Сон веселого солдата
Шрифт:
Назначили председателем совета Музея боевой и трудовой славы. Деваться было некуда, пришлось учиться на отлично. Вскоре избрали секретарём комсомольской организации училища. Преподаватели удивлённо спрашивали: "Климов, это ты? Разве так бывает?". "Бывает, - отвечал я.
– Когда людям верят и доверяют".
После училища - поступление в институт и повестка в армию.
В Афганистане мне предстояла непростая встреча с комбайном.
Сидя на броне, мы медленно ехали по пригороду Кундуза. "Нива" одиноко стояла на небольшом, плохо асфальтированном пятачке земли. Неожиданным восторгом прошило
Желая поделиться внезапной радостью, бросил взгляд на сослуживцев. Их лица оставались серьёзно-задумчивыми. Сразу стало понятно их безразличие. Просто ребятам не довелось познакомиться с сельским трудягой. Мне ж было известно о нем всё до каждого болтика, я помнил, как стучит его железное сердце.
Запылённая, уже не новая "Нива" уткнулась жаткой в асфальт. Кабина и выгрузочный шнек приклонились к земле. На приспущенных колёсах уборочная машина походила на раненого зверя, готовящегося к последнему прыжку. Всё напрасно, её навсегда пригвоздили жаткой к чужбине.
Комбайн живёт на бескрайних хлебных полях. Здесь же - как в Средневековье - небольшие квадратные чеки. Землю пашут на мулах деревянной сохой. Зерновые превращают в муку на водяных мельницах, перемалывая меж каменных жерновов. Свой короткий срок "Ниве" суждено прослужить, так и не познав размаха полноценной рабочей жизни. Износится, выполняя функцию молотилки, отделяя зёрна от колосков да шелухи. Сломается, и растащат её по дворам, применяя в хозяйстве подручный металл.
Мы постепенно отдалялись. Чувство вины всё сильнее давило на душу. Я оставлял земляка на растерзанье чужакам.
Оторвавшись от моста у сожжённого пшеничного поля, долго шли без привала. Петляющая асфальтовая змейка позволяла держать скорость. По правую руку, внизу, упершись в берег, замер сгоревший бронетранспортёр. Металлический корпус, наполовину погрузившись в речную мутноватую воду, стоял, задрав нос в чужое небо.
"Давненько замер вояка, таких моделей с движком впереди и открытым верхом уже и на вооружении нет. Небось, ещё во Вторую мировую гнал фашистскую чуму на запад. И навсегда прервался боевой путь на далёкой чужбине...".
За гладью реки с размытыми берегами ровной цепочкой тянулись светло-жёлтые сопки. За ними, словно из другого мира, на фоне безоблачного неба вырисовывались ровными геометрическими линиями и углами две высоковольтные опоры явно советского производства. Ближняя, так и не дождавшись электрических проводов, завалилась набок. Вонзившись левым плечом в землю, металлическая конструкция грустно застыла. Две из четырёх опорных ног были взорваны.
Пройдёт немало лет, прежде чем поймут "непримиримые", что хотя бы иногда не стоило отмораживать уши назло "неверным". И десятилетие спустя, столкнувшись с вклинившимся в Афганистан блоком НАТО, вспомнят "шурави" как достойного противника...
Впереди и слева на скале, повисшей вдоль дороги, приютились три грифа-стервятника. За мощной фигурой вожака нервничали два птенца.
Не зная, как к этому зрелищу относиться, я на всякий случай насторожился. Морщинистая длинная шея, украшенная воротничком с неряшливо торчащими в разные стороны перьями, слегка вытянувшись, подалась вперёд. Птица с покрытой старческим пушком лысой головой, приопустив крючковатый
клюв, сверкающим "базедовым" глазом нагло пялилась сверху вниз. Словно перед ней не живые люди, а шашлык."Кыш, нечистая сила! Кыш!". Сразу захотелось пальнуть в воздух, испугать грифов и вспомнить, как крестились мама и бабушки.
Старый стервятник, впившись когтями вампира в камни, присел на мускулистых ногах, оттолкнулся и, хлопая щербатыми крыльями гигантских размеров, стал уводить детёнышей в горы, подальше от опасного соседства.
"Чур меня... Кыш, нечистая, кыш...".
Под высокими, шапкой нависшими эвкалиптовыми кронами, земля была устлана жёсткими листочками. После полудня мы остановились у сторожевой заставы на привал.
Когда солдатам, как в детском саду, после обеда отдают приказ спать, это означает, что ночью будет войнушка.
Доказательство тому - заходившие по парам, сверкающие в голубом небе самолёты. Штурмовики шли низко над землёй, обрабатывая НУРСами горы. Реактивные снаряды, срываясь с места, опережая самолёт и оставляя белый след, уходили из-под крыла к заданной цели.
Пахло свежей смолой. Плащ-палатка лежала на мягкой опавшей листве. Позволяя Энди отдохнуть от людской суеты, я расположился поодаль от всех. Спрятавшись за многовековым чешуйчатым стволом, читал книгу. Слух и нутро пронзил протяжный жалобный собачий голос. Присев на задние лапы, вытянув приподнятую морду, забыв обо всех, прикрыв глаза, овчарка выла как волк - так же длинно, мрачно и тоскливо .
"Энди!", - с недовольством стукнув кулаком по прошлогодним листьям, прикрикнул я на овчарку. Она послушно и виновато пряча глаза, опустила голову. "Быть беде...", - дрогнуло сердце.
"Да ладно тебе, думать о плохом, - тут же включился хитро сделанный разум.
– Просто она устала от работы и шума. А может, её подбили на вой летящие самолёты", - продолжал заплетать кружева изворотливый ум. Успокоив себя и овчарку, решил отодвинуть плохое предчувствие дальнейшим чтением книги.
На войне у человека, как у хищника во время охоты, все органы чувств работают на максимуме. Возникает необходимость снять нервное напряжение. Нашим дедам были положены боевые сто грамм. Нам же приходилось самим искать выход.
Курящим старшина выдавал сигареты. Особо находчивые мудрили. Вслушиваясь в дворовые песни, забывались и вспоминали о доме. Я инстинктивно читал. Заставлял себя понять и прочувствовать незатейливый сюжет. Книга хотя бы ненадолго уносила в другую жизнь. От ветхих потрёпанных страничек веяло добром и родиной, словно открывалось окно в другую плоскость.
В рюкзаке, среди гранат и патронов, художественное произведение оказалось случайно. Хотя, как известно, случайностей не бывает, всё приходит в своё время...
Приостановились мы как-то на блокпосту. Часовой повёл командира к своему начальству. Функцию постовой будки выполнял списанный БРДМ. Вросший в землю металлический остов машины покоился без орудий, колёс и всего, что поддалось демонтажу. На башне одиноко лежала старенькая зачитанная книга. Ветерок заманчиво перелистывал пожелтевшие от солнца и времени страницы. Поёрзав от нетерпения, немного поразмыслив, я всё-таки перепрыгнул на соседнюю броню. Взял книгу с едва просматривающимся рисунком на потертой обложке, по которой можно было лишь догадаться, что на ней - деревья, кусты и название - "Лесная ягода".