Сороковник. Книга 3

— Морану. Смерть. И не только над тобой — она витала над всеми. Мне нужно было найти, к кому она вот-вот присосётся, кто потянет за собой на тот свет всех остальных. Я не кажусь тебе сумасшедшим?

После того, как он у меня на глазах спас человека? И всех нас? Надо самой в уме повредиться, чтобы так подумать.

— Не кажешься, — говорю медленно. — Ты иногда экстравагантен, но в здравом уме, это уж точно. А меня с собой зачем тащил? Думал — целее буду? А если это… — я не в силах за ним повторить слово "Смерть", — и надо мной висело, то какой смысл?

— Тебя я не отдал бы, — сквозь зубы отвечает. — И давай закроем эту тему.

Оставляя в стороне основной корпус пансионата, бассейны и детские площадки, мы проходим через громадный парк. Дорожки скудно освещены фонарями, сработанными под старину, откуда-то издалека доносятся звуки дискотеки, приглушаемые вековыми деревьями. Впрочем, освещение-то не скудное, просто оно вязнет в громадных кронах… не знаю чего, тут растительность совсем иная, нежели дома. И тополя какие-то странные, с белой лысой корой, и ели чересчур высокие, а иглы раза в полтора длиннее привычных… У меня хватает времени всё это рассмотреть, потому что совершенно не хочется разговаривать. Снова у меня перед глазами как наяву разверзается пропасть, куда ещё чуть-чуть — и ухнул бы наш автобус.

— Перестань, — вдруг говорит Мага и одной рукой обнимает меня за плечи. — Я же сказал тебе давно — со мной безопасно. Не думай больше об этом.

Деревья расступаются, мы выходим к морю. Тут освещения и того меньше: всего-то и есть, что тусклые фонари над крылечками нескольких одиночных домов, разбросанных вдоль берега на солидном расстоянии друг от друга. Дорожки, устланные шуршащим под ногами гравием, ведут от одного коттеджа к другому.

— Нам к самому дальнему, — поясняет Мага. — Ну, соберись с силами. Там замечательно. Даже если дождь… О, а вот и он! — Подставляет ладонь и ловит первые редкие капли. — Укроемся под навесом. Оттуда прекрасная панорама открывается.

— А нас не выгонят?

Он подавляет смешок.

— Не выгонят. Я его снял. Что? — Это я от неожиданности и возмущения останавливаюсь. — Да брось, Ива! Ты со мной в запертом купе не боялась наедине оставаться, а тут вдруг начинаешь трястись от страха? Перестань. Глупо.

— Это неприлично, в конце концов, — говорю, уже сдаваясь.

— Целомудренная моя, мы же не будем болтать об этом на каждом углу? И потом, я не в постель тащу, я совершенно серьёзно пригласил тебя на закат. Ну, и на небольшой пикничок, — он выразительно потряхивает корзинкой, и та отвечает весёлым бульканьем. — Ты хоть раз видела звёзды над морем? Увидишь. Не лишай меня радости сделать тебе такой подарок.

И вдруг я совершенно осознанно говорю себе: плевать! Надоели мне эти приличия! Да что же я сама себя по рукам и ногам связываю, словно институтка какая-то? Мне давно уже хочется…

… быть с ним рядом, наконец, признаюсь я самой себе. Хватит лицемерить Ты сюда приехала с тайной мечтой — встретиться именно с ним. С таким вот, молодым, красивым, бесстрашным. И встретила, но словно страус, прячешь голову в песок, боишься собственных чувств. Не надоело?

Мага искоса на меня поглядывает. Качает головой.

— Хотел бы я знать, что у тебя на уме. Только что ты была неуступчива, словно статуя, а теперь…

— Что теперь? — чопорно спрашиваю, аккуратно просовывая руку под его локоть. Имеет же право дама держаться к мужчине поближе в темноте, чтобы, не ровён час, не споткнуться!

— …а теперь ты Женщина, — мягко завершает он. — Но не волнуйся, ты нравишься мне во всех ипостасях.

Крылечко дома с небольшой террасой и навесом обращено к прибою, до которого метров двадцать, не больше. Дождь начинает покрапывать сильнее, шуршит по виноградным листьям, обвивающим решётки навеса. Глаза уже привыкли к темноте, я различаю и небольшой столик, и несколько плетёных стульев, и диванчик, также плетёный. И, как немедленно выясняется, ужасно скрипучий. Ойкнув, поспешно пересаживаюсь в кресло, которое немедленно и уютно обнимает бёдра гладкими боковинами.

Мага застилает стол белеющей в темноте салфеткой, выставляет бутыль, снова приветственно булькнувшую, и вослед ей из корзины появляются несколько домашних пресных лепёшек, упоительно пахнущий круг подкопченного сыра и глиняная миска, полная крупной клубники.

— Стаканов нет, — озабоченно говорит Мага, — подожди, я в доме поищу.

Он ненадолго уходит, а я прислушиваюсь.

Здесь вообще не пахнет цивилизацией. Тихо, по-домашнему строчит спорый дождь, неподалёку рокочут волны, цикады в кустах трещат… И всё. Даже поездов не слышно. У нас дома, несмотря на то, что вокзал в двух километрах, нет-нет, да слышны гудки тепловоза, шум проезжающих составов, а здесь — ничего похожего, хотя есть места, где железная дорога проходит вплотную к береговой линии. Здесь — покой…

Мага ставит на стол и зажигает две толстых свечи. Разливает по высоким стаканам вино, кажущееся чёрным. Невесть откуда взявшим ножом, подозрительно напоминающим кинжал, пластает на ломти сыр. Подаёт мне стакан.

— С днём рожденья, Ива.

На миг я теряю дар речи.

— Откуда ты узнал?

Его рука застывает.

— Что, в самом деле? Я-то хотел сказать, что сегодня тебе, да и нашей группе, просто суждено было… начать всё сначала. Неужели угадал?

— Почти. А который час? Если уже полночь — то как раз.

— Одиннадцать, — не задумываясь, отвечает. — Значит, пьём за предстоящий твой день. А когда закончится дождь и прояснится — тут-то я и подарю тебе звёздное небо.

"… Подари мне себя, Мага", — думаю. — "Ты ведь скоро уедешь, и мы больше никогда не увидимся. Боюсь, такого, как ты, я больше не встречу".

У него странно дёргается щека.

— Ива, — говорит тихо. — Да я бы с радостью… Пойми только, что кроме этого я больше ничего не в состоянии тебе дать! Ни с собой увести, ни жениться. Не могу я так подло с тобой поступить.

Я смотрю на него во все глаза.

— А я ничего и не говорила, — наконец, выдавливаю.

— Ты подумала.

— Понимаю. — Я верчу в пальцах ягоду. Снова его странное чутьё? — Не маленькая. Мы из совершенно разных миров, Мага, я же вижу. Там, откуда ты приехал, своя иерархия, там наверняка признают только своих, из рода, из клана. — У него снова дёргается щека. — Да я же и не прошу ничего. Мало ли что я там подумала… или ты решил, что я подумала.

— Значит, ничего и не было, — спокойно довершает он. — Выпей, Ива. Попробуй, наконец.

Вино изумительно. Тёплое, словно глоток солнца, оно растекается по жилам, согревает кровь. Его вкус настолько богат, что всех оттенков и не перечислишь — язык слишком беден для этого. На виноградно-ягодном фоне проступают, к великому моему изумлению, оттенки шоколада и кофе, а послевкусие, невероятно долгое, дарит тонкий аромат цветущей липы. Никогда не пробовала ничего подобного.

— …Хорошо? — тихо спрашивает Мага.

"Хорошо", — думаю. Он кивает. Режет сыр на совсем уж тонюсенькие ломтики, которые ложатся на язык, как маленькие солоноватые маслянистые рыбки. Мякиш лепёшки с куском шершавой корочки оттеняет фактуру сыра. Делаю ещё глоток, и вдруг в животе и в голове словно взрывается фейерверк. Прикрываю глаза ладонью, но под веками всё ещё пляшут призрачные солнечные зайчики.