Соратники Иегу

— Я вполне его разделяю. Сообщите мой ответ роялистскому генералу.

Ролан возвратился галопом к Кадудалю и передал ему слова генерала Гатри. Кадудаль улыбнулся.

— Я ждал этого от него.

— Вы ошиблись, потому что это мой ответ: я подсказал его генералу.

— Но ведь вы только что высказывали противоположное мнение.

— Да. Но ведь вы сами напомнили мне, что я не генерал Гатри… Каково же ваше третье предложение? — спросил Ролан, и в голосе его прозвучали досада и нетерпение, ибо ему чуть не с самого начала стало ясно, что роялистский генерал выступает в весьма благородной роли.

— Третье мое предложение, — ответил Жорж, — по существу не предложение, а приказ: я прикажу двумстам моих бойцов удалиться отсюда. У генерала Гатри сто солдат, вот я и оставлю сотню своих. Мои предки-бретонцы имели обыкновение сражаться один на один, грудь с грудью, боец с бойцом и скорее один против троих, чем трое против одного. Если генерал Гатри одержит победу, он переступит через наши тела и спокойно вернется в Ван; если же он будет побежден, то не сможет сказать, что нам доставило победу численное превосходство… Отправляйтесь, господин де Монтревель, и присоединяйтесь к своим друзьям! Можно сказать, что я обеспечиваю им численное превосходство: вы один стоите десятерых!

Ролан снял шляпу и поклонился.

— Что это значит, сударь? — спросил Жорж.

— Я имею привычку приветствовать все возвышенное и прекрасное, и вот я приветствую вас!

— Давайте, полковник, выпьем еще по стаканчику! Каждый из нас будет пить за то, что ему всего дороже на свете; за то, с чем труднее всего расстаться на земле; за то, что надеемся вновь встретить на небесах!

Он налил из бутылки стакан до половины и протянул его Ролану.

— У нас всего один стакан, господин де Монтревель. Пейте первым.

— Почему первым?

— Прежде всего, потому, что вы мой гость, а еще потому, что я верю в пословицу: «Кто пьет вторым, знает мысли первого».

И он прибавил, посмеиваясь:

— Я хочу узнать ваши мысли, господин де Монтревель. Ролан выпил вино и подал Кадудалю пустой стакан. Вождь шуанов налил себе и выпил до дна.

— Ну что, вы узнали, о чем я думаю? — улыбнулся Ролан.

— Нет, — отвечал Жорж, — пословица лжет.

— А между тем, — сказал Ролан со свойственной ему откровенностью, — я думаю о том, что вы, генерал, храбрый человек, и надеюсь, вы окажете мне честь и перед сражением протянете мне руку.

Молодые люди обменялись рукопожатием скорее как друзья перед длительной разлукой, чем как враги, которым предстоит вскоре встретиться на поле битвы.

Эта краткая сцена была исполнена своеобразного величия.

Оба обнажили голову.

— Желаю вам, сударь, удачи, — обратился Ролан к Кадудалю. — Но, признаться, я сомневаюсь, что мое пожелание осуществится, ведь я высказываю его устами, а не сердцем.

— Храни вас Бог, сударь, — отвечал Жорж. — Надеюсь, что мое пожелание исполнится, ведь я высказываю его от всего сердца!

— Каков будет ваш сигнал готовности к бою? — спросил Ролан.

— Ружейный выстрел в воздух, и пусть в ответ раздастся ваш выстрел.

— Хорошо, генерал, — согласился Ролан.

И, пустив своего коня в галоп, он в третий раз пересек пространство между двумя отрядами.

— Друзья мои, — спросил Кадудаль, указывая рукой на удалявшегося Ролана, — вы видите этого молодца?

Все посмотрели на Ролана и выдохнули: «Да».

— Так вот, его взяли под охрану наши братья с Юга, — пусть его жизнь будет для нас священной! Вы можете захватить его в плен живым, но пусть ни один волос не упадет с его головы!

— Хорошо, генерал, — отвечали шуаны.

— А теперь, друзья мои, вспомните, что вы потомки тех тридцати бретонцев, которые сражались с тридцатью англичанами между Плоэрмелем и Жосленом и одержали победу! — И добавил вполголоса со вздохом: — На беду, сейчас мы имеем дело не с англичанами…

Между тем туман окончательно рассеялся, и, как это обычно бывает, лучи зимнего солнца ложились огненными полосами на порыжелую плескопскую равнину.

Теперь противники могли наблюдать за всеми передвижениями во вражеском стане.

Одновременно с Роланом, возвратившимся к республиканцам, Золотая Ветвь помчался галопом к отряду из двухсот шуанов, перерезавшему дорогу синим.

Не успел Золотая Ветвь отдать приказ четырем помощникам Кадудаля, как отряд роялистов разделился: сто человек, описав полукруг, двинулись направо, в сторону Плюмерга, а другая сотня, сделав такой же поворот, направилась влево, в сторону Сент-Аве. Дорога была очищена.

Отойдя на четверть льё от дороги, обе сотни остановились, Каждый боец поставил ружье дулом вверх и застыл на месте.

Золотая Ветвь вернулся к Жоржу.

— Будут у вас ко мне особые приказы, генерал? — спросил он.

— Только один, — ответил Кадудаль, — возьми восемь человек и следуй за мной. Как только увидишь, что молодой республиканец, с которым я завтракал, свалился наземь вместе с конем, — бросайся на него с твоими подручными, пока он еще не выпутался из стремян, и бери его в плен.

— Сделаем.

— Помни, что он должен остаться цел и невредим.

— Все исполню, генерал.

— Выбери восемь человек. Захватив в плен господина де Монтревеля и взяв с него клятву, вы можете присоединиться к нам.

— А если он откажется дать клятву, что тогда?

— Ну, тогда вы обступите его со всех сторон, чтобы он не сбежал, и будете его караулить до конца битвы.

— Ладно, — во вздохом отвечал Золотая Ветвь, — только нам будет скучно стоять, скрестив руки, покамест другие веселятся.

— Ба! Кто знает? — заметил Кадудаль. — Быть может, работы хватит на всех.

Он устремил взгляд на равнину и, видя, что его бойцы стоят вольно, а республиканцы — сомкнутым строем, в боевом порядке, крикнул:

— Ружье!

Мгновенно ружье оказалось у него в руках.

Кадудаль поднял его кверху и выстрелил в воздух.

Через миг, как эхо, из рядов республиканцев раздался ответный выстрел.

Послышалась дробь двух барабанов, бивших атаку, и звуки боевого рожка.

Кадудаль выпрямился, стоя в стременах.

— Скажите-ка, ребята, — возвысил он голос, — все ли вы сегодня читали утренние молитвы?

— Да, да! — отвечало множество голосов.

— Если кто из вас забыл их прочитать или у него не хватило времени, пускай сейчас же прочтет.