Соперник Цезаря

Квинт хотел встать.

— Сиди, — приказал капитан. — Сиди.

Кораблик поднимался на новой волне. Медленно карабкался. Через силу. Сейчас поднимется, ухнет вниз. Вниз… Марку Туллию казалось, что вот-вот внутренности выскочат из горла.

— К берегу… Не могу, — простонал он. — К берегу. В гавань!

IV

— Мы не успели… — сказал Ветулин. — Резня уже началась. Первым пал народный трибун Сальвий. Центурион явился на пир, устроенный Сальвием, велел всем оставаться на своих ложах, отрубил народному трибуну голову и оставил обезглавленное тело на ложе. Гости так и застыли, боясь пошевелиться, и созерцали окровавленный труп хозяина.

Луций пожал плечами:

— Я показал тебе копию списка. Разве ты не предупредил народного трибуна?

— Предупредил. Но он сказал, что не верит. Он никому не враг, а уж тем более Октавию и Антонию. Все повторял: такого не может быть. Упрямец! Ну что ж, теперь распростерт на ложе, безголовый.

Луций кивнул:

— Я сказал Септимию, что он в списке, и что он ответил? Я спрячусь в печной трубе, там меня не найдут. Жена будет носить мне еду.

— Дурак, у его жены — молоденький любовник, она его точно выдаст, — покачал головой Ветулин.

Луций горько усмехнулся:

— Смешно, правда, смешно, когда сенатор сбрасывает пушистую белую тогу с пурпурной полосой и надевает серую, драную, всю в пятнах от пота, тунику раба. — Лицо его вдруг перекосилось, вместо усмешки проступила гримаса ненависти и боли. — Мы все станем рабами! Все!

Ветулин ничего не ответил, лишь спросил:

— Что остальные?

— Многие пришли. С ними — вооруженные рабы и вольноотпущенники.

— Ждать больше нельзя. Надо пробиваться из Города. Деньги возьми, чтобы заплатить капитану корабля.

Из маленькой комнаты рядом со спальней они перешли в атрий. Здесь уже собрались человек двадцать. Все были одеты по-дорожному. Люди разного возраста, но в основном преобладали немолодые. Многие огрузнели, покрылись жирком, но все еще помнили, что такое сражаться и уметь держать строй.

Ветулин встал во главе. Из погреба, раскидав мешки с зерном и перебив часть амфор с лесбосским вином, принесли припасенные мечи и дротики. Они хранились еще со дня убийства Цезаря — тогда в Городе царил хаос, и каждый ожидал, что толпа, опьяненная чувством безнаказанности куда сильнее, чем вином, кинется грабить богатые дома.

Теперь оружие пригодилось.

Отряд, собранный Ветулином, двинулся по узкой улице.

— Почему ты перешел на нашу сторону, Луций? — спросил Ветулин. — Ведь тебе ничто не угрожало. Октавий тебя ценил.

— Разве может римлянин с подобным мириться? — отвечал тот.

— Республика умерла…

— Но мы живы.

Они дошли до перекрестка и здесь, как раз возле крошечной часовенки ларов, столкнулись с отрядом триумвиров. Во главе шагал центурион. За ним — с десяток солдат. Кажется, центурион не ожидал увидеть столько людей вместе. Вернее, он готовился преследовать испуганных беглецов, которых будет весело гнать и бить, а тут ему навстречу вышли вооруженные люди.

— Огонь! — крикнул Ветулин.

Четверо человек из первого ряда метнули дротики. Двое из солдат упали. Центурион остался невредимым. У его людей дротиков не было — только щиты и мечи: они готовились убивать безоружных.

Первый ряд людей Ветулина разомкнулся и отступил, вперед шагнула следующая четверка. Центурион разинул рот в крике. Луций закричал и метнул дротик. Видел, как падает солдат. В свете факелов блеснула кольчуга, окрашиваясь кровью. Смерть… Больше дротиков бросать не имело смысла. Рванулись друг на друга. «Только бы удержали строй», — взмолился Луций. Удержали. Сумели. Глухой удар, сшибка. Улица слишком узка. Луций видел глаза центуриона — под надбровными дугами два пятна ненависти. Два темных пятна. И вдруг расплылись, будто чернилами залило кусок папируса. Темнота, чернота. Но в этот раз темнота не чернил, а крови. Тело опрокинулось, и по нему, как по мосту, Луций ринулся дальше. Солдаты дрогнули. Повернули. Кинулись бежать.

— Направо! — скомандовал Ветулин. — Там легче пробиться.

Потянуло дымом. Впереди заалело пламя.

— Ну вот, уже грабят, — крикнул кто-то за спиной.

Только он ошибся. Это был не грабеж. Когда они вывернули к богатому дому Стация, нижние этажи были объяты пламенем, но до верха огонь еще не успел добраться. Толпа зевак наблюдала, как из верхнего этажа старик-хозяин, выбив оконную решетку, выбрасывает вещи. Как только падал очередной ларец или кусок ткани, люди стервятниками кидались на добычу. Несколько женщин и детей подбирали с мостовой рассыпавшиеся монеты.

— Берите! Берите все! — кричал старик, разражаясь безумным хохотом. — Мало? Неужели мало? А вот это? — Старик выбросил из комнаты бюст. Мраморная голова грохнулась на мостовую, но почему-то не разбилась. Лишь нос откололся. Голова подкатилась Луцию под ноги. В красном блеске пожара ему показалось, что это голова Цицерона.

— Стаций! — крикнул Ветулин. — Мы уходим из Города. Ты с нами?

— Ха! Куда мне, старику! Мне и здесь хорошо! Гляди, как тут весело! — Стаций вылил на мостовую масло из кувшина.

Огненный язык, вырвавшись из окна, тут же разбух, пламя радостно загудело. Один из рабов, что пытался подобрать ларчик из сандалового дерева, извиваясь, подполз к огню. Но огонь был хитрее. В следующий миг пламя охватило засаленную рабскую тунику. Раб бросился бежать, огонь лишь разгорелся. Парень упал, стал кататься по мостовой. Остальным было не до него — старик пригоршнями швырял вниз монеты.

— Уходим, — сказал Ветулин. — Как бы нас не попытались перехватить.

Они двинулись дальше. На следующем перекрестке им повстречались шестеро солдат — возможно, из того отряда, что они прежде разбили. Едва заметив вооруженную толпу с факелами, солдаты кинулись наутек. Луций помчался следом. Настиг одного, ударил по спине мечом плашмя. Тот споткнулся, стал падать. Луций припечатал парня подбитой гвоздями подошвой калиги к мостовой.

— Лежать, — прохрипел. И еще раз ударил — по голове, чтобы не смел ослушаться.

Один из солдат обернулся, кинулся было на помощь товарищу, потом передумал, метнулся в переулок. Луций настиг и его. Зазвенела сталь, на миг соприкоснувшись, затем — треск, так трещит полено, раскалываясь на лучины, — меч Луция вошел солдату в шею.

Луций, хмелея от крови, хотел ринуться дальше в погоню, но Ветулин его остановил:

— Нам не туда.

— Отбросы арены!

— Нам не туда. Уходим.

— Эй, Октавий! Антоний! — закричал Луций. — Вы никого не получите! Слышите, никого! Мы будем сражаться! У нас есть Секст Помпей! Сын Великого!

— Надеюсь, они не получат Цицерона, — сказал Ветулин и добавил тихо: — Хотя бы.

V

Носилки покачивались на ходу. Рабы не шли — бежали. Куда его несут? Ах да, кажется, в усадьбу. Там можно будет лечь… уснуть… Тошнота вновь подступила к горлу. Что же они так раскачивают носилки? Надо прикрикнуть на них. Они стараются. Не надо кричать. Они хотят его спасти. Зачем? Он так устал.