Совьетика

Работа в ночную смену имеет свою специфику: хотя звонков намного меньше, ночью звонят, когда возникают проблемы с платежами по карточкам в основном в местах злачных (например, в публичном доме). Многие клиенты к тому же при этом находятся «подшофе», и нужны незаурядные нервы, чтобы на них не сорваться. Много интересного можно было о них узнать, глядя в компьютере на то, как они тратят деньги. Вот бы куда наших отечественных брачных аферисток! Ведь в компьютер было заложено, и женат ли тот или иной клиент или нет, и их адреса и телефоны… Чем не сюжет для голливудского триллера?

Обучение прошло быстро, и мы приступили непосредственно к работе. В ночную смену не у кого что-то спросить, кроме других коллег (нас было всего трое: один на англоязычной линии, один- на франкоязычной и я), начальника тоже нет. Только в самых крайних случаях – если речь идет об очень большой сумме, а ты сомневаешься – разрешалось позвонить на мобильник дежурному менеджеру и разбудить его за советом.

В первую неделю меня больше всего поразило то, что наша англоязычная коллега – молодая женщина-ирландка, которую на работе очень ценили за настоящий английский акцент (она родилась и выросла в ирландской семье в Англии) работала в ночную смену, будучи по меньшей мере на седьмом месяце беременности! В Советском Союзе трудовое законодательство запрещало работу для беременных в ночную смену… Когда она утром уезжала домой на машине (жила она довольно далеко от Дублина, в Килдэр), глаза у нее в буквальном смысле слова закрывались. Просто чудо, что она в таком положении не попала в аварию!

Работали мы с 9:30 вечера до 7 утра, с перерывом в полчаса. Заказывали часов в 11 ужин в китайском ресторане – с доставкой в офис. До двух часов еще держались, а после наступала такая прострация, что мы готовы были на что угодно, лишь бы не заснуть – шарили в интернете, хотя это в банке не приветствовалось; ходили по офису кругами и смотрели в окна, пили огромное количество растворимого кофе из автоматов… Звонков было мало, но спать, конечно, было нельзя. Правда, все зависело от того, насколько мы друг другу доверяли: другая женщина с англоязычной линии, например, зная, что мы с моим бельгийским коллегой Пласидом ее не выдадим, приносила с собой в сумке спальный мешок, расстилала его между столами и засыпала на полу прямо с наушниками на голове – чтобы в случае звонка сразу вскочить. Было у этой женщины и другое действенное средство от сна: пение. Она могла часами заводить ирландскую народную песню «Каррикфергус» – протяжную и грустную. К сожалению, она знала только первую ее строчку- «I wish I was in Carrickfergus …” и повторяла ее до (нашего) посинения! (В дневной смене было хуже: по рассказам Ингрид, там царила атмосфера тотальной слежки и стукачества – кто сколько раз вышел в туалет, кто осмелился в перерыве между звонками прочесть газету… )

Через некоторое время я тоже стала носить с собой на всякий случай подушку. А Пласид держался тем, что по свободному телефону названивал друзьям в Чили и болтал с ними часами! Не может быть, чтобы банк не знал об этом – он же получал наверняка астрономические телефонные счета! Но Пласиду все сходило с рук – франкоязычных на эту работу в Дублине найти было очень нелегко.

Хуже всего приходилось нам, если кто-то из наших коллег из утренней смены запаздывал: тогда нам приходилось задерживаться у телефона до их появления, а сознание уже в буквальном смысле слова отказывало тебе, настолько хотелось спать… Никаких сверхурочных за это тоже не полагалось.

Не знаю, как я пережила те две недели. Две зарплаты двумя зарплатами, но когда ты спишь не больше 3 часов в сутки… Прямо с ночной смены ехала я на другой конец города на другую работу, отработав и там смену – галопом домой, там спала 3 часа, минута в минуту, как Штирлиц, вскакивала и бежала на автобус – снова в ночную… Но по крайней мере, билеты на самолет я отработала…

Я немножко вздохнула только когда у меня началась свободная неделя в банке – после 7 рабочих ночей. Считались они почему-то не с понедельника по воскресенье, а со среды до вторника, так что даже в выходные как следует выспаться не получилось: в рабочую субботу я отправилась было домой на север, но мне целый час еще пришлось ждать автобус на автовокзале – стараясь не заснуть, что было почти выше человеческих сил, хоть руками глаза растопыривай. Как только я села в автобус, я словно провалилась в какую-то черную яму – и чуть было не проехала остановку, на которой мне надо было пересаживаться…До дому я с трудом дошла, слегка пошатываясь, как пьяная – ближе к полудню, – свалилась на первый попавшийся матрас и спала до пяти вечера. В шесть уходил мой автобус обратно в Дублин он успевал туда как раз за полчаса до начала следующей ночной смены… В воскресенье было еще хуже, потому что первый автобус уходил на Север только в 9:30….

Поэтому вторник стал для меня настоящим праздником! Как только я добралась до дублинского дома после второй работы, дневной, я тут же, не раздеваясь, заснула- и спала до утра (хорошо, что сработал будильник!). После этого работа в одну смену казалась мне уже просто раем.

Однако в среду отдохнуть не получилось – к нам на мою работу № 1 приехали голландские инженеры из центра ремонта нашей техники, и они пригласили весь наш отдел вечером на ужин, в центре города, в маленьком ресторанчике, который почему-то назывался «Одесса», хотя Одессой там и не пахло. Наверно, просто слово красивое. Я очень не люблю корпоративные вечеринки – по-моему, на них царит вымученное веселье, а больше всего неприятно смотреть на коллег, когда они напиваются и начинают творить глупости. После этого очень трудно их воспринимать всерьез в рабочее время. К тому времени вместо одного начальника – индонезийца-бывшего капрала голландской армии у нас в отделе их стало двое: никогда и нигде еще не видела я, чтобы в коллективе был не один тим-лидер , а сразу два! Конечно, ни к чему хорошему это не привело. У Марлиз, как звали нашу вторую начальницу, был совершенно другой стиль руководства, чем у капрала-начальника номер один, и сотрудники сразу же начали этим пользоваться, ссылаясь при любых сделанных им одним из начальников замечаниях на то, что они поступают таким или иным образом по заданию начальника другого. Атмосфера в отделе становилась все более неуправляемой.

Но открутиться от этого ужина не удалось – тут начальники как сговорились…

У меня в тот вечер было очередное партийное собрание; я уже пропустила одно из-за работы в ночную смену неделей раньше и еще одно пропускать не хотелось. Но сказать об этом начальству.. Мягко говоря, меня бы не поняли….. Поэтому я решила, что улизну оттуда сразу после ужина. Как раз когда все начнут «доходить до кондиции» – и даже и не заметят, что я исчезла. Я сказала Питеру, что могу опоздать, и объяснила, в чем дело.

– Давай я тебя из города подброшу!- предложил он, чему я очень обрадовалась: если бы я стала ждать автобуса, я, пожалуй, успела бы только к самому концу собрания. На том и порешили.

Голландские инженеры у нас в офисе произвели на меня хорошее впечатление – не только своим профессионализмом, но и доброжелательным отношением к нам, новичкам в принтерно-копировальном деле. Они подробно и доходчиво объясняли даже достаточно сложные вещи. И у некоторых из них даже обнаружилось чувство юмора! Наверно, это Ирландия на них так повлияла…

Но недаром, видно, говорят «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке»… За ужином все, естественно, выпили, и голландцы решили, что вдали от дома можно-таки немного побыть самими собой. Двое из них – долговязый Хенк и коротышка Йоост разговорились со мной и начали рассыпаться мне в комплиментах насчет моего знания голландского языка. Я, если честно, привыкла к тому, что меня за это хвалят и не совсем понимаю, за что. Так я им и сказала:

– Что же тут такого, я же у вас почти целых восемь лет прожила… Да за такое время даже по-китайски можно заговорить свободно!

– Не скажи, Женя!- сказал Хенк, кладя мне руку на плечо и дыша мне в лицо перегаром (вчера они, видно, тоже что-то отмечали), – У нас полно аллохтонов, которые и по 20 лет живут в Голландии, а ни слова по-голландски не знают!

Я вспомнила своего знакомого беженца из Сьерра-Леоне, который перестал даже пытаться говорить по голландски – после того, как ему в течение нескольких лет на все его попытки на голландском заговорить неизменно отвечали на английском, – и промолчала.

– Просто ты наш человек!- начали они меня неожиданно заверять. У меня от такого заявления поднялись брови. Интересно, с какой же стати они так решили? Пить надо меньше, ребята! – Чего ты вообще уехала из Голландии?

Мне не хотелось их обижать подробным рассказом о том, как я себя в их стране чувствовала – в конце концов, они вроде бы нормальные ребята, мне ничего плохого не сделали, – и я сказала только, что уехала после развода, так как не хотела после этого там оставаться.

– А муж у тебя голландец был? Или русский?

– Антилец, – сказала я. И тут же увидела, как вытянулись их лица. Правда, не в мой адрес – наоборот, они начали мне горячо сочувствовать.

– А, ну тогда все понятно… Женя, бедняга (arm meisje), как же это тебя угораздило? Ведь ты же знаешь, что мы о них думаем…