустановки издали долбили кишлак, остальные броневички заняли огневую позицию на сопках. Я полулежал, опершись на башню, в шлемофоне, с автоматом на коленях и, борясь со сном, наблюдал за тылом. Пока САУшки отрабатывали свою партию, солдаты, улучшив момент, пытались уснуть, сказывалась бессонная ночь. Спаяв небо с землёй, живым пламенем дрожал мираж. Пара одногорбых верблюдов с детёнышем отрешённо паслась у кромки зеркальной глади не существующего иллюзорного озера.

Звучащий в наушниках размеренный голос артнаводчика, словно играя в морской бой, корректировал огонь. Вдруг прямо над головой просвистело что-то довольно серьёзное. Мне даже показалось, что я увидел шелестящую рядом болванку. Мгновение, и бронетранспортёр подбросило и заколыхало, словно на волнах. В ложбине меж сопок ухнул взрыв. Из командирского люка, как ошпаренный, выскочил заспанный капитан. Выхватил у меня шлемофон и стал кричать в эфир, да так громко, что артиллеристы его б и без рации услышали. Сначала последовали матюки. Затем офицер посоветовал взять ближе и левее: "Вот тогда вы точно накроете свою "коробочку с карандашами". Монолог заканчивался тем, с чего начался - нецензурной бранью. После артобработки, вытянувшись цепью, мы пошли на зачистку злого кишлака. Расстрелянных в упор солдатиков обнаружили в арыке.

Сняв головные уборы, медленным шагом, военнослужащие шли проститься с однополчанами. Два цинка стояли на полковом плацу.

Глава 4

...крутой разворот, остановка и взрыв.

И в клочья броня, и душа на куски...

С Энди мы подружились быстро. Сошлись два своенравных характера с общим взглядом на жизнь. За продукты не дрались, не унижались и подачек не вымаливали. Не скулили, напрашиваясь на жалость, но обидчикам показывали зубы. Основное отличие заключалось лишь в том, что она чепрачная немецкая овчарка, а я шатенистый русский солдат. Но задача у нас была одна - выжить и людей спасти от затаившихся в смертельной опасности мин.

Ловко орудуя молотком (крушить - не строить) разбирал ящики от боеприпасов. Освободившиеся доски шли на постройку собачьей будки. Материалом старшина разжился на артскладе. В прямом смысле слова, материальчик - мечта любого столяра: ровненький, сухой и душистый... Пилил не торопясь, захваченный размышлением о гражданке. Память рисовала тонущий в пестроте разноцветья и зелени компактный посёлок Пионерный, одноэтажную школу, в которой учился с пятого по восьмой класс. После уроков, накушавшись аж до икоты гранита познания, волоча, казалось, пудовые портфели, уныло расходились по дворам.

Дома дважды мыл руки с бактерицидным средством. Аккуратно складывал одежду, устраивая её в шкафу, и медленно, тщательно пережевывая еду, обедал. Затем сразу усаживался выполнять заданные уроки. Разбирал правописание, зазубривал теоремы и формулы, ломал голову над арифметикой...

Ага, как бы не так. Всё обстояло с точностью до наоборот.

Портфель летающей тарелкой пикировал прямиком в самый дальний угол комнаты. Едва согретый обед проглатывал подобно чайке. Скучная домашка, впрочем, как и в предыдущий день, задвигалась - до лучших времён. Приободрённые и переодетые, вновь собирались сугубо юношеской командой. На деревянных верстаках в школьной мастерской раскладывали чертежи и с умным видом планировали работу на оставшееся дневное время. Кружок "Наши руки не для скуки" официально назывался "Моделист-конструктор".

Трудовик Александр Иванович раздавал каждому по потребностям - наждачную бумагу и лобзик, шпангоуты и гвоздики, "баксидку" и краску, всего не перечесть. Скрупулёзно, день за днём, терпеливо и даже иногда нудно мастерили уменьшенные копии катеров, кораблей и самолётов. В праздничные дни выставляли свои работы на всеобщее обозрение. Ярким пятном, как результат усердия, помнилась поездка на краевую показательную выставку моделей, проходившую в центральном Комсомольском парке города Ставрополя...

Давно раздражавший своим присутствием ротозей спросил: "Ты до армии работал плотником?".

Считая его виновником разбитого молотком пальца, выстрелил снизу вверх острым взглядом. Очень захотелось съязвить в ответ думающему, что картофель растёт на деревьях, а молоко вытекают из крана на молокозаводе.

Утерев пот тылом ладони, ответил, что деревня всему научит.

Отложив в сторону ножовку, сел на землю в тенёк. Прислонившись к прохладной стене, рассматривал руки, усеянные опилками. Вдыхал запах дерева, запах дома. Мне всегда нравилась свежесть скошенной травы, вспаханной земли, древесной стружки.