Соседи
Шрифт:
Отец отхлебнул кофе, поморщился от горечи и поскреб чайной ложкой в пустой сахарнице. Песок закончился еще вчера. Чтобы не перекрикивать радио, папа молча постучал пальцем по списку продуктов на холодильнике.
– Я схожу, – сразу вызвался Ленька.
Погода за окном стояла прекрасная. Начинался июнь. Сирень, как невеста, оделась в белое, кусты шиповника раскрыли бутоны. Леня натянул кеды на босые ноги, взял авоську и выбежал во двор.
"Краснополье" раскинулось в низине на берегу реки Чернавы. Отдельные домики заползли и на другой ее берег, будто поселок, как клубника, пустил отростки. Хотя никто никогда не чертил
Обитатели новой половины «Краснополья» приезжали на выходные и в отпуска, веселые, крикливые и шумные. Они не плавали на глубину и не заходили далеко в лес, растили на огородах кудрявую петрушку и неизменные кустики картошки. Их легко было заметить. Мужики трудились на грядках, сняв майки и подставив солнцу красные горячие спины. Женщины водили толстых розовых карапузов на пляж и звонко ругались, если кто-то из детей терял панамку или сыпал песок на полотенце. Молодежь копалась в воняющих мазутом мотоциклах и гоняла потом по крутым дорогам между холмов.
Совсем из другого теста были деревенские. Маленькие темнолицые старики и старушки, казалось, питались одними молитвами и светом божьим и почти не оставляли за собой следов. Неслышно было, как они ходят в своих домах, только иногда мелькал огонек свечи в окнах или слышался стук топора со двора. Они хорошо знали лес, реку и другой берег, никогда не плутали в чаще и приносили полные лукошки горькой калины. Тихие, незаметные, они держались с дачниками настороженно, если не сказать враждебно. Говорили они тихо, пришептывали, пересыпали речь поговорками.
Размахивая авоськой, Леня бодро шагал по дороге, поднимая кедами тучи пыли. На деревне еще лежал сырой утренний туман. Коровы уже проснулись, из хлевов доносилось басовитое мычание. Собаки гремели цепями, когда Ленька проходил мимо, просовывали морды под заборы и в щели между досками, скалили зубы и рычали. Одна особенно вредная шавка дотянулась до его ноги и щелкнула клыками у самой щиколотки. Леня шлепнул ее пустой авоськой по носу. Он не любил злых деревенских псов и слегка побаивался их.
Маленький, вросший в землю, как гриб, продуктовый ларек работал без расписания. Он открывался, когда толстая, густо завитая Лариска решала, что напилась чая и пора бы постоять за прилавком. Она была здесь единоличной хозяйкой. Уходя куда-то, она просто вешала записку.
Такая картонка висела на дверях и сейчас. Леня хотел было идти обратно, но тут заметил на крыльце большую коробку из-под груш.
– Мя! – донесся из нее слабый писк.
Картонный бортик зашевелился. Ленька подошел ближе и сел на корточки. Внутри коробки на клетчатом одеяльце копошились три новорожденных котенка. У них еще не открылись глаза. Слабыми розовыми лапками они царапали стенки и слепо тыкались в одеяло в поисках мамки. Леня протянул палец. Рыжий котенок с примятым хохолком на голове тут же потянулся к нему и ткнулся в руку теплым розовым ртом. Его трехцветная сестричка отчаянно запищала и тоже поползла к человеческой ладони. Крохотный серый малыш остался сидеть в углу, уткнувшись в одеяло мордочкой.
– Подкинули вас, да? – сочувственно спросил Ленька. – Ненужные?
Он тронул кончиком пальца серого котенка, проверяя, живой ли он.
Кроха тихо запищал, цепляясь лапками за одеяло. Будь мама-кошка рядом, она пришла бы на мяуканье, но ее нигде не было видно. Наверное, окотилась домашняя Мурка одного из дачников, и хозяин не придумал ничего лучше, чем подбросить приплод к магазину.– Уроды, – тихо и зло сказал Леня.
Какое-то время жалость боролась в нем с брезгливостью и страхом навредить. Новорожденные котята были похожи на крысят и выглядели хрупкими, как детские игрушки. Наконец, Ленька решился. Он стащил с себя футболку, накрыл ей котят сверху, чтобы не замерзли, и поднял коробку, обхватив обеими руками. Утренний ветер холодил спину, кожа тут же покрылась мурашками.
С коробкой в руках, озябший, он обошел несколько ближайших дач и деревенских изб. Зойка Рябая продала ему козье молоко в стеклянной полулитровой банке, а бабка Кулебяка рассказала, как выхаживать новорожденных котят. Леня решил, что о сереньком будет заботиться больше всего и, может быть, оставит его себе, когда раздаст остальных. Серенького было жальче. Он пищал почти неслышно и не мог ползать от слабости. Надорванное ухо кровоточило.
Входя в дом, Леня уже не помнил, какие тревоги беспокоили его час назад. Теперь его мысли мяукали.
– Мам, пап! – крикнул он из прихожей. – Вы только не пугайтесь!
Леня протопал на кухню, прижимая к груди коробку. Широкая улыбка против воли сияла на лице. Родители, сидя в плетеных креслах, все еще завтракали под уютное тарахтение радио. На плите закипал эмалированный чайник, приятно пахло травами.
– Почему ты в обуви? – сухо спросил отец. – Мы не ходим в уличной обуви дома.
– У меня тут новые жильцы!
– Это я вижу. Я спросил, почему ты в обуви, Леонид. У нас есть правила.
Отец встал с кресла, подошел к холодильнику и постучал по своду дачных правил, пришпиленных на веселенький магнит с ежиком. Мать выключила радио и подняла на Леню холодные глаза. Она редко смотрела ему в лицо, даже когда они говорили, и под этим взглядом ему стало непривычно и неуютно. Нехорошее предчувствие заворочалось на душе. Чуткий к чужому настроению, Леня ощущал недовольство родителей острее, чем запах озона перед грозой.
– Отнеси их туда, откуда взял, ладно? – сказала мама и отхлебнула немного кофе.
– Я их просто выкормлю, пока они глаза не откроют. Они мелкие совсем. Я их потом раздам!
Ленька стянул с коробки футболку, чтобы показать котят родителям. Смотрите же, они правда крохи! Заискивая, он снизу вверх посмотрел в твердое лицо отца.
– И речи не идет, Леонид. Тема закрыта. Ты купил сахар?
Морщины на папином лице застыли, как складки горной породы. В моменты ссор Лене казалось, что на отце бездушная маска из папье-маше, которая вот-вот треснет.
– Я молока им купил, – слабо шевеля губами, сказал Ленька.
– Ах, молока? Прекрасно, деньги-то не твои. Давай, трать чужое.
Голос отца не изменился, только на гладко выбритой щеке дернулся мускул. Маска треснула. Он взял из рук сына авоську, достал банку молока и с размаха швырнул ее в кафельную стену. Ленька дернулся и до боли прикусил губу. Осколки брызнули во все стороны. Молоко заляпало раковину, плиту и обеденную скатерть. Отвратительная белая лужа растекалась по полу. Леня машинально попытался стереть молоко со стола мятой футболкой, которую до сих пор держал в руках.