Сон веселого солдата

Чужое серо-голубое небо раскинулось над головой. Огромный солнечный диск только-только набирал высоту, от этого дорога и окружающие её кусты, деревья и панельные дома излучали благодатную ночную прохладу. Чем глубже мы внедрялись в самоволку, тем выше поднимался градус настроения. Здесь нам нравилось всё, к чему давно привыкло гражданское население. Свобода в передвижении, когда люди живут не по командам "Равняйсь-смирно!", а по закону выбора, пусть не совсем и свободного, но всё же выбора. Разнообразие ярких одежд, национальные архитектурные постройки радовали глаз и были бальзамом для юных сердец. В центральной части города-возвышенности нашему взору открылась городская панорама. Внизу, утопая в размашисто-густых кронах деревьев, лениво разворачивалась изумрудная лента реки Чирчик, от которой и получил своё название расположившийся на её берегах город. За рекой, на аккуратно подстриженном полотне стадиона, небольшая группа молодых спортсменов в белых кимоно двигалась за тренером, старательно его копируя, наносила удары в воздух поочерёдно то правой, то левой ногой.

Многим бы я пожертвовал в этот момент, вспомнив свою подпольную секцию карате, чтобы, сменив форму на просторное кимоно, управлять послушным пружинистым телом, источая каждой клеточкой боевой дух. Удивительно, но всего лишь час назад то же небо, ветер и та же земля приносили совершенно другие ощущения. Поулыбавшись девчонкам, сидящим в кафе, бормоча под нос ругательства в адрес высокоумного начальства, решившего, что солдатам деньги не нужны, мы направились в сторону стойбища. И снова жара, жара, от которой плавился асфальт, а вместе с ним и мозги. Стопы в сапогах горели практически как в аду на сковороде.

Чтобы не попасться на глаза военному патрулю и миновать КПП, мы, посовещавшись на ходу, решили двигаться новым маршрутом, чтобы выйти к пограничному каналу, но уже выше по течению. Петляя по малолюдным незнакомым улочкам, сняв кители и фуражки, прячась в любую возникающую на пути тень, мы шли быстрым шагом. Неожиданно на перекрёстке рядом с тротуаром, в тени раскидистых деревьев, перед нашим взором возникла Она. Та, о которой мечтал каждый вслух и в тайне от всех. Наверное, местный бог, сжалившись над залётными путниками, и послал Её. Она стояла такая одинокая и желанная, пухленькая и светленькая, как у нас в России - бочка с квасом. Расплатившись командировочными медяками, тут же сообразили на троих. Желание у нас было схожее, но эмоции мы испытывали разные. Я, наслаждаясь прохладой напитка и тенью деревьев, наблюдал за происходящим. По правую руку от меня стоял Андрюха. Он, сделав глоток из пол-литрового бокала, подкатывая глаза и крякая от удовольствия, говорил, что в своём племхозе никогда не встречал такой вкусняшки с забавным названием "Морс". Слева расположился Юрец, совсем недавно выменявший у проводницы в поезде банку перловой каши из сухпая, выданного ещё в учебке, на стопарь водки. Сжимая в руке стеклянную ручку посудины, Юрец смотрел не по годам проницательным взглядом то на нежно-малиновый напиток, то - изучающе - на сияющего однополчанина.

А ведь оба моих товарища были по своему правы. Один видел во всём временное, преходящее, другой умел радоваться даже мелочам.

Переведя дух, мы двинулись в путь, компасной стрелкой нам служила дорога, обязательно идущая в гору. Нехитрый расчёт оказался верным, через некоторое время жилые дома стали сменяться хозяйственными постройками, и перед нами возник рукотворный канал. Мы ликовали. Не отрывая заворожённого взгляда от прозрачной, отражающей голубое небо проточной воды, быстро поснимали одежду и, разбрасывая сверкающие на солнце стекляшки, попрыгали в долгожданную прохладу. После изнуряющего пекла вода несла в себе какую-то восхитительно-живительную силу. Арык был метра три шириной и по грудь глубиной, но для счастья этого оказалось достаточно. Забыв обо всём на свете, резвились, как пацанва. Брызгались, толкались и, подымая клубы муляки со дна арыка, боролись в воде. Проточная вода, обновляясь, уносила результаты забавы вниз по течению. Затем устроили соревнования: кто, прыгая в воду "бомбочкой", подымет больше шума, волн и брызг. Соскальзывая с мокрого глинистого берега, поочерёдно взбирались туда на четвереньках и, разогнавшись, прыгали, обхватив руками согнутые ноги.

Нарезвившись и смыв чужеземную пыль, перенесли одежду на свой берег. Приободрённые, шустро одеваясь, решили самоходы заменить водными процедурами.

С этого дня жить стало легче. Выбрав момент, незаметно уходили купаться. Лёжа на солнышке, вместо того, чтобы исполнять лучшую армейскую заповедь: "Солдат спит - служба идёт", я, как заворожённый, всматривался в горы. В голубоватой дымке перевал Гиндукуш стоял ровной стеной, вселяющей в сердце необъяснимый трепет и уважение. Где-то за этими, устремившимися в небо пиками вершин, находился таинственный Афганистан. Все, кто возвращался с войны, давал подписку о неразглашении военной тайны. Но невозможно задавить людскую молву и родительскую скорбь тех, кто получил своих детей запаянными в цинк. Думать об этом не хотелось. Перевернувшись на живот и почувствовав, как снова засосало под ложечкой, отправил мысленное послание работникам кухни: "Чтоб вы жили на одну зарплату!". Не имея возможности что-либо изменить, попытался заставить себя думать о хорошем. Но у голодной башки лишь еда на уме. Перед закрытыми глазами стал вырисовываться утопающий в зелени крошечный посёлок Пионерный, приютившейся на берегу Новотроицкого водохранилища. Сюда наша семья переехала, когда мне исполнилось 12 лет. С крыльца нашего дома был хорошо виден соседский сад. Солнечно-жёлтые шарики моей любимой майской черешни, поблёскивая наливными боками, клонили ветви к земле. Как правило, чужое всегда кажется вкусней, и мы устраивали налёты на сады и огороды, но старались вести себя прилично, деревьев не ломали, грядки не топтали. Бывало, спозаранку уйдём с друзьями купаться, а ближе к полудню, проголодавшись и не желая прерывать общение, отправлялись на садовые участки.

Благодатен Ставропольский край: клубника, виноград, груши, персики, арбузы - всего не перечислить. Разве может сравнится сегодняшний пластмассовый помидор со своим ароматным сельским собратом, только что сорванным с грядки, они даже не родственники.

Впрок с собой ничего не брали. Наевшись, уходили задами огородов, не забыв прихватить самых красивых цветов, чтобы вечером преподнести девчонкам: мелочь, а приятно.

К реальности меня вернул доносившийся из-за сопок рев майорова матюгальника, изменив приятные ощущения на прямо противоположные и подействовав на нас взмывшей в небо красной ракетой. Разомлевшие от воспоминаний и прохлады, одеваясь на ходу, мы торопились не спеша, давно решив для себя, что дальше Афгана не пошлют, больше смерти не присудят.

Ни на мгновенье не забывая о том, что у местной фауны - майский брачный период и от контакта с ней радости в жизни не прибавится, три "человекомашины", словно только что выпущенные с конвейера, энергично вращая землю ногами, двигались среди прокаленных, выжженных, песчаных волн.

Военнослужащие - это мускулы государства, и их надо всегда держать в здоровом тонусе и боевом порядке. По крайней мере, на сегодняшний день армия необходима стране, тем более, у которой есть что отнять, будь то народные достижения или природные ресурсы.

Древняя мудрость гласит: "Держи спички и порох всегда сухими". Наши предки боготворили огонь, позволяющий избежать ночной темноты, дающий тепло и возможность приготовить вкусную пищу. Спички - это повседневная необходимость. Однако маленькой зажжённой спичкой можно принести опустошение и беду.

Для солдата главное - не превратиться в легковоспламеняющегося бездумного "болванчика". Диванные мудрецы выдвигают версии, что патриотизм - это вовсе не проявление любви к своей Родине, а удачно придуманный инструмент для управления людьми. Однако здравомыслящий, разумный человек не превратится в управляемую кукловодом фанатичную куклу.

К палаткам подошли с тыла. Выскочив на плац, как три чёртика из табакерки, но, в отличие от последних, - чисто вымытые, ну и - слегка загоревшие, сразу поняли, что попали не вовремя. Майор, отвешивая оплеухи, чинил самосуд над дезертиром. Увидев нас, словно разъярённый бык, протрубил: "Почему опоздали в строй?!".

Мы, включив тумблер дурака, перебивая друг друга, стали объяснять, что выходили до ветру, но в лагере, как известно, нужник отсутствует. Поэтому ходили в сопки, а что втроём, так ведь сердцу не прикажешь.

"Быстро всем в строй!".

Я остался стоять на месте. Офицер с хмурым видом вопросительно взглянул. Глядя вслед уходившему "дизельку", я тихо сказал: "Толку от него там, - указав подбородком на Гиндукуш.
– Сам погибнет и бойцов за собой потянет".

Невысокий, но крепкий майор, судя по короткой фамилии и форме лица - кореец, как-то сразу весь выдохся. Все знали, что через месяц он будет в Кабуле, и командовать, но уже в боевых условиях, ему придётся такими вот мальчиками, а если точнее, то нами.

"Почему меня не призывают?", - перекатывая носком сапога камешек, продолжал я.

"Фамилия?", - наконец спросил майор.

"Климов".

Он смотрел мне в глаза пронзительно-изучающим взглядом. Мы стояли, практически одного роста и похожего телосложения, упершись глазами друг в друга. Зрительная дуэль продолжалась недолго. Азиатский горячий порыв ветра по-хозяйски накрыл и без того запылённый, затерявшийся среди выжженных сопок, палаточный островок. Стоящее на земляном плацу немногочисленное войско, повинуясь беззвучной команде, пряча лица от пылевой волны, повернуло головы в сторону. На узкой просёлочной дороге, словно призрак пустыни, появился небольшой песчаный смерч. Пробежав по вытоптанной людьми извилистой дорожной ленте, приподнявшись над землёй, свернул и исчез в своих бескрайних владениях.