Сороковые... Роковые

empty-line/>

– Отлеталися орлы, вона, почти усе тама!
– подняв палец к небу воскликнул Гриня.

– Дед, а чего ты в Москву-то не собрался, ведь присылали тебе приглашение? Опять с Президентом бы сфотографировался?

– Да неважно себя чувствую, я лучше дома, со своими, Василь вон приедет, Матвей, Лавр, Гончары оба обещались. Дома-то оно поспокойнее, разволнуешься и кровать рядом, а в Москве... побывал у прошлом годе и хватя!

– Ну я погнал, дед Гриня, звони если чаго!
– передразнил Игорёк Гриню.

– От шпендель!

Гриня с самого рождения Стешиного правнука привязался к нему, уж очень мальчишка походил на того Игоря во всем. Гриня всем сердцем верил, что в четырнадцатом годе:

– Ежли уцелели наши, то будуть непременно. Панас, ведь нас четверо всего их ждуть - Лавр, Пелагея, Иван меньшой - что про наших знали - нет уже их давно.

Василь, в отличие от старшего суетливого брата, отличался немногословием, сказалась видимо та детская немота, тоже был уверен - появятся.

Будучи в прошлом году на Параде Победы, Панас набрался храбрости, попросил Президента выслушать его, четко доложил ситуацию, боясь, что его сочтут за выжившего из ума, но очень хотелось ему узнать, живы ли их ставшие такими дорогими друзья из будущего.

Президент выслушал, поудивлялся, пообещал дать команду проверить, и было через пару месяцев письмо Панасу из администрации Президента, в котором четко прописано, что такие-то такие числятся пропавшими.

– Значит, Гринь, вправду все так и было, они же из тринадцатого года к нам попали.

– Доскрипим до Победы, слышь, Панас??

Вот и доскрипели, завтра День Победы, ох, какая надежда теплилась внутри дедов, но прожившие нелегкие жизни, они четко осознавали - лучше не настраивать себя заранее, мало ли, не смогли вернуться?

Девятого Мая все было как всегда: принаряженные сельчане с букетами цветов подходили к памятнику, негромко переговариваясь и поглядывая на своих, немногочисленных уже, фронтовиков.

Приехавшие Василий Родионович, братья Андрей и Сергей Гончаровы, сын Лешего - дед Матвей, стояли возле Вечного огня, слушая короткие речи - местный глава, представитель районной администрации, директор школы, все старались не затягивать речи, понимая, что их стареньким ветеранам сложно выдерживать долгие, многословные поздравления.

Потом начал говорить Панас, а дед Гриня, как всегда не мог устоять на месте, суетился и оглядывался по сторонам. Панас говорил с передыхом, негромко, его внимательно слушали, а Игорь, правнук Стеши, обратил внимание на то, как странно начал вести себя дед Гриня. Он то смотрел на Игорька, то куда-то в сторону дороги, вертел головой, вдруг заорал диким голосом:

– Панаска!! Наши!! Дождалися!!
– и резво сиганул в сторону дороги, где у обочины притормозили машины, едущие небольшой колонной, друг за другом.

Из первой, потягиваясь, вылез крупный такой мужчина, поднял руки, собираясь потянуться, а услышав дикий крик деда Грини, на мгновение замер, потом скачками понесся навстречу ему. Ухватив деда, поднял его над головой, дед, захлебываясь слезами, восторженно кричал:

– Игарек, Игарек, дождалися!!
– из его карманов привычно для сельчан сыпались всякие мелкие штучки. По полю поспешал, задыхаясь, дед Панас, а к нему подбежал мужчина лет сорока, бережно обнял и осторожно-осторожно стал вытирать ему мокрые щеки. От машин торопились ещё четверо мужчин и худенькая женщина.

На Игоря налетела баба Стеша, он осторожно поставил деда Гриню и крепко-крепко обнял свою такую старенькую Степушку.

– Степушка, девочка моя, ты жива!! Как я счастлив, Степушка!

Стеша, громогласная, хулиганистая, кремень-баба, навзрыд рыдала на груди молодого мужчины, а Василь нацеловывал руки приехавшей женщины, не скрывал слез и говорил только одно слово:

– Мамушка!

Мамушка плакала, возле них стоял молодой парнишка и тоже с трудом сдерживал слезы.

Дед Матвей и ещё один мужчина из приехавших - Иван, стояли молча, крепко обнявшись, дед Гриня уже обнимался с двумя мужчинами, приговаривая:

– Толик, Костенька, ребяты!! Дождалися!

– Варя, Варенька!!
– к женщине заторопился дед Панас.
– Варя!

Сколько было слез, недоумевающим сельчанам двое из приехавших пояснили, что это потомки тех погибших партизан, что были заброшены сюда для проведения диверсий.

– Сяргей, хади сюды!
– позвал Гриня Гончарова к двум пожилым мужчинам.
– От, это твой Сяргей, а это твой Андрей - сыны, значить, Пелагеины!!

Гончаров замер, смотря на свою более пожилую копию, его сын - старше отца - тоже не мигая смотрел на него... и одновременно оба шагнули навстречу друг другу.

Стеша подозвала Евдокию.

– От Игорь, наша дочка, Евдокия, як твою бабушку назвала.

– Ба!
– оглянулся Игорь.
– Иди сюда, знакомься с тезкой!

Две рослых, похожих Евдокии обнялись, а Игорь удивленно уставился на другого Игоря:

– Ух ты, совсем как я в двадцать лет!

Стеша шепнула на ухо:

– Правнук ведь твой!!

Игорь завис, осмысливая, а правнук облапив его, попытался покрепче сжать.

– Ха, шпендель, не на того напал!!
– ухмыльнулся прадед.

– Знакомое такое слово!!
– точно так же отзеркалив ухмылку, проговорил правнук.

– Однако, уважаю!
– Одинаковые Игори пришлись по душе друг другу.

Гончаров уже обнимал второго своего сына - Андрея, сожалея, что его славная девочка не дожила до встречи. Гринька вцепился в Варю, цепко углядев её небольшой животик, громко зашептал в ухо:

– Ай это тебе Виллов подарок остался?

Она кивнула.

– Ух ты, а он ведь у нас тута был... у катором годе, Панас?

– В две третьем!
– не отрываясь от Шелестова, сказал тот.