Сопка голубого сна
Шрифт:
— А это точно двустволка Николая Чутких? — засомневался исправник.
— Точно, могу подтвердить, — вмешался Бронислав.— Я два года с ним вместе промышлял пушнину и знаю.
— А вы кто такой? — с раздражением спросил исправник.
— Он мой работник,— сказал Зотов.— Всегда сопровождает меня в дальних походах.
— В каком качестве?
— В качестве личной охраны.
Зотов достал бумажник, застегнул, сказал Брониславу:
— Попадешь, все твое будет! — и подкинул вверх.
Бронислав выстрелил, бумажник дернулся, и, описав дугу, упал рядом с казаками и рабочими исправника.
Один из рабочих подбежал и принес бумажник
— Смотрите, он попал не в плоскость, а в корешок, толщиной в палец!
Затем протянул бумажник Брониславу:
— Бери. Я сказал: попадешь — он твой.
— Премного благодарен вашей милости,— сказал Бронислав, кланяясь, как пристало слуге.
— Ну, мне пора, я ведь к бурятам еду, там дело серьезное, а сюда просто по пути заглянул. По правде сказать, Бурлаку я не очень верю.
— А может, все-таки выкопаем тело? — предложил Зотов.— Это много времени не займет, а для того, чтобы определить, проломили ли человеку череп или застрелили, врачом быть не надо.
— Нет, санитарные правила запрещают,— ответил исправник, снова вытирая пот со лба.— Но убийц Николая мы найдем, не сомневайтесь.
— Не в убийце дело,— сказал Зотов.— Мы уже выяснили, что им был Степан Бурлак. Дело в сообщниках.
— Что вы имеете в виду? — встрепенулся исправник.
— Я говорю о тайных сообщниках убийцы. О тех, кто его сюда послал.
— Неужели такие имеются?
— Вне всякого сомнения.
— Почему вы так думаете?
— Если бы Бурлак действовал в одиночку, он бы, убив Николая и потеряв при этом руку, скрыл все дело и молчал. А он пожаловался. Причем наврал бестолково, не заботясь о правдоподобии. Был уверен, что ему все сойдет с рук.
— Неужели? Это очень интересно... Ну, будьте здоровы !
— Счастливого пути к бурятам.
Они смотрели, как он удаляется и подходит к ожидавшим его спутникам.
— Он даже вашу фамилию не спросил,— сказал Брониславу Зотов.
— А куда делся его коллега?
— Как увидел Зотова, так сразу драпанул.
— Не Гораздов ли это, часом? Кто знает в лицо Гораздова?
Никто не знал.
Кавалькада начала удаляться от палатки, где обменивались впечатлениями оставшиеся:
— Ну, я не завидую исправнику. Проделать такой путь и вернуться в Иркутск не солоно хлебавши, с пустыми руками!
— Если его сегодня кондрашка не хватит, то он будет пить мертвую!
Они зашли в палатку.
Бронислав достал из кармана бумажник и протянул Зотову. Тот отмахнулся:
— Нет, нет, я ведь вам его подарил!
— Это было в шутку, ведь я изображал вашего слугу.
— Бронислав Эдвардович, прошу вас, примите его на память о нашей победе над Долгошеиным.
— Ни в коем случае.
— Ну ладно, я найду способ вас отблагодарить,— Зотов взял бумажник.— По правде сказать, я рад, что он остается у меня. Смогу рассказывать, как вы его прострелили, показывая отверстие от пули, иначе никто не поверит.
Он спрятал бумажник в боковой карман своего летнего кителя.
— Вот что, господа, мы одержали над Долгошеиным крупную победу. Как только спадет жара, у нас состоится маленький банкет по случаю основания нового золотого прииска «Синица». Рабочий день сегодня только до обеда, в обед Мельгунов выдаст всем тройной «крючок»... Завтра с утра все принимаются за работу, а мы с вами возвращаемся в «Самородок» за машинами и людьми.
Зотов спрятал в портфель показания Шулима. В кабинет врывался шум динамо-машины, запущенной
после ремонта. Молодые березки, посаженные под окнами, качались, отбрасывая ажурную тень на лица Шулима и Бронислава.— Этот наглец Долгошеин был уверен, что у нас полиции все дозволено. Даже не потрудился логически обосновать ложные обвинения... Теперь ему воздастся сполна. Я очень уважал покойного Николая Савельича.
Он положил портфель и достал чековую книжку.
— Выписать два чека?
— Да, для нас с женой пятьдесят тысяч на мое имя, а второй чек, двадцать пять тысяч, на предъявителя.
Зотов писал. Любочкин приоткрыл дверь, заглянул и тихо закрыл ее снова.
— Вот, пожалуйста,— Зотов протянул чеки.— Можно вас спросить, господин Шулимов, что вы намерены делать с этими деньгами? У вас уже есть какие-нибудь планы?
— Нет пока. Переедем в город, а там посмотрим.
— В таком случае подумайте и над моим предложением. Я к вам присмотрелся. Такой человек, как вы, оборотистый, трудолюбивый, знакомый с торговлей, из породы купцов да еще с капиталом, может сделать в Сибири карьеру. Вам не хватает только знакомства с механизмами большой торговли. Я создаю сейчас русское акционерное общество по торговле с Китаем. Половина акций моя, двадцать процентов Клементьева, остальное — мелких акционеров. Главное управление — в Харбине. Вы знаете, Харбин, еще в недавнем прошлом жалкая деревушка, теперь превратился в крупный город, с китайским, русским, японским и американским районами, там находится управление Восточно-Сибирской железной дороги, имеется железнодорожное сообщение с Мукденом и Пекином. Председателем будет Клементьев, отличный торговец и знаток Китая, ему шестьдесят два года, но он согласился еще года три-четыре возглавлять фирму. И мне представляется, что вы бы подошли ему в помощники.
— Это для меня большая честь.
— Вы могли бы быть членом правления, акционером и чиновником для особых поручений при Клементьеве, с окладом в двести рублей в месяц плюс дивиденды. Через год вы стали бы секретарем Клементьева с окладом в пятьсот рублей плюс те же дивиденды, разумеется. Ну, а на третий год вы могли бы стать заместителем Клементьева, но это уже будет зависеть от вашего желания и умения. В случае же, если вы тогда захотите основать собственное дело, то вы сможете получить обратно свои пятьдесят тысяч и прибыль, пройдя к тому же хорошую школу большой торговли.
— Большое вам спасибо. Все это очень меня устраивает.
— Тогда поторопитесь. Сегодня девятое августа.
Завтра я еду в Иркутск. К концу месяца надо сформировать правление.
— Я только заскочу в Старые Чумы, велю жене собираться и приеду в Иркутск.
— Прекрасно... Да, чуть не забыл, у вас есть еще один недостаток. Вам не хватает светскости.
— Светскости?
— Да, да. Знания того, когда как одеться, как себя держать с разными людьми, с деловыми знакомыми, на приемах, с дамами, не лезть первому с рукопожатием, в общем, все такое. Манеры — большое дело... У меня в конторе служит некий Курдюмов, он тоже поедет в Харбин. Проиграл все состояние. Бывший богач, не дурак и милейший человек, вот только игрок... Подружитесь с ним. Он все знает про светские манеры, и вкус у него хороший. Прислушиваясь к его советам, вы всегда будете одеты сообразно обстоятельствам, будете держать себя, как надо, и избежите многих конфузов... А теперь вы, пан Найдаровский. Вы не смогли бы побыть в «Самородке» еще недели две, до моего возвращения?