Сороковник. Книга 3

Ник поглаживает меня по щеке, но не рискует нарушить молчание. Мне не слишком удобно смотреть на него так, заводя глаза, поэтому я перевожу взгляд на окружающее. И только сейчас замечаю, что до сих пор надо мной кружатся спирали из крохотных звёзд — или Мага как-то оставил защиту, или Николас установил. И ещё вижу рядом с амазонкой-охранницей Тёмного рыцаря, а второго — за спинкой скамейки, сбоку от себя. Они никуда не делись. Получается, что Мага ушёл, а охрану оставил? Вот уж не знаю, радоваться или огорчаться…

Порыв ветра срывает с ослабевших ветвей горсть листьев. Покружившись, они планируют, раскачиваясь, как небольшие лодочки, и, кажется, вот-вот опустятся на мои ноги, но сбриваются в полёте очередным витком очередной спиральки. Защита в действии. А почему тогда на Акару она не реагирует?

Потому что на ней такая же. Точно, это Николас втихаря подколдовывает.

— Итак, — жрица поднимает голову, — будем пока считать, что это небольшие женские неприятности, спровоцированные повышенным стрессовым фоном. Кое-что мне удалось снять, но в ближайшее время ей понадобятся совсем другие условия. Я поставлю Совет в известность о состоянии её здоровья. Николас?

— Я слушаю.

— Обережнице всё же придётся появиться на суде. Её присутствие необходимо с точки зрения буквы закона, однако от устных показаний мы её освободим. Похоже, у вашего семейства теперь появятся новые претензии к клану Огня… Даю вам полчаса на полноценный отдых, ставь купол — или сферу, или что там у вас ещё в ваших заклинаниях, — но полностью изолируй её на это время. Немного сна — и она будет в порядке.

— А потом? — судя по голосу, Ник настроен вовсе не радужно. — Это же всё временно, ты прекрасно понимаешь. Неужели нельзя обойтись без Ивы?

Похоже, Акара колеблется. Но мне это уже неинтересно: я получила полчаса отступных и теперь могу расслабиться на законных основаниях. Закрываю глаза и умиротворёно вытягиваюсь.

— В свете новых обстоятельств Совет может пойти на сокращение процедуры… — слышу голос Акары. — Но для этого желательно заключёние ещё одного хорошего диагноста. Постараюсь найти кого-нибудь из паладинов, поопытнее, желательно, из семейных. Я сообщу тебе, кто это будет, предупреди охрану, чтобы пропустили.

— Да что с ней такое? — Николас явно обеспокоен. — Ты же сама говорила… — и умолкает, будто кто-то сделал ему знак помолчать.

— Т-с-с… Я не совсем уверена. Подождём.

Я слышу Акару слово издалека. Ветер сновидений подхватывает и уносит меня в светлую обитель, где несть ни огневиков, ни древних проклятий, ни обжигающих файерболов.

***

— Ива-а! — меня ласково гладят по щеке, чешут за ушком, щекочут шею. — Ива, душа моя, просыпайся!

Открывать глаза лениво. Шевелиться лениво. А уж о том, чтобы подняться и идти куда-то на всеобщее обозрение, даже думать не хочется. Может, ну их, в самом деле? Они с меня, как Мага сказал, всё считали — и будет с них, этих Судий… Всегда удивлялась своей способности моментально вспоминать, едва проснувшись, где я и что со мной перед сном приключилось.

— Вставай, солнце! — более строго окликает Николас. — Ива, совсем немного — и тебя оставят в покое, я уже договорился. Но прийти на Совет нужно. Давай-давай, я же знаю, что ты меня слышишь, мой маленький упавший листик!

Не поднимая век, улыбаюсь. Надо же, вспомнил наши ночные купания! Так и быть, родственник, пойду, но только ради тебя. Сколько ты тут высидел, не шелохнувшись, чтобы меня не потревожить, не буду же я неблагодарной! Открываю глаза и увязаю взглядом в густом сумраке. Полчаса, говорите? Да уже вечер!

— Мы заставили Совет пересмотреть планы, — гордо сообщает Николас. — Сортировка пленных закончилась, сейчас идёт основная часть разбирательств. Нас пригласят, когда понадобимся. Хочешь есть? Можно попросить что-нибудь поискать, наши люди здесь уже освоились.

При слове "есть" желудок скручивает, а во рту ощущается привкус желчи. Судорожно сглотнув горькую слюну, передёргиваю плечами.

— Брр. Не хочу. — Сажусь на скамейке, поджимаю ноги. — Знаешь, Ник, меня всё время преследует запах палёного мяса. Там, на площади, когда Рорик защиту включил — а в кругу остались циклоп и ламии. Горели они.

Он кивает.

— Видел. Пацан твой тоже дал с себя хронику считать, только не особо я там чего унюхал, но ты ж у нас запахи слишком хорошо чувствуешь. Что, так и до сих пор?..

— До сих пор. Меня уже тошнит от него, представляешь? Что-то нервное, должно быть.

— Ну да, конечно, нервное. — Он пытливо в меня вглядывается, как-то по-новому, словно впервые видит. — Пройдёт. Родственница, ты как насчёт того, чтобы себя в порядок привести? Растрепалась вся со сна, а у меня даже расчёски нет; и умыться тебе не помешало бы. Здесь неподалёку есть местечко…

— Одно местечко мне точно нужно, — отвечаю угрюмо. — А больше ничего.

— У-у, — говорит он озабоченно, — ежели женщина перестаёт обращать на себя внимание, это плохой признак.

— Ник! — закипаю. — Я сегодня убила нескольких человек, понимаешь? Сознательно. Хотела этого. Я, которая за всю свою жизнь могла разве что наорать на кого-нибудь! — Голос у меня начинает срываться. — Мальчика c его матерью прихлопнула, понимаешь? — Уворачиваюсь от попытки трогательно меня обнять. — Может, это для вас, мужчин, привычно убивать, но не мне. Да плевать, как я выгляжу и что обо мне подумают!

— Ива… — Он всё-таки меня перехватывает, притягивает к груди, сильно, но в то же время бережно. — Ну да, я же мужчина, большой и грубый, и как-то об этом не подумал. Но всё ведь по справедливости, разве не так? Любому тяжело впервые убить, не только женщине, однако скажи: разве не по приказу Омара тебя тут гнобили, пальцы резали, хотели использовать? Уж извини, что я так прямо. — Вздыхаю. — У тебя на глазах сожгли человека, живьём, помнишь? — Меня опять передёргивает. — Прости. Много чего за этим Верховным собралось, так что не сомневайся — правильно ты припечатала его, и приспешников. А тот охранник, который порол девочку? Помнишь, сколько там, в камере было клещей? И ручки у них блестящие, отполированные, сразу видно рабочие. Ну? Тяжело, Ива, кто ж спорит, но зло нужно наказывать. Считай, что ты за всех расплатилась, кого до тебя замучили.

— Расплатилась… — Я отстраняюсь, хочу пригладить волосы рукой, но, вспомнив о беспалости, поспешно прячу её за спину. — А ребёнок?

Впервые вижу у Николаса такие колючие глаза. Прямо как у его младшего братца, когда тот не в духе.

— А ребёнок этот, душа моя, останься жив — и лет через десять начал бы охоту на тебя и наших девочек, — говорит жёстко. — Или ты думаешь, Омар на ночь рассказывал ему хорошие добрые сказки? А безутешная вдова на другой день после смерти мужа подослала бы к тебе отравителей или просто убийц. В который раз за сегодня спрашиваю: сколько тебе лет?