Сороковник. Книга 3

… и вижу, как едва успевает увернуться от укола в плечо Аркадий, делает ответный выпад, Мага блокирует. Вижу капли пота на лицах, разгорячённых схваткой. Азартный блеск глаз. Солнце, щедро льющееся из окон. И слышу характерное клацанье металла о металл, частое дыхание бойцов, внезапное «Х-ха!» оборотника… Мой суженый тенью ускользает от удара и…

Опять видения. Хватит! Не хочу! Сдерживаю ток информации, зажмурившись, изгоняю нежданную картину. Будьте вы неладны, эти новые способности, что ж вы лезете, когда не просят…

Вчера, кое-как придя в себя от свалившихся известий, я по наивности решила, что на этом-то всё и закончилось. Не будет больше видений. Хоть и невольно, но я сама их спровоцировала, ведь если вспомнить мои вполне осознанные помыслы — найти какую-то память о Васюте, мысленно прикоснуться к нему, побольше узнать о том, что его окружало, чтобы через вещи стать немного ближе к их хозяину — и это становится очевидным. Иллюзии сформировались по тому же принципу, что и вещие сновидения — по моему хотению. Значит, нужно быть аккуратней в мыслях, словах и желаниях, дабы не обрушить новую лавину. Только и всего. Так я думала.

Умение, что до сей поры оказывало неоценимую помощь, стремительно прогрессировало, и это меня испугало.

Особенно, когда, переступив порог Магиного дома, я увидела призрачного суженого — да не одного, а в трёх местах одновременно: с книгой на диване, спускающегося с лестницы, и стоящего у окна. У этого дома тоже оказалась своя память, которую мой растущий дар, едва уловив и совершенно распоясавшись, тотчас принялся жадно считывать. Я успела заметить и седобородого старца в глубоком кресле, невесть как втиснутом в тот самый диван, на котором лежал мой супружник, и до странности знакомую женщину, примостившуюся на скамеечке у ног почтеннейшего. Очевидно, вскрылся старый слой информации, содержащий сведения о предыдущем хозяине.

Тогда-то, зажмурившись, я вцепилась мёртвой хваткой в край стола и взмолилась:

— Хватит! Довольно! Не хочу!

То ли дар, обрётший самостоятельность, обиделся, то ли я сумела пресечь его поползновения — но наваждения пропали. А тут ещё Рорик по доброте душевной с силой встряхнул меня за плечи, да так, что аж зубы клацнули.

— Что? — спросил отрывисто, совершенно с Магиной интонацией. — Как тогда, у Васюты? Сейчас прошло? Что это было? — Спохватившись, отдёрнул руки. Я потёрла занывшее плечо.

— Похоже на… галлюцинации. Кажется, опять я лезу, куда не надо и раньше времени. Смотри, Симеону не проболтайся, а то не посмотрит, что я не в ученицах у него, поедом съест…

… И сейчас, поймав очередной отголосок памяти чужого жилища, я пытаюсь сдержать способность, ушедшую из-под контроля, хочу запихнуть в глубины обережной души, страшусь, что, неровён час, увижу то, что перечеркнёт в моей жизни нечто сокровенное, а я — не хочу. Обжёгшись на молоке, дую на воду. Не надо мне такого умения. Я к нему не готова.

Показалось или нет, что за окном чиркнула какая-то тень? Должно быть, птица, или, скорее всего, летучая мышь, самое их время. Душно, хочется глотка свежего воздуха. Опершись одной рукой о широкий подоконник, второй пытаюсь нашарить на раме хоть что-нибудь, похожее на защёлку, но не нахожу, однако на цельном, казалось бы, оконном переплёте прорезывается щель и створки послушно распахиваются наружу, совсем как в наших старинных домах. Извне врывается в дом прохлада.

Дышу полной грудью, с наслаждением. В свете фонарей улица хорошо просматривается, вокруг ни души, тихо, умиротворённо. И хочется туда, в это спокойствие, подальше от тяжёлых дум. Пройтись, что ли? Всё одно не сплю, а так, глядишь, разомнусь — сон нагуляю. Жалко, Норы нет, с ней не так страшно.

«Прошу прощения, донна», — то ли шёпот, то ли чужая мысль заставляют меня вздрогнуть от неожиданности. «Я из вашей охраны. Вы позволите обратиться?»

— Да, конечно. — Нервно озираюсь. — А вы где?

«Это совершенно неважно, донна. У вас всё в порядке? Был какой-то шум в доме, затем вы открыли окно. Нужна помощь?»

Мне становится неловко. Значит, пока я тут, в тепле и покое, отлёживаюсь, кто-то из-за меня не спит? И даже прислушивается к тому, что творится в дому?

Кое-как разъясняю ситуацию.

«Хорошо. Хотите погулять — идите смело, донна. Улицы пусты, но даже если кто появится — мы подстрахуем. Вас не увидят».

— Спасибо! — говорю искренне. — И за всё остальное… тоже спасибо. Получается, вы из-за меня не спите?

Тихий смешок.

«Мы никогда не спим, донна. Служба такая».

— А почему вы не показываетесь? И сколько вас, почему вы говорите — «Мы»?

«Уважаемая донна», — в голосе проскальзывают нетерпеливые нотки, — «охрана выходит на связь с объектом лишь в исключительных случаях. Как сейчас, например, при подозрительном шуме. Общение с клиентом без необходимости отвлекает. Мы на службе, донна».

— Ну, хорошо, — тушуюсь я. — Раз так — прощайте. Извините…

Снова смешок.

«Два человека и четыре сущности, донна. Защита от физического, ментального и стихийного воздействия. Честь имею».

Вот так. Вот это профи. Два человека и четыре сущ… сущности, он сказал? И всё это — ради меня? Притянув створки, закрываю окно. Как это называет меня ценитель бархоток на женских шейках? Очень Дорогая Донна… Я действительно представляю особую ценность, или подобным образом охраняются все члены семьи?

Свежий воздух не только бодрит, но и приводит в чувство. Я словно трезвею. Ещё недавно в голове был ералаш, но сейчас — чисто. Вовремя Тёмный меня отвлёк, хватит разборок и психоанализов. Пора жить дальше.

Натягивая куртку, сбегаю по лестнице и спешу через кухню к выходу, но на полпути краем глаза ловлю нечто, что заставляет обернуться. В уголке дивана напротив камина, даже во сне вцепившись мёртвой хваткой в дедовский посох, скукожился некто в знакомом балахоне, уронив головушку на кое-как подставленный локоть. Не успел разуться, в чём привалился отдохнуть — в том и спёкся. Мой верный рыцарь…

На душе теплеет. Бедный мой Йорек, бывший робкий мальчик-заика, ведь он за меня напереживался, хоть, так ничего и не поняв, осуждает из-за Васюты. Не бросил одну в прострации, и не только до дома довёл, но остался караулить. Должно, была я в таком состоянии, что парень всерьёз побоялся, как бы я в петлю не сунулась или ещё что с собой не уделала. Перенервничал — вот и вырубился, стоило чуть расслабиться. Да и, по совести сказать, пришлось ему сегодня нелегко.

Нерешительно подхожу ближе. Будить не хочется, но уложить бы как следует…