Соперник Византии

– Где Улич и Волк?
– грозно спросил князь.

– Улич у себя, ранен, а Волк пропал. Сказывают, Улич его сховал и держит сейчас в порубе.

– Пойдем в дом, и там все подробно скажете.

По мокрому песку побережья князь широко зашагал, придерживая одной рукой меч, а другай решительно размахивая, что ничего хорошего не предвещало. Все встречающие неохотно последовали за ним. Но вдруг князь остановился, оглянулся и приказал:

– Свенельда зовите ко мне.

Картина острова Айферия была бы не полна, не дорисована, если бы мы не узнали, что в одном из белокаменных домов, раньше служившим местом поселения паломников, ныне находилась корчма, или шинок, как называли этот дом местные. Владел этим шинком старый еврей, длинноносый и кудрявый, седой, с крупными, чуть навыкате глазами, один из которых был покрыт бельмом, по имени Андрос. Он представлялся греком, хорошо говорил на греческом, еврейском и славянском языках. Был сыном своего отца, которого называли Ароном, прибывшего из Греции еще во времена изгнания евреев в правление императора Романа I. Андрос был юношей не из робких и вопреки воле отца участвовал в нескольких набегах вместе с дейлемитами, то есть разбойниками на побережье Фракии и Мисии. Потому был уважаем и держал свой авторитет высоко, имея на службе несколько помощников. Шинок был всегда полон гуляющей и нищенствующей братвой, и часто из его логова то выносили, то просто вышвыривали слишком обнаглевших пьяных посетителей. В основном здесь торговали дешевым местным вином-горджево, но люди побогаче могли заказать и мед, и ракию, и даже греческое выдержанное вино. Конечно, воины Святослава посещали шинок, расплачиваясь тем, что могли унести из Болгарии. Часто встречались золотые украшения, дорогие камни, серебряные и золотые кресты и крестики, чаши, бокалы, греческие и арабские монеты.

В один из посещаемых дней, а Андрос работал не каждый день, к старости он обленился, а может быть, ему осторченела шумная и пьяная братва, чаще всего его можно было увидеть на берегу моря в одиночестве, где он что-то рисовал...

В этот день он осилил себя и присутствовал в шинке, где собрались воины князя Святослава. Все они сидели группами и в разных углах, гуляли в своих компаниях, отмечая какие-то праздники. Ветер на острове стих, но волны еще громили берега, и народа в шинке было много. Те, что сидели ближе к стойке, где хозяйничал слуга, принимая плату в виде разных изделий и оценивая их, были вой из дружины Улеба, все христиане. В угловом пространстве - люди из дружины Святослава. Очень шумное застолье христиан привлекло внимание язычников, которые то и дело прислушивались к их возгласам, тостам и речам. Ивашка-первый, что был сотником у Святослава, поднялся и, грузно прошагав к столу христиан, спросил:

– Вот вы толкуете о том, был ли на поле святой Феодор на белом коне с мечом, что громил нас, и мы побежали от него. Все это вранье! Я с братвой первым прорвал строй греков - и уже ворвался в их лагерь, но никто не видел никакого святого, а только бурю, которая залепила нам глаза, и мы вынуждены были отступить. Почему вы говорите о каком-то святом, если его не было? Никто его не видел.

– Как не было? Как не видел?
– вдруг вскочил сотник князя Улеба.
– Я собственными глазами видел. И они видели, -он показал на своих друзей.
– А я еле избежал его разящего меча. Это было наказанием нам, христианам, за грехи наши, потому что воюем против братьев своих, христиан, за то, что Святослав бросил христиан в жертву идолу Перуну.

– Почему же мы не видели его?
– возмутился Ивашка.

– А потому что святых видят только христиане, - ответил Савелий.

– Вы струсили! Вы побежали к крепости, у страха глаза велики, вот вам и привиделся святой. Ты лжешь, Савелий, и в твоих устах ложь лежит на лжи. Ты сам трус, и все друзья твои трусы. Вы придумали святого, чтобы оправдать себя, но ведь победа была почти наша, а трусы, как ты, Савелий, украли ее!

Ивашка-первый даже сразу не почувствовал, а только мельком увидел, как короткий меч вонзился в его мощную грудь. Как кричали возмущенные христиане, но все видели, когда Ивашка повернулся с торчащим в груди мечом к своим и молвил:

– Видите, вот их Правь!

– и рухнул наземь.

Загремели летящие столы, табуреты, лавки. Бой был жестоким. Рубились русы с русами. Все посетители кинулись к выходу, а битва продолжалась в таверне, пока последний не упал. Живые унесли ноги, раненые и убитые лежали. Многие христиане успели скрыться, когда Волка позвали к таверне. Он скоро пришел, увидел лежащего Ивашку с изумленным взглядом, присел, закрыл глаза, послушал, что рассказывали свидетели, подумал и пошел к князю Улебу. Когда Волк вошел к князю Улебу, там уже сидел Савелий.

– Что?
– грозно спросил Улеб.

– Савелий убил сотника Ивашку-первого, до прихода Великого князя его надо упрятать в поруби, иначе убьют.

– Савелий мой человек, и я сам знаю, что делать.

– Там еще двое убитых.

– Поделом им, - взъярился князь, - затеяли драку и получили свое.

– Но, князь, никто не видел святого на коне, - возразил Волк.

– Я сам видел, - ответил Улеб.

– Но как же, не было никакого святого. Да как же его можно было видеть в такую пургу?

– Только люди, обладающие христианской святостью, могли видеть его. А вам это недоступно.

– Но даже Великий князь не видел его, а он ведь с нами был в первом ряду.

– А что Великий князь? Он бросил на жертвенник неповинных христиан, разве он мог видеть его?

– Князь, это неправда! Он наказал предателей, что хотели и задумали сдать Доростол!

– А что, не сдали? А прежде бросили прожорливому идолу стольких христиан и погубили тысячу воев. От моей дружины осталось всего ничего. А мир получили позорный.

– Напрасно, князь, ты поносишь Великого, их предательство могло кончиться еще более худшим. Я сам разбирался в этом деле, в списке преступников есть одно имя - Магистр, его как раз и не нашли, но нашли кольцо, которое он передавал Цимисхию. Так вот, это кольцо у меня. Потому, князь, я требую наказания всех тех, кто затеял резню, особенно священника Илии-Быка и сотского Савелия.

Князь, нервно вышагивающий по комнате, вдруг резко отворил дверь и приказал воинам:

– В поруб его! И сторожить!

Волку скрутили руки и увели в подвал, где сидели еще двое, один местный, другой из распущенного отряда Шиво-на, которые украли у князя гуся и пропили в шинке.

На следующий день у дома князя Улеба собралась толпа дружинников Волка и Святослава. Кричали, бранились, кидали камни, чтобы вызвать князя Улеба. Он вышел, накинув на плечи красное корзно и в собольей шапке, с мечом в руке.

– Что хотите?
– грозно спросил он.

– Отдай, отпусти Волка!
– доносилось отовсюду.

Вышел вперед Кол и, стянув свою шапку с головы, молвил:

– Ты, князь, не вправе судить боярина Волка. Он человек Святослава, потому и отпусти.

– Вон, челядь, раб!
– вскричал князь.

– Здесь не рабы, здесь собрались вой Великого князя.

– Вон, - снова вскричал Улеб и взмахнул мечом, но тот сразу же выпал из его руки. В запястье вонзилась стрела. И снова началась потасовка, переходящая в военное сражение. Утин свистнул так, что остановились все.

– Кожема, Хеврон, Сухой, Стылый, - крикнул Утин, - ко мне! Все остановитесь! Святослав вам этого не простит, -кричал он в сторону дружины Святослава.
– Правда наша. Подождем князя!

Еле-еле толпа остановилась и разошлась в стороны. Люди, подобрав пострадавших, покидали место драки.

– Вот, князь, что случилось, - закончил рассказ Утин, -вот и Кол, и Кожема подтвердят сказанное.

Конечно, Утин рассказал все, кроме разговора князя Улеба с Волком, потому что не видел и не слышал о том. Святослав нервно колотил пальцами по столу:

– Значит, ты, балабон, возмутил дружину против князя Улеба?
– спросил князь, постукивая пальцами.

– Нет, князь. Не я. Это с вечера Видибож мутил воду. Он всех звал выручать Волка.