SoSущее

Правда, то, что перед ними арканарх совершенного двуличия из самого ноокома, великий и ужасный Жрож, знали только сами арканархи, члены-тринософы, диархи да атарх с церемониархом. Поэтому для стороннего наблюдателя перед инициатической связкой мистагога и его ооцита-недососка появился самый обыкновенный черт, с рогами, копытами, большими женскими титьками и перевернутой пентаграммой на лбу. Но Платон, как наблюдатель не сторонний, до сих пор не мог понять преференций этого величайшего комбинатора. Он готов был увидеть его под номерами один, четыре, тринадцать и даже, прости ему Божже грех содомский, два, но никак не в виде вульгарной пятнашки из правдославных страшилок.

Теперь одна надежда — на Ромкино сосалище.

Чорт отчетливо цокнул копытом по старому, еще советскому паркету, дыхнул серой и небрежно прошелся тыльной стороной кисти по сосалу Платона. Ту же операцию он хотел проделать и в отношении недососка, чтобы сократить ритуал приветствия и успеть расспросить своего протеже, Платона Онилина, о провале одной из программ строителей горы, но… приданный мистагогу недососок в стремительном и в то же время совершенно подобострастном прыжке поймал губами волосатые пальцы арканарха и столь рьяно приступил к выражению признательности и почтения, что через несколько секунд его усиленного сосания Жорж закатил глаза и стал мелко бить копытом, сотрясаясь всем своим дьявольским телом. Когда Рома оторвал свое сосало от вседающей десницы, на ней явно убавилось волосков, а сгиб указательного пальца вообще был слизан до младенческой первокожи.

Пятнадцатый номер, откинув голову так, что его рог чуть не заехал в глаз стоящему позади стражу-териарху, тяжело, словно после эякуляции дышал — это насторожило громилу, и он угрожающе шагнул вперед, выкатывая из себя грозную ширу, но Соррос, вовремя подняв вверх левую руку, остановил стража и в совершенном блаженстве, какое только способно выразить клыкастая рогатая голова, двинулся прочь.

Платон снял побелевшие пальцы с локтя недососка и облегченно вздохнул.

— Брависсимо, — прошипел он и, подталкивая Рому, быстро свернул за угол в рекреацию.

Платон видел, как его недососок еле сдерживал слезы от боли.

— За что? — всхлипывая, спрашивал он.

— Извини, — покаялся Платон, — не было времени объяснять.

— Я думал, вы настоящий мистагог, Платон Азарович, а вы какого-то ряженого черта испугались.

— Если бы черта, недососль ты мой, — ласково обронил Платон, — это же сам Жрож-совершенный.

— Какой такой жрешь?

— Совершенно двуликий первосос, его высоство Жорж или Жрож Соррос.

— Тот самый, что породил торговлю биржевыми фикциями, а прослыл благотворителем — этот, что ли? — сделал предположение Роман.

— Скорее Тот Самый, — подтвердил Платон, дивясь осведомленности ученика в тайных титулах строителей горы. — Только ты откуда про его порождения знаешь? — не удержавшись, задал он неуместный для его учительского положения вопрос.

— Да в любой газете пишут.

— Что пишут? — с интонацией человека, лет двадцать пролежавшего в коме, спросил Платон.

— А то пишут, что Жорж Соррос — президент благотворительного фонда, помогающий ученым всяким, интеллигентам, инвалидам, ну и так далее.

— Фух, — с облегчением вздохнул Платон, — ты про это гониво? А я думал, ты тайные имена двуликих строителей знаешь.

— Не, дядь Борь, не знаю никаких строителей, — как-то нарочито наивно согласился Деримович, и Платон опять почувствовал холодок под кожей.

— Его полный титул Соррос-Негоген [120] . Таких тяни-толкаев двуличия в Братстве больше нет. Осмысленные палиндромы встречаются. Ага-хана ты уже знаешь, есть еще, ну, скажем, Нилов, или там Раван Йад, Кадум какой-нибудь, Натан Танатович Мор… ну, в общем, имеются двуликие, но так, чтобы в ноль отразиться, такого больше ни у кого нет.

120

Соррос-Негоген. — Палиндром «негоген» образован из слов «негоция» — торговля и «ген» — порождать. — №.

— А что их, двуликих, специально такими именами награждают, или случайно выходит.

— Случайно только «э-э» выходит, а за всем остальным Наблюдательный Совет ноокома присматривает.

— И за Сорросом тоже?

— За ним трижды тоже. Инвариант он. Редкий фрукт, хоть и сорный. Сор рос-рос да и выррос в Жоржа, а аппетиты у него, сам знаешь, ни одна «ж» не утолит.

— Разве он тоже баклажан синий? Старый ведь у него Янус [121] , а туда же…

— Синий? Ты о чем, о жопах, что ли? Запомни, эту часть тела на «ж» только лохос зовет. А я тебе о Жади [122] говорил. У нее, Жади, аллергия на жопы адельфовы. Услышит — вмиг отвернется — и пойдешь пустышки обгладывать. Потому никто из братьев ни свой, ни рядом стоящий афедрон жопой не назовет. Задом — еще назовет, не передом же, анусом — может, субилаторием — куда ни шло, а жопой — упаси Божже.

121

Янус — двуликий греческий бог рубежа года, одним лицом смотрящий в новый, другим — в старый год. Скорее всего Роман путает два термина: имя бога и название, предусмотренное для заднего прохода.

122

Жадь — неизвестное божество или персонификация сил влечения в Союзе СоСущих. — Вол.

Рома задумался, потому что он не знал, ни что такое субилаторий, ни где находится афедрон, но продолжать рискованную тему не решился. Лучше он спросит о титуле этого совершенно двуликого Жоржа, которого все знали под прикрытием Спонсорос.

— Дядь Борь, ладно, Богг с ними, с жопами этими, — примирительно и с некоторой иронией сказал недососок, а Негоген — это к чему относится?

— Ты же сам сказал о нем, я думал, сболтнул тебе кто.

— Вообще, не втыкаюсь, — признался ученик.

— Негоген — породивший торговлю, твои же слова, мон ами, — пояснил Платон и, подумав, раскрыл второй титул именитого арканарха, — мало ему званий, он еще и калогеном [123] называется, впрочем, об этом ты тоже упоминал.

— Ну, с калогенами у нас недостатка никогда не было, достаточно в ближайший сортир заглянуть, а…

Платон рассмеялся, не дав договорить недососку.

— Браво, идейку эту Нетупу и подбросить.

— Какую, дядь Борь?

— Калогенов в сортире мочить.

123

Калоген — несмотря на некрасивое для русского уха звучание, на самом деле означает «породивший красоту». — Вол.

— А негогенов не трогать, — поддержал шутку Рома.

— И Раван, чтобы как сор рос — рос-рос да и выррос.

— …А он все-таки не совершенный, — вынес вердикт Деримович.

— Кто?

— Да ваш Соррос Негоген.

— Почему же?

— Так он же Жорж.

— Ну и что?

— Как ну и что, не получается тяни-толкай из него: где «тяни» — Жорж, а где «толкай» — Жрож какой-то.

— Тоже неплохо звучит, — возразил Платон.

— Неплохо, но не совершенно.

— Да, твоя правда, звучит несовершенно, зато пишется как надо. На письме Жоржевы штаны во все стороны равны, — выдал очередную максиму Платон и в который раз пожалел, что не имеет с собой диктофона.

Его неофит меж тем над чем-то размышлял. Теперь, после стольких провалов в теорподготовке недососка, Платон понял, что его подопечный не знаком не только с преданием, но и с языком, на котором оно записано, и не ведает, что Жорж и Жрож — это просто Ж-р-Ж в обе стороны.

Рома, кажется, сумел сформулировать вопрос, но Платон решил его опередить, сразив еще одной тайной.

— К тому же внутри Братства он Тотом [124] зовется, — сказал он с видом карточного шулера, доставшего лакомый туз, — Тот Соррос Негоген Ата.

124

Тот — еще один палиндром в имени великого комбинатора, но это не указательное местоимение, а имя египетского бога письма, мудрости и тайных знаний, в Греции известного как Гермес-Трисмегист. — Вол.